Иногда недовольство Хабаровым выходило наружу. Промышленники жаловались на него в своих челобитных. Однако не в интересах Францбекова было делать эти челобитные достоянием московского начальства, и он всячески старался попридержать их, не дав им дальнейшего хода. Всё же некоторые ретивые челобитчики ухитрялись направлять свои жалобы в Москву, в Сибирский приказ, в обход Якутска. Так, промышленный человек Воропаев жаловался на Ерофея Павловича, что он две трети соболей, добытых его отрядом, взял себе. Воеводу такое положение дел вполне устраивало, поскольку большая доля добытой пушнины поступала в его руки в порядке погашения долга.

Весь зимний период 1650—1651 годов шла интенсивная добыча мягкой рухляди, в первую очередь соболя. Охотничий сезон подходил к концу в марте-апреле. Промысловики целыми ватагами и по одиночке возвращались с окрестных сопок и тайги в зимнее становище. Одним из первых возвратился с товарищами Никифор Хабаров. Вручил брату его долю добычи и сказал:

   — Прими образец. Посмотри, каков соболь, подивись. Получше того, что мы с тобой добывали на Лене и на Киренге.

   — Вот и воевода, чтоб ему было неладно, говорил то же самое. Мол, амурский соболь отменный.

   — Рассчитался ли с долгами воеводе?

   — Конца-краю не видно моим долгам. Закабалил меня аспид окаянный, связал долговыми путами по рукам и ногам.

Ерофей Павлович, пользуясь тем, что свидетелей их разговора не было, нещадно ругал и поносил Францбекова. Самыми мягкими словами, сказанными в его адрес, были «кровопивец» и «аспид».

Дмитрий Андреевич тем временем умел польстить Хабарову, подчеркнуть свой интерес к его промыслу, заботу о нём. Князькам приамурских племён предписывалось всячески оберегать русских промысловиков и торговых людей и «изобижать их не велеть». Ерофею Павловичу было наказано довести сие предписание воеводы до сведения даурских князьков. А на самом деле Францбеков стремился припугнуть князьков, сделать их покорными.

Вслед за Никифором возвращались с промыслов другие промысловики с обильной добычей. Каждый из них был обязан одну десятую долю добычи сдавать в казну в качестве государевой пошлины. Две трети добычи составляла доля Хабарова как организатора экспедиции. Доля промысловиков, таким образом, была невелика, поэтому люди роптали, открыто выражали своё недовольство. Ерофей Павлович мог опасаться, что это недовольство когда-нибудь прорвётся наружу и обернётся открытым бунтом и неповиновением.

В зимний период Хабаров не терял времени, расспрашивал через толмача дауров и их соседей тунгусов, собирая сведения о приамурских народах, в том числе и о тех, с которыми ему ещё не довелось общаться.

В районе реки Шилки большим влиянием пользовался тунгусский князёк Гантимур. Считаясь с его влиянием, Ерофей Павлович приложил немалые усилия, чтобы склонить Гантимура к принятию русского подданства и уплате ясака, и в конце концов этой цели при посредничестве Гантимурова родича Тыгичея удалось достичь. Гантимур через Тыгичея сообщил Хабарову, что готов жить с русскими в мире и выплачивать им ясак. Так же поступили и люди его улуса. Уступчивость Гантимура нетрудно объяснить: в русских он видел защитников от грабительских набегов маньчжур.

Вскоре в Забайкалье и на Шилке появились русские казачьи отряды, пришедшие сюда из Енисейска. С Гантимуром были оформлены ясачные отношения. Он вызывал своим безукоризненным поведением полное доверие русских, и поэтому от него не стали требовать аманатов-заложников.

Хабаров из рассказов Пояркова знал о жителях нижнего Амура натках (нанайцы) и гиляках (современные нивхи) и постарался уточнить эти сведения. Так, он выяснил, что основу хозяйства натков и гиляков составлял рыболовство и в меньшей степени охота. Сведений о земледелии у этих народов Хабарову не удалось получить. В образе жизни этих приамурских народов не обнаруживалось китайского или маньчжурского влияния. Лишь изредка к ним наведывались китайские торговцы, привозя ткани, украшения, кухонную утварь и другие товары.

