В это время «Ицукусима» уже подожгла «Джигит» и совместно с подошедшей «Мацусимой» принялась за батарею. Ее артиллеристы продолжали бдительно наблюдать за обстановкой. То, что русские способны на любой сюрприз, они уже поняли, но то, что произошло дальше, не ожидали даже они. Полузатопленный катер «Победы» уже списали со счетов, и как оказалось зря. Командовавший им мичман Ренгартен был оглушен, но жив. Придя в себя, он обнаружил, что хотя его суденышко и полузатоплено, но минный аппарат еще цел, а вражеский крейсер, на который они шли в атаку, сам подошел на минный выстрел. Прицел был сбит, да и зрение после контузии никак не приходило в норму, но мичман, решив, что другого случая все равно не представится, дернул рычаг. Каким-то невероятным чудом вышибной заряд оказался не замочен и громко бухнув, выбил мину из аппарата. Сигарообразное тело выскользнуло из лотка и подобно хищной акуле заскользило к своей жертве. Японские моряки, заметив пенистый след, снова воззвали к своей праматери, но Аматерасу, как видно решила, что достаточно сделала для потомков и больше не вмешивалась. Мина неумолимо шла к крейсеру и, коснувшись левого борта напротив барбета единственного монструозного орудия, с грохотом разорвалась, подняв огромный столб воды. Раненый крейсер вздрогнул всем телом, и в его разорванный взрывом борт хлынула студеная враждебная человеку вода.

Даже стоящие на больших кораблях мины, не всегда способны с одного удара отправить на дно крейсер или броненосец, что уж тут говорить об оружии маленьких катеров. Полученная пробоина была, конечно, серьезным ударом для «Ицукусимы», но отнюдь не смертельным. Водонепроницаемые переборки не были разрушены и, хотя поврежденный отсек принял не менее трехсот тонн забортной воды, дальнейшего ее распространения можно было не опасаться. Впрочем, вести бой с береговой батареей, имея подводную пробоину, тоже было не самым умным делом и командир крейсера капитан первого ранга Нарт с разрешения адмирала, приказал дать задний ход. Пятясь, японский флагман отступил и это, наверное, спасло жизнь нашему герою. Артиллеристы «Ицукусимы» были полны решимости не допустить повторной атаки и открыли плотную, хотя и беспорядочную стрельбу. И хотя большинство выпущенных ими снарядов лишь бесцельно взбаламутили воду в бухте, катер великого князя пару раз едва не перевернуло поднятыми ими волнами. Догнать уходящего противника на древней посудине, нечего было и думать, и потому Алеша решил сосредоточиться на спасении кого еще можно. Подойдя к полузатонувшему, но, тем не менее, удачно отстрелявшемуся, суденышку с «Победы» они подняли на борт едва живого Ренгартена и еще двоих чудом уцелевших матросов.

— Ваше скобродие, — обратился к командиру, один из пошедших в ним добровольцев. — А давайте возьмем катер на буксир?

— Не дотащим, — нерешительно ответил великий князь.

— Авось дотащим!

— Ну, хорошо…

Между тем японцы, будто испугавшись отчаянного сопротивления русских моряков, оставили в покое дымящийся порт и двинулись прочь. Как позже выяснилось, посланные великим князем солдаты и железнодорожники достигнув Порт-Артура, подняли тревогу. Поняв, что происходит Макаров, поднял свой флаг на «Баяне» лично повел на выручку Дальнего крейсера и миноносцы. Для вражеских дозорных, выход русских кораблей не остался не замеченным, но столь стремительного броска они явно не ожидали. Через два часа полного хода четверка быстроходных крейсеров была перед входом в Талиенваньский залив и разогнав огнем японские номерные миноносцы, заняли позицию у прохода в минных полях.

Адмирал Катаока оказался в сложной ситуации: его флагман был подбит, а броненосец имел недействующую артиллерию главного калибра. Единственный достоверно известный ему проход в минном поле был надежно перекрыт «Баяном» и «Аскольдом». В принципе, возможность подхода русских крейсеров рассматривалась при планировании операции, и для ее парирования рядом был сосредоточен шестой боевой отряд Того-младшего, но вот того что они подойдут все, японцы просто не ожидали. Ни один из входящих в шестой отряд легких крейсеров не был достойным противником даже для богинь, и теперь они отходили преследуемые по пятам «Новиком», «Боярином» и миноносцами. Впрочем, отступать им пришлось недолго. От Элиотов им навстречу шли «собачки» адмирала Дева, поддерживаемые «Асамой», и теперь русским пришлось развернуться и уходить.

