Интересно, была бы она столь откровенна, если б уже не сажала меня мысленно в дроги Жнеца?

— Да и я вовсе не о крови, — она лениво скинула туфлю и, уперев пятку в колено, принялась нарочито медленно растирать стопу. — А о том, как доставить и получить удовольствие. Вы что, совсем ничего об этом не знаете? Не слышали перешептывания служанок по углам? И картинки не видели? Ну, уж случку собак-то заставали?

Рука зачесалась влепить ей пощечину за снисходительность тона. Теперь она смотрела чуть свысока, словно презирая меня за незнание.

К снисходительному тону прибавилась ещё и снисходительная улыбка, доведя меня до белого каления. Леди Йоса в последний раз с непристойной неторопливостью провела рукой по стопе, вернула ногу на пол и расправила подол:

— Ну, так слушайте. — Проворно привстав со своего места, она уселась рядом. Вдова осталась в одиночестве, похрапывая в углу. Набрякший подбородок клонился к груди, чепец накренился. На ухабах она вскидывала голову и сонно ворчала, не открывая глаз.

— Сперва он, скорее всего, велит вам раздеться и лечь, — зашептала леди Йоса под цокот копыт снаружи и скрип повозки. Она сидела так близко, что я ощущала теплое дыхание на лице. — Лучше сделайте это сами, пока будете ждать в опочивальне. Потом его величество может дотронуться здесь, — она коснулась моей груди, — или тут, — провела костяшками по шее.

— Рукой? — спросила я странно хриплым голосом.

— А это уж как захочет, — рассмеялась она. — Мне продолжать, или мои речи скучны и ничего нового не сообщают?

Я промолчала, и она, лукаво улыбнувшись, снова заговорила. Многое из того, о чем она поведала, оказалось неожиданно знакомо. Просто раньше я не подозревала, что под «потерей целомудрия» и «исполнением супружеского долга» разумеют именно это. В народе-то проще называют…

Останься я дома, получи воспитание настоящей леди, вероятно, пребывала бы в неведении и по сей день. Но в дороге взрослеют быстро. А в моей жизни было слишком много дорог…

Впервые с вопросом я столкнулась год на третий наших с Людо скитаний. Наверняка, случалось что-то и раньше, но мне не запомнилось. В тот день мы заночевали в храме. Их двери открывались для всех без разбора, лавки на ночь сдвигали к стенам, и люди укладывались на пол вповалку.

Проснулась я среди ночи от возни по соседству. Какой-то крестьянин вскарабкался на женщину и двигался на ней взад-вперед. Он кряхтел, она постанывала.

Я растолкала Людо.

— Гляди, смешные…

Но брат почему-то не смеялся.

— Эй, вы там, уймитесь! А ты, Лора, заткни уши и отвернись.

— Зачем это?

— Делай, как сказал! — рявкнул он.

Я обиженно накрыла уши ладонями, но так, чтобы все слышать. Отвернулась по тому же принципу. Парочка не обратила на окрик никакого внимания. Слово за слово, тумак за тумаком. Вокруг начали просыпаться, заворчали, заругались, прибежал всполошенный клирик… в общем, из храма пришлось уйти.

— Людо, а что они делали?

— Отстань, Лора. И вообще забудь, что видела.

Но случай, как нарочно, не выходил из головы. В последующие месяцы я ещё не раз видела подобные сцены, не только в храмах, но и на постоялых дворах, где на одну кровать укладывалось до дюжины человек, однако уже не будила брата. Действо было не слишком похоже на то, что описывала леди Йоса. Скорее уж и впрямь напоминало случку собак. Много сопенья, много возни, и вообще выглядит… так себе. Но участникам явно нравилось.

Примерно тогда же Людо начал пропадать по ночам и не только по ночам. Отлучался ненадолго и оставив под присмотром какой-нибудь матроны, но я все равно чувствовала себя брошенной и несчастной, а дознаться о причине уходов не получалось: стоило спросить или попытался последовать за ним, сразу злился. Как-то поздним вечером я лежала на постоялом дворе и, глотая слезы, слушала, как трактирщик зовет свою дочь с крыльца. Я-то видела, что они с Людо спрятались в сарае… Вернувшись, брат по обыкновению улегся сзади, подгреб меня и, уткнувшись носом в макушку, собрался спать.

