Сейчас, слушая восторженный рассказ Кендалл, Гарри читал по ее синим глазам все о тех благословенных днях. Достойное, необременительное житье. Кодекс поведения и чести, запечатленный в сердцах и потому ставший крепче писаных законов.

Всему этому настал конец. Гарри и сам не знал почему, но понимал, что прошлая жизнь канула в Лету. Тяжкие предчувствия обуревали старика. Военное счастье вроде бы улыбается южанам, но… янки только что взяли Новый Орлеан. Армия конфедератов испытывает большие трудности со снабжением и страдает от недостатка оружия. Но Армстронг не хотел говорить об этом Кендалл. Она покорила сердце не только Эйми, но и его, Гарри.

Так приятно видеть ее улыбку, слышать ее беззаботный смех.

— Да-да, — пробормотал Гарри, рассеянно похлопав Кендалл по плечу. — Поможешь мне подвязать помидоры?

— Конечно, Гарри.

Армстронг направился было к грядкам, но его остановил внезапно раздавшийся в отдалении низкий, протяжный и печальный звук. Гарри оглянулся в сторону пляжа, и лицо его осветилось широкой улыбкой.

— Гарри, — растерянно спросила Кендалл. — Что это? — Старик от души расхохотался, глаза его сияли радостью:

— Это сигнал, девочка. Билли Магреттер дует в раковину на берегу.

— И что означает этот сигнал?

— Он означает, барышня, что вернулся капитан Макклейн!

— Ой!

Он вернулся! В волнении Кендалл прижала руки к горлу. Дрожь восторга и неясный страх охватили все ее существо, и она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Как она истосковалась по нему! Как она хочет его видеть! Она так страдала, так стремилась к нему… И вот он здесь. Но что ей делать? Вот так спокойно стоять и ждать, когда он придет? Или отдаться зову сердца и сломя голову броситься по тропинке к реке, а потом дальше, к устью, где река впадает в океан, и, стоя на берегу, смотреть, как Брент сходит с корабля. И кинуться к нему на шею, умирая от счастья видеть его?!

На мгновение она прикрыла глаза. А что, если он возненавидел ее? Если винит ее, и только ее, в разыгравшейся в индейском поселке трагедии? Если решил спасти ее только потому, что он истинный джентльмен-южанин, кавалер высшей пробы, неспособный оставить женщину в руках врагов?

Этот вопрос решила Эйми, которая выскочила из домика на улицу, вытирая о передник измазанные тестом руки. Миссис Армстронг так спешила, что не закрыла за собой дверь дома.

— Это что за безобразие? — шутливо набросилась она на Гарри и Кендалл. — Что вы стоите, как столбы? Надо устроить нашим мальчикам в серых мундирах достойную встречу!

Эйми пронеслась мимо Кендалл, как ураган, грудь ее бурно вздымалась. Оцепенение прошло, Кендалл бросилась следом. Тропинка между соснами показалась бесконечно длинной, сомнения терзали ее. Действительно ли так крепки узы, связывающие ее с Брентом? Может быть, они плод ее воображения, потребности видеть его? Может быть, он совсем не такой, каким его рисует память?

Сосны начали редеть, в просветах между ними показался берег. Дерн под ногами постепенно сменился темным песком. Потом исчезли деревья, уступив место густому колючему кустарнику, обрамлявшему затхлые воды реки.

Ноги вынесли Кендалл из-за кустов, и тут она остановилась, не в силах сделать больше ни шагу, боясь приблизиться к воде.

В бухте на якоре стояла «Дженни-Лин». Матросы выпрыгивали из шлюпок и, поднимая тучи брызг, плыли к берегу. Они плескались, словно дети, радостно выкрикивая боевой клич южан. Понимают ли эти люди, подумала Кендалл в это мгновение, что теперь они на какое-то время избавлены от ужасов войны. Сама она не испытывала желания разделить с этими повстанцами радость возвращения из опасного похода, потому что искала глазами только одного повстанца. Дыхание ее стало прерывистым, и не от быстрого бега, а от страшного волнения. Сердце билось так сильно, что казалось, в груди грохочут пушки. Но когда она увидела Брента, сердце ее замерло.