Тем временем «Баян» лениво перестреливался с «Хасидате» и «Мацусимой» через минное поле. Обе его восьмидюймовки были куда скорострельнее монструозных японских пушек и перешедший на «Мацусиму» Катаока чувствовал себя неуютно. Впрочем, после недолгой перестрелки русские крейсера вдруг дали полный ход и отбежали в сторону, освободив своему противнику проход. Было видно, что они ведут огонь по подходящим японским кораблям и адмирал решил что пора.

Первым вперед двинулся «Чин-Иен», артиллеристам которого наконец-то удалось ввести в строй одну из башен главного калибра. Следом за ним шел «Мацусима», «Хасидате» и имевший заметный крен на правый борт «Ицукусима». Чуть отставая от них, шел обгоревший «Фусо» и оставшийся невредимым «Сайен». Увы, уйти без потерь им не судилось. То ли поврежденная «Ицукусима» слишком отклонилась от курса, то ли какую-то шальную мину сорвало с минрепа, но когда казалось, что опасность уже миновала, взрыв грянул у левого борта японского крейсера, как раз напротив пробоины, оставленной миной с русского катера. На этот раз легко отделаться у японцев не получилось. Вода, хлынувшая внутрь корабля, быстро достигла котельного отделения, и загасила топки, лишив разом поврежденный корабль хода. Трюмные механики еще какое-то время продолжали борьбу за живучесть, но повреждения оказались слишком значительными и бывший флагман третьей эскадры стремительно погрузился в воду прямо посреди прохода в минном поле. Глубина здесь была невелика, так что единственная мачта крейсера оставалась торчать из воды, и на нее торопливо карабкались немногие не успевшие попасть в шлюпки.

— Докладывайте, Алексей Михайлович, — обратился Макаров к великому князю, на собранном им тем же вечером совещании.

Алеша решительно поднялся с места, чем едва не вызвал смешки у присутствующих. Так уж случилось, что, уже вернувшись на берег, он оступился и крайне неудачно упал. Серьезных травм, впрочем, избежать удалось, но скулу великого князя теперь украшал дивно отсвечивающий перламутром синяк. Задержись он дома, верный Прохор или Кейко возможно нашли бы способ скрыть его под пудрой или каким другим косметическим средством, но, увы, Алеша переодевшись тут же отправился на эскадру.

— Портовые устройства, мастерские, доки и стоящие в них миноносцы значительного ущерба не понесли, — начал он. — Огнем противника поврежден один плавкран и потоплено две портовые шаланды. На батареях ранено восемь человек нижних чинов и вышло из строя одно орудие. В городе разрушено несколько зданий и погибло трое и ранено шестеро обывателей. Среди рабочих КВЖД потерь нет, если не считать трех контуженых. Потеряно два катера из четырех, один впрочем, можно отремонтировать. В мастерских сейчас этим занимаются. Один экипаж потерян полностью, из второго удалось спасти мичмана Ренгартена и двоих нижних чинов.

— Что у вас, — обратился Макаров к Шельтингу сидевшему рядом с Алешей с перевязанной головой.

— «Бобр» и «Разбойник» погибли, — глухим голосом начал тот, — «Джигит» получил серьезные повреждения и восстанавливать его, особого смысла нет. Потери восемь офицеров, включая капитана второго ранга Киткина, и сорок шесть нижних чинов.

— Каковы потери японцев?

— Береговые наблюдатели утверждают, что при взрыве на мине погиб «Ицукусима». На «Чин-Иене» не действовали обе башни, а на «Фусо» бушевал пожар.

— Плохо, господа! — Подытожил Макаров, — мы безвозвратно потеряли три корабля, а японцы один.

— Все же, Степан Осипович, — попробовал возразить Ухтомский, — боевая ценность японского крейсера куда выше, чем всех наших старичков.