— Все, что сделано, к лучшему, Хаману. Все к лучшему, даже то, что было сделано много лет назад…

Борсу не слишком понравилось внезапное появление другого Доблестного Воина за линией осады Кемалока. Палач-Дварфов обрушил серию псионических атак на своего завернутого в иллюзию посетителя. Хаману отразил все, что обрушилось на него, не отвечая ударом на удары.

После короткого затишья, одинокая человеческая фигура вышла из лагеря осаждающих. Сегодняшний день был не самым лучшим временем для встречи с другим Доблестным Воином. Борс ясно дал это понять с самого начала.

Как объяснил Борс, десять дней назад он сразился в успешном, хотя и не решающем сражении с армией дварфов здесь, в Кемалоке. И он нанес их королю, Ркарду, смертельную рану — по меньшей мере Борс думал, что она была смертельной. Впрочем, Борс был не уверен. Добрая половина его злости проистекала именно из-за этого. Меч, которым Борс сражался в битве, был зачарованным. Раджаат дал его ему в тот самый день, когда сделал его тринадцатым Доблестным Воином. По идее любая рана от этого меча была смертельная для дварфов — и он воткнул его в Ркарда — но проклятому дварфу повезло.

Своим топором он ударил Палача-Дварфов так, что вырвал кусок мяса из его плеча. Обычного смертного такой удар рассек бы пополам, но даже Борсу пришлось несладко: он был потрясен, неспособен удержать меч в руках и упал, потеряв сознание. Его офицеры на руках вытащили его с поля боя, оставив меч в волосатой груди дварфа. Борс признался, что придя в себя он в ярости убил трех своих лучших людей, прежде сумел совладать с собственным гневом. Его собственной жизни не грозило ничего, но потеря меча была невосполнима.

Хаману терпеливо выслушал рассказ Палача-Дварфов и мудро не упомянул, что его собственная победа над троллями не зависела ни от какого волшебного оружия. Он подождал, пока другой Доблестный Воин не успокоился и не задал очевидный вопрос.

— Что случилось? Что ты хочешь? Кто послал тебя? Почему ты здесь? — выпалил Борс.

— Раджаат пришел ко мне в Урик.

— Это моя война, Сжигатель-Троллей, и я скоро завершу ее. Никто не должен вмешиваться в мое дело, в мое убийство. Если Раджаат что-то там прошептал тебе на ухо, это твоя проблема, не моя.

— Нет, — возразил Хаману. Он открыл свое сознание, чтобы показать свою встречу с их общим создателем, но Борс защитился от вторжения чужих мыслей. — Он сказал мне, чтобы я закончил твою войну…

— Никогда, — прорычал Борс и быстро сотворил еще одно заклинание. — Я предупреждаю тебя.

— и начал другую Очищающую Войну, на этот раз против самого человечества.

Тонкий как игла луч оранжевого цвета ударил из ладони Палача-Дварфов прямо в живот Хаману. Поднялись клубы маслянистого дыма, но Хаману тут же отклонил луч, подставив под него свою ладонь. Упав на землю, оранжевый луч прожег линию не меньше ста шагов в длину на и так заваленной пеплом и золой земле.

— Он показал мне, как это должно быть сделано, — сказал Король-Лев, — и дал мне предвкушение смерти человечества.

— Мы можем убивать кого угодно, — устало сказал Борс, как если бы он объяснял очевидные вещи ребенку-недоумку. — Убей всех в Урике, если тебе так хочется, но держись подальше от моих проклятых дварфов, и знай: если ты затеешь войну с человечеством, тебе придется сражаться со мной.

— Я выиграю.

— Когда мекилоты полетят, Хаману. Ты последний, и самый слабый. Ты, может быть, истребил троллей, но только потому, что они и так были уже на грани, когда Мирон потерял свой огонь. У тебя нет ни ума ни силы, чтобы сражаться с любым из нас. Возвращайся в Урик. И, кстати, будь поосторожнее — я слышал, что ты принимаешь полукровок. Только дай убежище хотя бы одному дварфу, и я нападу на тебя.

— Забудь о дварфах, — посоветовал Хаману. — Лучше подумай о том, что будет после победы. Что он пообещал тебе?

