— Она больше не сможет остаться моей любовницей, — выговорил я негромко, оглянувшись на дверь в соседнюю комнату. Дверь была плотно прикрыта, и я уверился в том, что Реалла нашего разговора не слышит. — Это я понимаю. Ты уничтожил ее в моих глазах. Теперь она — всего лишь орудие, и я использую ее для того, чтобы проникнуть в стан наших врагов.

Эйбер покачал головой. Ясное дело, он мне не верил.

— Я не желаю объяснять отцу, как это вышло, что у тебя в постели оказался суккуб, — заявил он. — Понимаю, удержать тебя я не в силах. Но будь осторожен, ладно? Смотри, кого впускаешь в комнату, кому позволяешь забраться к тебе в кровать.

— Когда отец вернется, я ему сам все расскажу, — пообещал я и, выразительно кашлянув, добавил: — Кстати, насчет того, кого впускать ко мне в комнату… Что?то не припомню, чтобы Порт оповестил меня о твоем приходе. И как же ты здесь оказался?

Эйбер так на меня уставился, будто у меня выросло сразу две лишние головы.

— Разве это должно тебя волновать, когда…

— Волнует, представь себе. — Я многозначительно улыбнулся. — И хочу последовать твоему совету. Если на то пошло, я не выдержу, если у меня тут проходной двор будет днем и ночью. Ну, где эта Карта? Дай мне ее. Быстро.

Эйбер быстренько вернулся к двери и оказался на том месте, где я его увидел, когда проснулся. Он наклонился и подобрал с пола что?то вроде маленькой карты Таро. Наверное, он ее выронил, когда увидел Реаллу.

Затем Эйбер вернулся и молча подал мне Карту. Она оказалась меньше, чем другие Карты, которые я видел до сих пор, но так же, как и они, была прохладной на ощупь и гладкой, словно ее вырезали из слоновой кости. Рисунок был выполнен грубовато, и все же на нем была изображена моя спальня в мельчайших подробностях — от высокой кровати с балдахином до умывальника и зеркала. Рубашка была попросту закрашена золотой краской, без изображения льва, стоящего на задних лапах. Такие Карты, как эта, мне еще ни разу не попадались.

— Чья она? — спросил я.

— Моя, — ответил Эйбер. Я вздернул брови.

— Она не похожа на другие твои Карты. — Я перевернул Карту и помахал ею. — И рисуешь ты лучше.

— Это одна из первых, которые я нарисовал. Мне тогда было лет десять. Я ею пользовался, чтобы пробираться сюда и навещать Мэттьюса посреди ночи. А теперь мне захотелось проведать тебя, вот я и раскопал эту Карту. Другой для этой комнаты у меня нет. — Он пожал плечами. — Вот она, благодарность за все мои заботы…

Я фыркнул и бросил Карту на кровать.

— Да, я неблагодарная свинья. Если не возражаешь, я оставлю эту вещицу у себя.

— Возражаю. Отец будет не в восторге, — заявил Эйбер и строптиво сложил руки на груди. — Мне поручено заботиться о тебе.

— У тебя это не слишком хорошо получается, и от Карты, с помощью которой можно забираться в мои комнаты, толку не будет. Кроме того, я поборник частной собственности. Как только я не буду здесь спать — получишь Карту обратно.

— Но как же я смогу приглядывать за тобой, если ты запрешь дверь?

— Должен же я каким?то образом отгонять от себя чудовищ.

— Ага, или притягивать их!

Я хихикнул.

— И это тоже.

— Ты — самый изворотливый из моих братьев. А это о многом говорит.

— Порт! — окликнул я.

На дверной панели возникла физиономия.

— Слушаю вас, лорд Оберон?

— Моего брата отныне не следует впускать ко мне без объявления, распорядился я. — Если увидишь, что он проник сюда посредством волшебства, будь так добр, издай предупредительный вопль.

— Хорошо, сэр.

— А теперь выпусти его. Он уже уходит.

Эйбер вздохнул и в отчаянии покачал головой.

— Все в порядке, — заверил я его, шагнул к нему, потрепал его по плечу и тактично развернул к двери. — Ни у меня, ни у Реаллы и в мыслях не было тебя обидеть. Я вижу, что ты за меня беспокоишься. Спускайся вниз. Через пять минут я приду, и мы вместе позавтракаем. Дождись меня.

