— Я так боялась, что ты… разлюбил меня после того, что я сделала.

— Это после того, как ты угрожала мне ножом? — мягко спросил он. — Да, я был очень раздражен, ты перехитрила меня. И ты права: тот случай сильно задел мою гордость. Но из-за этого я не смог бы разлюбить тебя. Нет такой силы, которая заставила бы меня это сделать. Я стал корить себя за эгоистичность, ведь я все время так далеко и не могу защитить тебя. — Он помолчал, ласково поглаживая Кендалл по волосам. Затем продолжил, и в голосе его уже не было нежности: — Мы сейчас в большой опасности, Кендалл. Нам предстоит еще очень долгий путь, прежде чем мы доберемся до дома.

Дом… Он имел в виду Флориду, но Кендалл не стала возражать. Чарлстон перестал быть для нее домом, как, впрочем, и Нью-Йорк. О Виксберге и говорить нечего — она сбежала туда от отчаяния.

— Как мы пойдем? — спросила она.

— На юг, через Иллинойс. Потом по границе Теннесси и Кентукки мы пройдем в Виргинию. В Кентукки сейчас янки, но население симпатизирует конфедератам, хотя риск, конечно, есть, и немалый. Идти мы будем пешком, оставляя в стороне крупные населенные пункты. Всегда помни, Кендалл, что каждый встречный может либо убить тебя, как мятежника, либо сдать военным властям.

Идти пешком… от Иллинойса до Виргинии! Шутка сказать. Кендалл никогда бы не пришло в голову, что она будет способна выдержать такой путь. Впрочем, она же никогда не думала, что покинет Кэмп-Дуглас в гробу…

— Брент…

— Мм?

— Это Трейвис помог тебе попасть в Кэмп-Дуглас? — Брент после долгого молчания сказал:

— Да. Мы выманили его из бухты Ки-Уэста, затем я бросил якорь и встретился с Трейвисом Дилендом. Я сдался ему в плен.

Кендалл почувствовала, что ее охватывает трепет. Солнце сильно пригревало, и ей стало тепло, покойно, но она была уверена, что это тепло она ощущает от ласковых прикосновений Брента и его спокойных слов.

Он бросил все — команду, судно, Конфедерацию, — чтобы только спасти ее.

— Спасибо тебе, Брент, — прошептала она, поднеся к губам сильную руку, обнимавшую ее. — Я так тебе благодарна!..

В ответ он, склонившись к её уху, тихо произнес ласковые, заветные слова.

— Я должен был прийти за тобой, — сказал он просто, — ведь я люблю тебя.

Кендалл вдруг снова расплакалась.

— О, Брент, не обнимай меня и вообще держись от меня подальше, ты подцепишь от меня вшей!

Он от души рассмеялся, и от этого смеха страхи Кендалл мгновенно растаяли.

— Кендалл, я люблю тебя даже со вшами. Перестань плакать. Мы раздобудем где-нибудь хорошее щелочное мыло, и все будет в порядке. А теперь отдыхай, любовь моя. С наступлением темноты нам придется поторопиться. Джон Мур приведет сюда половину иллинойсского ополчения, как только узнает, что произошло.

Джон… Как он далек сейчас… А ведь он едва не отнял у нее жизнь. Но теперь, несмотря на бушевавшую вокруг войну и продолжавшееся кровопролитие, Кендалл чувствовала себя вполне счастливой. Она, грязная и оборванная, лежит сейчас в северном лесу, но никогда еще солнце не казалось ей таким теплым и ярким, никогда еще не чувствовала она такого покоя просто оттого, что рядом был мужчина, обнимавший ее своими сильными и надежными руками.

Не важно, что будет с ними завтра или через пять минут — Кендалл наслаждалась настоящим… и сознанием того, что Брент поставил на карту все, чтобы быть сейчас рядом с ней.

— Кендалл?

— Что, Брент?

— Знаешь, вообще-то нашей свободой мы обязаны твоему другу Диленду.

— Я знаю это. — Она положила голову на плечо возлюбленному. — Брент, если эта война когда-нибудь кончится, я бы хотела, чтобы ты тоже стал его другом.

— Война обязательно кончится, Кендалл, а теперь спи. — Кендалл закрыла глаза. Она хотела так много ему сказать — что очень переживает по поводу его отца, что очень рада выздоровлению Стерлинга и его спасению. Она хотела бы разузнать об Эйми и Гарольде, о Рыжей Лисице, семинолах и микасуки. Но она смертельно устала, а ведь силы нужны, чтобы быстро идти ночью, чтобы избежать ловушек, которые расставит на их пути Джон.