— Новое человеческое королевство в новом человеческом мире, чистом мире, без дварфов и прочих червяков, возникших в Возрождение. Я буду править в Эбе — или здесь, в Кемалоке — поке не отвоюю Тир у старого Калака. А потом, кто знает? Мы вовсе не должны быть врагами, Хаману. Мне кажется, что сейчас все это вполне реально.

— Мне казалось, что ты умнее. Я думал, что ты знаешь его получше, а ты веришь ему.

— Если бы Раджаат мог сам вычистить мир, никого бы из нас не было. Он Принесший-Войну, но не воин и не генерал на поле боя. Первый волшебник, но не король-волшебник. Он нуждается в нас больше, чем мы в нем.

— А ты смотрел на себя, Борс? — Хаману сбросил с себя иллюзию. Он был уже вдвое выше обычного человека. Челюсти увеличились, из них торчало множество похожих на клыки зубов, нос превратился в костяной гребень, который даже немного мешал зрению. Тот же самый гребень продолжался через уменьшившиеся лоб и череп. Похожие превращения произошли в каждой части его тела.

Сосредоточенный на том, что, как он надеялся, станет последней битвой человечества с Возродившимися дварфами, Борс вовсе не горел желанием говорить о чем бы то ни было с тем, который больше не был человеком. Бросив кусок ткани на землю, чтобы придать нужную форму заклинанию, Борс попытался снова надеть на Хаману привычную черноволосую и рыжевато-коричневую иллюзию.

— А теперь вон! — прорычал Палач-Дварфов из Эбе своим собственным голосом.

Хаману стряхнул с себя заклинание. С сотнями человеческих смертей, которые он все еще ощущал на своем драконьем языке, и насмешками Виндривера, все еще звенящих в его ухе, он умолял Борса, опять открыв свое сознание: — Дай мне показать тебе…

— Я видел достаточно.

Потеряв терпение и поняв, что спокойные уговоры — противные его природе — не приведут ни к чему, Хаману широко развел руки. Борс приготовил другое заклинание, но прежде, чем он успел применить его, Хаману выпустил на него свое заклинание. Воздух между худым королем Урика и белокурым человеком полыхнул ярчайшей вспышкой, когда Хаману обнаружил умирающих ветеранов, чью жизненную энергию Борс использовал для своего заклинания. Он аннигилировал их, тем способом, который ему показал Раджаат, и Борс почувствовал эхо их смертей. Когда свет погас, Палач-Дварфов стоял, держась рукой за грудь, а в его армии завывали гонги, подавая сигнал «опасность».

С рукой, все еще прижатой к сердцу, Борс отвернулся от Хаману и взглянул на свой встревоженный лагерь. — Я чувствовал, как они умирают и не мог остановить это. Если бы я попытался, ты бы выпил мою жизненную сущность, тоже. — Он опустил руку и повернулся к Хаману. — Что же ты такое?

— Последний Доблестный Воин Раджаата: Сжигатель-Троллей. Аннигилятор всего человечества. Я выиграю, — повторил Хаману свое более раннее утверждение. — Если начну войну. А если я не начну, он сделает другого, который начнет.

— Черная Линза? Ты делаешь это с ее помощью? Ты связан с ней как-то иначе, чем мы все?

— Я не спрашивал, а сам он меня не просветил. Может быть это Линза. Иногда я думаю, что это солнце. Это было во мне с самого начала, но до сегодняшнего дня я не знал, как использовать это.

Хаману в третий раз открыл свое сознание, и на этот раз Борс увидел, как Раджаат посещает Урик: сотни людей, аннигилированных в одно мгновение, с одним вздохом. От них не осталось ничего, даже пятнышка сажи или пепла на дворцовых полах.

Борс начал ругаться так, как ругаются ветераны: от всего сердца и совершенно бессильно.

Хаману прервал его. — Он сказал, что человечество должно быть вычищено, потому что мы все деформированы, испорчены. Он хочет вернуть очищенный Атхас халфлингам. Он сказал, что этот мир принадлежит им, не нам.

— Он безумен.

— Да-а, а потом он скорее всего вычистит и халфлингов, тоже. Единственный вопрос, который стоит того, чтобы его задать, можем ли мы остановить его? Я могу сопротивляться ему, неподчиняться ему, но я не могу остановить его, по меньшей мере в одиночку. Вот если бы мы все вместе напали на него…

— Ты то выживешь, — быстро ответил Борс, застарелое недоверие вспыхнуло в его глазах. — Ты будешь лежать и ждать, пока не останешься последним.