В связи с наступлением маньчжуров на Китай и без того редкие появления китайских торговцев на Амуре вовсе прекратились. Их место заняли русские промысловики, обменивавшие у приамурских народов на пушнину ножи, топоры, котлы, бисер. Хабаров располагал сведениями, что натки и гиляки, будучи независимыми, никому ясака не платили.

— Многие дауры, слава Богу, приведены нами под государеву руку, — делился мыслями Ерофей Павлович со своим ближайшим окружением. — Теперь мы должны отправиться в плавание вниз по Амуру. Перед нами будет много племён, кои ещё не объясачены, не признают ничьей власти. Придётся нам с вами потрудиться в поте лица.

Эти слова услышали сослуживцы Хабарова, готовые к походу. На время даже прекратили роптать недовольные, и обстановка в отряде изменилась в пользу предводителя.

Ещё из расспросов местных жителей Хабаров узнал, что Приамурье богато не только пушным зверем, но и рудой. Здесь залегали железная руда, свинец, серебро. Поговаривали и о золотых россыпях, встречавшихся в некоторых местностях. По просьбе Ерофея Павловича дауры и тунгусы приносили ему слитки, выплавленные из обнаруженной в земле руды. Хабаров поинтересовался, откуда они берут руду, местные жители ответили, что если добираться от Албазина по воде, а потом преодолеть гористый участок суши, дорога до нужного места займёт всего одну-две недели. Речь шла о забайкальском месторождении свинца, олова и серебра. На рубеже XVII—XVIII веков это месторождение было обнаружено и освоено, получив название Нерчинских рудников. А в конце XVII века в районе рек Зеи и Селенджи началась разработка месторождений железной руды.

Помня наказ Францбекова, Хабаров решил собрать сведения о хане Богдое, чтобы в дальнейшем установить с ним контакт и попытаться склонить к русскому подданству. О Богдое (или Барбое) сообщал и Поярков. Ерофей Павлович стремился расспросить тех дауров, которые побывали в маньчжурском плену, видали чужие земли. Он беседовал с князцами Лавкаем и Шилгинеем, которые, вполне вероятно, могли там оказаться, когда выкупали Моголчак, захваченную в полон.

С помощью толмача Ерофей Павлович выяснил у даурских князьков, что ни о каком хане Богдое они никогда и ничего не слышали. Однако есть Богдойская земля, и лежит она к югу от Амура, а правит там Алан Батур, которого иногда называют Шамшаканом. Это один и тот же человек, у которого несколько имён. Хабарову удалось поговорить с одним китайским торговцем, человеком осведомлённым и утверждавшим, что Богдоя как лица реального не существует. Ерофей Павлович тоже пришёл к убеждению, что Богдой придуман, и на самом деле такого правителя нет.

Даурским князькам имя Шамшакана внушало страх. О нём говорили как о жестоком и воинственном предводителе, располагавшем большим войском с «огненным боем». По сведениям, собранным Хабаровым от собеседников, Шамшакан правил в богатой стране, которая славилась своими серебряными рудниками. Среди его подданных можно было встретить искусных мастеров: ювелиров, чеканщиков, изготовлявших красивые украшения с драгоценными камнями, а также умельцев украшать ткани причудливой росписью.

Слово «Маньчжурия» применительно к стране в XVII веке ещё не бытовало среди русских. В те времена эту страну называли Богдоевой землёй. Её главным городом был Нингут, расположенный на реке Науне, одном из притоков Сунгари, относящихся к главным амурским притокам. О Нингуте Хабаров смог составить представление по рассказам бывавших там людей, описывающих город с каменными стенами и башнями, внушительными домами, охраняемый множеством вооружённых солдат.

Собрав совет ближайших помощников, казачью верхушку промысловиков, Хабаров повёл речь:

   — Велик сей край. И население его обильно. И сколько сил потребно, чтоб убедить этих людей вступить под государеву руку. Многие, яко дети неразумные, выгоды своей не видят в российском подданстве. Мы — покровители и защитники народов здешних — супротив воинственных обитателей Богдоевой земли. Мало ли бед видели дауры и другие люди Приамурья от набегов, грабежей богдоевцев...