И чем Марк. Но с Марком они виделись только в Эйдосе. А в последние дни Ева и вовсе не знала, что о нем думать.

Поэтому, когда Вернер произнес имя Джессики, Ева напряглась.

– Джесс-то тут причем? Её зачем впутывать в эту историю? Я даже не рассказывала ей про то, что… Ну, про свои новые способности.

– Выходит, ты не всем с ней делишься? – негромко и как-то вкрадчиво спросил Марк.

– Когда как. Но про всю эту жуть со взломом виртов ей, по-моему, знать не обязательно. Не хочу впутывать её в это.

– А как давно ты её знаешь? – спросил Вернер.

– Мы познакомились в академии. Почти сразу после начала обучения. То есть… года четыре назад.

– А как именно познакомились, можешь припомнить?

Ева задумалась.

– Наверное, во время каких-то совместных семинаров…. Я не помню.

– Ева, это важно, – вмешался Марк. – Попробуй вспомнить точнее. Ваша первая встреча. Где. Когда.

Ева поморщилась и долго молчала, потирая висок. Снова жутко разболелась голова, и сложно было сосредоточиться.

– Слушайте, я не помню! – наконец, раздраженно ответила она. – Какое это вообще имеет значение?

– Я обещал тебе показать кое-что, когда мы приедем. Я это снял в академии. Поспрашивал немного местных ребят. Твоих соседей по кампусу, например.

Вернер вывел на экран двухмерное изображение – видео, снятое, похоже, скрытой камерой, расположенной где-то на уровне груди. Незнакомый светловолосый парень, задумчиво разглядывая продолговатую карточку, что-то говорил. Звук появился чуть позднее, постепенно нарастая.

– …кажется, в седьмом секторе. Я никогда не бывал у неё в комнате. Мы пересекались обычно в кафе или на занятиях.

– Что можешь про неё сказать?

Голос за кадром принадлежал Вернеру.

Парень пожал плечами.

– Странноватая. Перепады настроения постоянные. Кажется, Ник Дикинсон к ней пытался подкатывать одно время. Потом бросил.

– Почему?

– Говорю же – больная на всю голову. Ещё и заучка. Её даже преподы недолюбливали. Слишком много о себе воображала.

– А соседка её по комнате? Ева Андерсон?

Парень снова пожал плечами.

– Не знаю. Вам правда надо у Ника спросить. Попробуйте его в спортзале поискать. Или возле фонтана в четвертом секторе. Он обычно там тусуется в это время.

Кадр сменился – на экране появились две девушки в ярких футболках. Ту, что справа, Ева, кажется, даже знала. Худенькая, с короткой стрижкой и смешным акцентом. То ли Мари, то ли Мишель.

– Джессика? Не, мы с ней не общаемся.

– Чего так?

– Ну, она…

Мишель-Мари продемонстрировала витиеватый жест в районе виска, и обе девушки рассмеялись.

Ева со злостью взглянула на Вернера.

– И зачем всё это? Думаете, мне приятно смотреть, как всякие идиотки оскорбляют мою подругу?

– Смотри дальше, – невозмутимо отозвался Алекс.

На экране появился бледный парень в белой толстовке с кроваво-красным принтом. Его лицо показалось Еве знакомым и почему-то вызвало смутное беспокойство.

Парень задумчиво повертел в руках фотографию.

– Да, я её знаю. А вы кто такой? Почему спрашиваете о ней?

– Небольшое расследование.

– Она что-то натворила?

– С чего ты взял?

– Ну… Я был бы не удивлен.

– Так что можешь рассказать о ней? Мне сказали, что вы с ней встречались одно время.

– Да… Можно и так сказать. Пару лет назад. Но это так, несерьёзно… Целовались несколько раз. А попробовал дальше пойти – она… Ну, поссорились мы, в общем. Она хорошая, но на неё накатывает иногда. Слишком замкнута. Такое ощущение, что что-то скрывает.

– Что, например?

Парень задумался.

– Что-то из своего прошлого. Мне кажется, Джессика – это даже не настоящее её имя. Я как-то пробовал разыскать её досье в базе академии. И не нашёл.

– Да бред какой-то! – фыркнула Ева, отворачиваясь от экрана. – Вы хотите сказать, что она самозванка? Да ей бы место в кампусе не выделили, если бы она не была студенткой академии!