Как только дверь открылась нараспашку, мой братец, сердито топая, вышел в коридор, бормоча под нос что?то насчет эпидемии безумия среди членов нашего семейства.

Вероятно, он был не так уж далек от истины. Похоже, у каждого в нашей семейке были свои заморочки. Наш отец был законченным и неисправимым лжецом. Эйберу нужно было постоянно доказывать окружающим, что он чего?то стоит. Мои сестренки Фреда и Блейзе… Этих хлебом не корми — дай пошпионить друг за дружкой и за всеми прочими. Даже Локе, которого все считали великим воином, лучшим из всех нас — и тот отличался мелочностью, параноидальностью, ревностью и был отвратителен в своем нежелании мириться хоть с кем?нибудь, от кого могла исходить угроза его драгоценному положению перворожденного сына. Вот почему он так возненавидел меня. Вот почему он не давал отцу забрать меня в Джунипер, где бы я мог жить вместе с остальными братьями и сестрами — не давал до тех пор, пока чуть было не стало слишком поздно.

Чувствуя себя усталым и постаревшим, я взял с кровати нарисованную Эйбером Карту и положил ее на письменный стол рядом с мечом. Решил, что захвачу ее с собой, когда пойду завтракать — на тот случай, если потребуется срочно вернуться сюда. Затем я начал одеваться.

Реалла вернулась тогда, когда я уже успел натянуть сапоги. Она потрясающе выглядела в бледно — зеленом мерцающем платье. Я улыбнулся и обнял ее. О, как мне было жаль, что все так обернулось! И почему красавицы всегда приносят беду?

— Ты сердишься? — спросила она.

— На тебя? Нет.

К собственному изумлению, я обнаружил, что и вправду не сержусь на нее. Мне было жаль, что она сразу не сказала мне правду, но она ничего не могла поделать с собой — так уж она была создана.

— Хорошо. — Она уткнулась лицом в мое плечо. — А я боялась, что потеряю тебя.

— Нет. — Я крепко обнял ее, но не мог не почувствовать возникшего между нами напряжения. Наши лучшие мгновения миновали.

Входная дверь так и осталась открытой. Заглянул мой слуга, увидел нас и смутился. У него хватило ума ретироваться и закрыть дверь. Хоть кто?то в этом доме блистал хорошими манерами.

Прижимая к себе Реаллу, я чувствовал, как часто колотится ее сердце. «Игра и вправду опасна», — думал я, наклонив голову и вдыхая исходящий от нее мускусный аромат. Она должна была поверить, что между нами ничего не изменилось — по крайней мере пока.

Была такая старинная поговорка: «Держи друзей близко, а врагов — еще ближе». Вспоминая об этой поговорке, я приподнял пальцами подбородок Реаллы и впился в ее губы долгим и страстным поцелуем. Такая красавица… и она явилась, чтобы предать меня. Чтобы выпить мою кровь, мои силы, мою жизнь.

Когда мы отстранились друг от друга, чтобы отдышаться, она взяла меня за руки и посмотрела мне прямо в глаза.

— Я верю тебе, Оберон, — сказала она, внимательно изучая взглядом мое лицо. — Не многим мужчинам я верю. Не огорчай меня.

— Не буду, — пообещал я.

И все же я чувствовал, как ускользает, уходит прочь моя любовь к ней. Я повел себя глупо, по — ребячески, как полный идиот, руководимый одними только страстями. Надо было позволить Эйберу убить ее. Надо было сделать все, что угодно, только не то, что сделал я… и насколько я понимал, я продолжал и буду продолжать делать это.

Женщины всегда были моим самым слабым местом. Много лет назад, в Илериуме, когда мне было шестнадцать и я только — только поступил новобранцем в войско короля Эльнара, я как?то раз, после на редкость кровавого боя против назарян, провел ночку в компании друзей со шлюхами. В ту ночь обладатель множества боевых шрамов, старый капитан по имени Мазир отвел меня в сторонку.

«Ты подаешь большие надежды, — объявил мне Мазир, и я понял, что он жутко пьян. — Смотри… не подведи».

«Это вы в каком же смысле?» — осведомился я.

«Видел я, как ты на баб таращишься… И как они на тебя — тоже видел… Ты слишком смазлив… и чересчур доверчив. — Он икнул. — Погано, когда и то, и другое вместе… Так что ты… мой юный друг… того, живи с оглядкой. А не послушаешь меня — женщина тебя погубит. Так и запомни… женщина!»