Я выставила локоть:

— Уйди.

— С чего это?

— Просто уйди и все.

— Куда мне идти? Ночь на дворе!

— Иди обратно… к той.

— К кому? — нахмурился он, приподнявшись на локте.

— Откуда я знаю её имя! — огрызнулась я, хотя, конечно, уже знала. Ещё бы: её папаша битый час его орал!

— Лучше не выводи меня, Лора. Разве я не предупреждал, чтоб не спрашивала?

— А я и не спрашиваю. Больно надо!

Хотя очень хочется понять, чего она такого знает или умеет, что меня ему недостаточно.

Я отодвинулась на край матраса и ровно задышала, делая вид, что сплю, а сама не сомкнула глаз до утра. Даже пошмыгала, мучительно переживая происходящую перемену: в жизни Людо появилось нечто, куда мне путь заказан, и о чем он не рассказывает. Я чувствовала разверзающуюся между нами пропасть и не знала, как все исправить. Отчаянно хотела, чтобы было, как раньше, но, как раньше, не получалось. Я смутно догадывалась, что всё это неким образом связано с давней сценой в храме и тем, что происходит между мужчинами и женщинами, но гнала от себя гадкие мысли. Людо не такой! Мы же лорды, а не какие-нибудь вилланы, эта возня для них. Благородные уж точно ничем подобным не занимаются… Должна быть другая причина и, может, если я её доищусь, то пропасть удастся преодолеть?

Я ненавидела каждую, с кем он уходил.

Но других версий не находилось. Несколько недель спустя я спросила у Людо, зачем мужчины ложатся на женщин. Тогда брат впервые меня ударил… Решил, что не просто так интересуюсь.

— Если хоть раз, слышишь, хоть с кем-то из них тебя застану… на меня смотри, говорю! — И я, втянув голову в плечи, смотрела в подернутые пеленой глаза, пока он, держа за ворот, отвешивал пощечины.

Людо-то через час остыл, а вот я целый месяц с ним не разговаривала и игнорировала лишние куски хлеба, равно как горсти свежих ягод в подоле и даже новый гребень. Но в глубине души чувствовала, что он был прав. Мне не следовало спрашивать. Зато весь месяц Людо был только мой, ни разу не отлучился. Ради этого стоило спросить…

Позже я, конечно, узнала, что так простонародье развлекается и заводит детей. И что надо соблюдать осторожность, чтобы не приняли за одну из них…

Рассказ леди Йосы не только восполнил имеющиеся пробелы, но и ошеломил: неужели все? Я не могла примерить такое поведение к родителям, например, или их высокородным приятелям. Вспомнив отлучки Людо, помрачнела: подтвердилось то, о чем я и так в общем-то давно догадалась. Но как от этого можно получать удовольствие? И что значит «я сама захочу»? А дети точно по-другому не могут появиться, например, от большого желания или горячей молитвы? Нет, смеялась леди Йоса, только так. Поэтому нужно пользоваться специальным травами, если не хочешь понести. Я все равно до конца ей не поверила. Наверняка, есть другой способ, и она специально поддразнивает, либо просто не знает о нем. Я хотела спросить ещё о чем-то, но тут её настроение резко переменилось. Она словно бы впервые заметила, как близко мы сидим, и отодвинулась, а потом и вовсе пересела обратно к вдове. Веселья как не бывало.

— А вообще забудьте все, что я сейчас рассказала, — резко бросила она. — Не приведи Праматерь, его величеству понравится — ещё станет докучать мне потом каждую ночь. Так что просто лежите и, сцепив зубы, терпите. Покорность, а вовсе не невинность — главная добродетель женщины, если верить моей матери. Невинность — всего лишь товар.

Она отвернулась к окну и подарила мне целый час тишины.

На стоянке Йоса поручила перекидышу зашить платье, которое сама же тайком и порвала. Наряд потом придётся выбросить: шьет девушка будто двумя левыми ногами. Вдова тем временем кряхтела, втирая целебное снадобье в распухшие суставы.