– Ты права, – кивнул Вернер. – Парень просто искал не то имя.

Он повернулся в сторону экрана. Парень вернул фотографию, и та на пару мгновений попала в кадр. Вернер, щелкнув кнопкой на пульте, остановил видео.

Короткая ассиметричная стрижка. Рыжие волосы. Голубые глаза. Щедрая россыпь веснушек на бледном, осунувшемся лице.

В кабинете повисла вязкая, гнетущая тишина. Стали слышны щелчки какого-то механизма с круглым циферблатом, стоявшего на полке справа от Евы. Еще сильнее разболелась голова – до тошноты, до звона в ушах.

– Что это? – выдавила, наконец, Ева, оторвав взгляд от экрана.

Вернер вместо ответа достал из нагрудного кармана светлый прямоугольник и развернул его к Еве.

Та самая фотография. Её фотография.

– Ева…

На экране снова появилось лицо Марка.

– Ева, ты только не нервничай. Пойми, пока ты сама не осознаешь…

Фраза «ты только не нервничай» – лучший способ вывести человека из себя.

– Что я должна осознать?! Вы мне что доказать-то пытаетесь? Что Джессика…

– Нет никакой Джессики, – перебил её Вернер.

Говорил он негромко, но Еве показалось, что каждое его слово раскаленным клеймом впечатывается в мозг. Она вскочила с кресла, и пол качнулся под её ногами. Комната показалась ей мыльным пузырем – стены выгнулись, помутнели. Одно неосторожное движение – и реальность вокруг лопнет, рассыплется в мелкие брызги, а она провалится в невообразимую бездну.

– Ева? Ты меня слышишь?

Голос Марка доносился будто бы издалека, но его лицо на экране Ева видела четко. На какое-то время для неё все исчезло, кроме этого лица.

– Ева, пожалуйста, послушай, что говорит Алекс. Тебе нужна помощь! Это одна из причин, почему он привез тебя в Ричмонд. Совсем рядом с нашим офисом – отличная клиника…

– Я! Не сумасшедшая! – закричала Ева, и сама сморщилась от своего крика. Головная боль стала просто невыносима – череп будто обхватили затягивающимся стальным обручем, который давил все сильнее.

– Мы этого и не говорим, – терпеливо, как ребенку, ответил Марк. – Но тебе надо во всем разобраться. Мы не нашли никаких доказательств того, что Джессика реально существует…

– Да я с ней разговаривала десять минут назад!

– По голосовой связи?

– Да!

– Десять последних вызовов записываются, – вмешался Вернер. – Дашь послушать запись вашего разговора?

Ева опустилась в кресло.

– Дайте моему НКИ доступ к вашей медиасистеме.

– Открыт.

– Оператор. Запись последнего сеанса голосовой связи.

– Марк Кинтана. Тридцатое мая, девять пятьдесят семь. Продолжительность…

– Нет, нет! – почти закричала Ева. – Я сказала – последнего сеанса!

– Марк Кинтана. Тридцатое мая… – тем же ровным тоном повторил оператор. У искусственного интеллекта – океан терпения.

– Да нет же! Голосовой вызов. Джессика Пак.

– Запись отсутствует.

– Почему?! Выведи на экран таблицу исходящих вызовов!

На верхней строчке таблицы чернела надпись «Джессика Пак». Но в колонке продолжительности звонка стояли нули.

Ева помотала головой, пытаясь избавиться от кошмара.

– Это… Это какой-то розыгрыш?!

– А похоже? – спросил Вернер. Взгляда его из-под темных очков не было видно, но Ева была уверена, что в нём – ни тени жалости. Но, как ни странно, это задевало её куда меньше, чем выражение лица Марка. Тот смотрел на неё с плохо скрываемым отчаянием.

– Вот что…

Она поднялась с кресла и, борясь с головокружением, оперлась рукой о стол.

– Я не знаю, что вы задумали. Но я не верю ни одному вашему слову!

– Отрицание и гнев – это нормальная реакция… – начал Марк.

Ева, подхватив со стола какую-то увесистую статуэтку, запустила ей в экран. От удара тот покрылся паутиной трещин. Сама статуэтка отлетела в сторону, загремела по полу.

– Эта хрень, между прочим, пару тысяч кредитов стоит, – невозмутимо прокомментировал Вернер.

– Да мне плевать! – рявкнула Ева и ухватилась за бутылку с его стола.