У них с Брентом еще будет время поговорить. Когда-нибудь настанет день, когда она снова обретет способность мечтать — о том времени, когда она очистится телесно и духовно и снова сможет любить Брента как прежде.

Ну а сейчас она может отдохнуть от тягот войны в объятиях Брента, под сенью его любви.

Брент не давал своим людям никаких поблажек. Его поход мог бы сделать честь любому генералу Конфедерации. Для того чтобы оставить позади Иллинойс, оплот янки, им надо было делать в сутки не меньше двадцати миль.

Кендалл не представляла, что штат может быть таким большим. Они шли, шли и шли, отмеряли мили ночью, отдыхали днем, но пейзаж вокруг них не менялся. Правда, шли они не прямо. Маршрут был замысловатый, извилистый, оставлял в стороне города и поселки. Иногда им приходилось делать немалый крюк, чтобы обойти какую-нибудь Богом забытую ферму.

Каждое утро, как только занимался рассвет, Кендалл чувствовала себя настолько измученной, что тут же падала, забываясь глубоким, без видений сном. Брент очень тревожился за здоровье своих людей, но обстоятельства требовали быстрого и безостановочного продвижения вперед.

Пока никто не сломался. С каждым днем мышцы бывших узников наливались новой силой. Правда, еда оставляла желать лучшего. Несмотря на богатый урожай, созревавший на полях, беглецы редко отваживались им поживиться, а для охоты у них не было подходящего снаряжения. Бренту пришлось вспомнить уроки, которые в юности преподал ему Рыжая Лисица. Капитан смастерил из веток деревьев и кремней лук и стрелы, а все его люди были отличными стрелками, так что мясо иногда попадало в котел, хотя готовить пищу приходилось с великими предосторожностями. Все это было лучше, чем тюремный рацион, но спать они все же ложились голодными.

Многочисленные ручьи помогали им не страдать от жажды — воды было достаточно. Но для Кендалл самой большой роскошью и удовольствием было купание, хотя вид собственной наготы приводил ее в ужас — она была худа, как палка. Как хорошо, что они возвращаются домой не одни! Ей было бы просто страшно показаться на глаза Бренту в таком неприглядном виде. Когда она купалась, поблизости всегда находились либо Стерлинг, либо Бью, и Кендалл была очень благодарна Бренту, что он в это время находил для себя другие занятия. Между ними возникли странные отношения, которые и помогли перенести тяготы похода, — они были друзьями, но не любовниками. По ночам разговаривать было некогда, но спали они с Брентом, крепко обнявшись.

Иногда Кендалл начинала бояться его долготерпения. Брент выглядел таким же здоровым и сильным, как всегда. Его могучее тело привыкло к тяжелым нагрузкам. Проходили неделя за неделей, Брент немного похудел, но от этого стал только сильнее и жилистее. От него исходили страсть, желание, бьющая через край жизненная сила…

Все это только усиливало страх Кендалл. Нет, Брент был таким нежным и предупредительным, каким никогда не был суровый капитан Макклейн. Но именно его доброта и пугала ее больше всего. Ей претила жалость. Она хотела жгучей страсти, но боялась, что в ней навсегда умер порыв к такой любви. Война оставила шрамы в ее душе и на сердце.

Они покинули Иллинойс только с наступлением осени. В тот октябрьский день, когда группа пересекла границу Иллинойса и Кентукки, устроили шумный праздник. Бью и его однополчане разразились громкими воинственными кликами повстанцев. Стерлингу пришлось напомнить им, что хотя в Кентукки, несомненно, живут подлинные конфедераты, штат все-таки находится в руках янки.

Брент не принимал участия в общем веселье. Прислонившись к дереву, он благосклонно, как король, взирал на веселящихся солдат.

— Джентльмены, приберегите свой пыл до Теннесси, — спокойно произнес он, наконец. — Если мы пойдем в прежнем темпе, то скоро будем там.

Но слова командира не смогли остудить радость измученных Долгим походом сердец. Люди радовались хотя бы тому, что, наконец ,покинули проклятый Иллинойс. Это была их победа, потому что бывшие узники понимали: янки прочесали весь штат в попытках найти сбежавших пленных.