На нем был серый капитанский мундир, отделанный золотыми галунами, — в таком же мундире Кендалл видела его при расставании. На ногах высокие, почти до колеи сапоги, но серые форменные бриджи все-таки намокли от воды — вместе с экипажем Брент выпрыгнул из лодки довольно далеко от берега. Однако Макклейн вряд ли замечал, что промочил ноги. Он широко шагал, решительно наклонив вперед голову.

За время плавания Брент отрастил усы и бороду, которые, впрочем, аккуратно подстриженные, очень шли ему. Он, подумала Кендалл, затрепетав от любви и гордости за возлюбленного, воплощение настоящего кавалера. Воображение никогда не сможет превзойти реальность…

— Брент! О Брент!

Кендалл забыла страх, приличия — она забыла, что леди в ее положении должна выглядеть респектабельной. У нее будто выросли крылья. Она не думала больше ни о том, что на ней красивое платье, которое следовало бы поберечь, ни о невольных свидетелях. Сломя голову она бросилась навстречу Бренту, не замечая, что бежит по воде.

Макклейн наконец поднял на Кендалл свои серые глаза. Губы скривились в сухой улыбке. Он остановился, ожидая.

И когда Кендалл подбежала к нему, Брент протянул руки и, обняв ее, тесно прижал к себе. Ей хотелось плакать от радости — наконец-то она может обнять его, прижаться к его горячему, сильному телу, от которого за милю веяло мужественностью. Железные объятия Брента не причиняли ей боли, она испытывала лишь чувство умопомрачительного, опьяняющего счастья.

— О Брент! — только и смогла вымолвить она. Он отодвинул ее от себя и круто изогнул бровь:

— Ты почти заставила меня забыть, что я собирался задушить тебя.

— Задушить меня? — изумленно спросила Кендалл, буквально пожирая глазами любимые черты. Как ей хотелось ласково коснуться его лица, потрогать чувственные губы, спрятанные под каемкой усов, разгладить напряженные морщины вокруг глаз и жесткие складки у рта! Как хотелось ей погладить его брови…

— Да, мэм, именно так. Задушить, — жестко произнес Брент, и Кендалл поняла, как сильно может ранить пронзительный взгляд его глаз. — Когда я встретил коммандера Диленда…

— Трейвиса? — в ужасе выдавила из себя Кендалл. — Брент, ты ведь не убил его, правда?

Она была слишком взволнована, чтобы заметить, как Брент мгновенно напрягся и застыл на месте. Не заметила она и того, как он стиснул зубы. Но внешне он остался спокоен и только ответил:

— Нет, я не убил его. Твой друг янки жив и здоров.

— Слава Богу! — пробормотала Кендалл. Но, освободившись от объятий Брента только для того, чтобы обхватить его за шею, Кендалл неожиданно увидела Рыжую Лисицу. Он стоял за спиной Брента, лицо вождя, как всегда, было гордым и бесстрастным. Слезы брызнули из ее глаз, она отпрянула от Брента и упала на колени прямо в воду, склонившись перед Рыжей Лисицей.

— Боже милостивый, Рыжая Лисица! Я так виновата, так виновата перед тобой. Прости меня!

— Встань, Кендалл. — Вождь наклонился и поднял ее с колен. Он нежно посмотрел на нее. — Не надо просить у меня прощения за жестокость других.

— Рыжая Лисица… — Губы ее задрожали, когда она произнесла это имя. Помедлив секунду, Кендалл обняла индейца и прижалась к нему, пытаясь этим вернуть ему хотя бы часть его потери, своей печалью показать, насколько глубоко она его понимает.

Рыжая Лисица неловко обнял Кендалл и погладил по спине.

— Мы переживем это, Кендалл, — шепнул он на языке мускоги, и Кендалл потребовалось несколько секунд, чтобы мысленно перевести его слова на английский. Она отстранилась и полными слез глазами посмотрела в лицо вождя.

— Твой сын Чикола убежал в лес…

— Он жив, и сейчас находится в семье своей бабушки.

— О благодарю тебя, Господи!

Глядя в пространство через голову Кендалл, индеец ласково прижал ее к своей обнаженной груди. Брент Макклейн смотрел на них, и на какой-то момент сталь его глаз смягчилась, превратившись в легкий и зыбкий серебристый туман. Но слабость оказалась минутной, и Брент снова словно окаменел. Беспощадная стальная завеса вновь опустилась на серебристый туман. Он иронически изогнул бровь: