— Да, но «Мудрость существует в единственном числе и имеет точные границы, а глупостей тысячи и все они безграничны» (Генрих Гейне). Вы хотя бы это способны подтвердить? — не унимался прфессор.

Кака начал потихоньку багроветь, присутствующие же студенты вжали головы в плечи и пытались сделать вид, что они вообще тут мимо проходили.

— Хм, «Мудрые люди обдумывают свои мысли, глупые — провозглашают их» (Генрих Гейне), заметьте Акакий Мстиславович, не озвучивают обдуманное, а провозглашают. — Продолжала я изводить его.

— Я понимаю Кира, «Каждая женщина — бунтарь по натуре, причем бунтует она исключительно против себя самой» (Оскар Уайльд). — Такс, перешли на личности и намёки, что у меня блондинистые мозги.

— «Из двух ссорящихся более виноват тот, кто умнее» (Иоганн Вольфганг Гете), — сказала я, нехорошо улыбнувшись. А бедный Кака, замер на полуслове, видимо вспомнилось ему и иная пословица (кто умнее первым и замолчит).

— «Не ссорящийся не осуждается» (Лао Цзы), — произнёс он с чувством собственного достоинства. Всё-таки не удержался.

— «Достойный муж делает много, но не хвалится сделанным; совершает заслуги, но не признает их, потому что он не желает обнаруживать свою мудрость.» (Лао Цзы). — Внутренний голос ликовал, дошло древних даосов.

— Студентка Вольная, «Все мои усилия сводились к тому, чтобы убавить у людей глупости и прибавить им честности» (Вольтер).

— Не стоит объяснять мне это профессор «Умная женщина та, в обществе которой можно держать себя как угодно глупо» (Поль Валери), — я таки припомнила ему намёки, по поводу «блондинки». Однако нужно было закругляться, а то Кака от негодования синеть уже стал.

— «Быть подлинно здравомыслящим уже означает много знать» (Люк де Клапье Вовенарг), — то ли оправдываясь, то ли сделав шаг к примирению, сказал он.

— Всё верно профессор и как говорил Эсхил: «К сердцу мудрому мудрые речи всегда путь-дорогу найду» и согласитесь, сложно оспорит: «Мудр не тот, кто знает много, а тот, чьи знания полезны», — завершающе сказала я.

— Соглашусь, и вот поэтому мы с Вами (оглядывая притихших студентов) продолжим обсуждение, а Вы студентка Вольная — можете быть свободны… до экзамена. — Вот так я получала допуск к зачётам и экзаменам у Каки.

И вот сейчас, все эти многоликие гады (голоса «рыцаря», «козы» и «мудреца») молчали, бросив меня на растерзанье неопределённости вынуждавшей принимать решение самой.

Я вылезла из уже успевшей остыть воды, и решила походить по ярмарке, но уже с другой целью нежели покупки. Спустившись вниз, я наскоро позавтракала и подошла к стойке, за которой находился бессменный Алкаш.

— Приветствую любезный, я хотела бы задержаться в Вашем заведении на некоторое время. — Обратилась я, пододвигая по стойке золотой.

— К Вашим услугам… э…, - он вопросительно посмотрел на меня в ожидании моего представления.

— Кияра Вольная, — продолжила я его «…э…», решив, что раз так получилось, пусть буду Киярой. Кивнула Алкашу и вышла на свет белый, мне предстояла придумать, как добыть деньги.

Ярмарка казалась бесконечной своими рядами, словно паутиной, окутав огромную площадь. Звонкие крики зазывал сливались с общим гулом толпы, иногда выбиваясь до различимых выкриков. Местами доносилась брань и недовольный гомон, которые смешивались со смехом, утопая во всепоглощающем море шума. Я обошла длинные ряды, которые кишили лавками и обозами с тряпьём и другим ненужным мне барахлом. Меня так и подмывало наведаться в оружейные ряды, но денег всё одно не было, а глазеть просто так не хотелось, поэтому я мужественно оставила их за спиной.

Вдруг я услышала хлопок, и недалеко от меня повалил синеватый дым. Ведомая своим любопытством я поспешила туда… интересно ведь! Когда я подошла, небольшая толпа зевак уже расходилась и это позволило лицезреть нарушителя спокойствия (хотя какое там спокойствие, если кругом такой гвалт). Возле котла, который висел на треноге, стоял мужчина, довольно молодой на вид. Я бы могла назвать его возраст и точнее, если бы не чёрно-синие пятна перемазавшие лицо. Светлые волосы были взъерошены, и чуб гордо синел впереди. Я невольно хихикнула, подумав, что и этому миру не чужда панк-культура.

— Ни… ни… ничего смешного не… не вижу, — обиженно произнёс парень заикаясь.

— Видел бы ты себя, тоже бы не устоял, — примиряющее сказала я, подходя ближе.

— Просто пе… переборщил с тень-т… травой, — оправдываясь бубнил он, больше себе под нос, нежели объясняя мне. Мне хотелось поговорить с юным алхимиком, но он нырнул в палатку (шатром как-то у меня язык не повернулся это назвать). Я разочарованно повернула голову и только тут увидела куда попала. Это был ряд, на лавках которого пестрели травы, пучки цветов, всевозможные корешки и куча всякой «прелести» для гербария. Я в ботанике была не сильна, но на травников и целителей (если таковые были) поглазеть бы очень хотелось.

Не прошло и получаса (как мне показалось) а я уже заскучала. Я не понимала, что может ввести сновавших по этому ряду людей в такой азарт? Они с завидным рвением копошились в стогах сена, кто-то с пеной у рта спорил о цене с торговцем, зажав замшелый пучок травы. Я стащила с прилавка травинку, выбивавшуюся из общей массы, засунула её в рот и прибавила шаг в желании наткнуться на что-то более интересное.

Наткнулась. Покосившаяся вывеска (на манер стяжки) гласила: «Магический ряд». Я постояла раскрыв рот от удивления и ринулась просветлять себя невежественную в этом новом для меня неизведанном. Здесь не было лавок как таковых, стояли шатры — некоторые весьма скромные, а иные очень даже впечатляющие. Перед входом были импровизированные стенды, на которых было навешано всякой всячины, отчего всё это очень походило на магазин «всё для души», с всякими побрякушками и благовоньями. Но пройти основательно средь этого всего мне суждено не было. По мере моего продвижения из некоторых палаток доносились какие-то звуки очень похожие на взрыв небольшой петарды или громкие хлопки. Я здешних порядков не знаю (быть может это у них в порядке вещей), но наблюдая за некоим беспорядком в рядах покупателей — я забеспокоилась. Когда же на свет божий начали выскакивать встревоженные продавцы и озираться по сторонам, будто выискивая кого-то, что-то мне стало нехорошо от предчувствия.

— Быть может их амулеты таким образом реагируют на иноземного жителя, — шепча самой себе произнесла я. — Да уж, иноземного… — добавила я, припоминая такую же реакцию при входе в город, но тогда я не знала причины беспокойства стражи. Хотя я не знала её и теперь, но подозрения закрались, что это произошло именно из-за моей скромной персоны. Я поспешила удалиться в места более спокойные для меня, сделав себе «зарубку» подумать над этим позже.

Задумавшись и пребывая далеко не в лучшем моём состоянии, я не сразу поняла куда забрела. Всё было запружено разного рода обозами, телегами и невысокими заграждениями. Отовсюду слышались мычанье, рёв, рык и ржанье на все лады. Я очутилась в «Зверином ряду», ну или как это тут называется, проще говоря — зоологический уголок для любителей животных с целью их приобретения.

Я очень удивилась, обнаружив вполне обычную скотину — коров, коз, хрюшек и бяшек, правда последние странные какие-то были. Будто их разводили не для мяса, а для более увесистых рогов: на мощной шее покоилась маленькая голова с рогами, превышающими раза в три обычные бараньи. Как-то об овечках нехорошо подумалось, глядя на впечатляющие габариты.

Были и собаки, ну это я их так окрестила потому, что несоответствие с оными было разве что в явно увеличенных размерах, а так ну вылитые «двортерьеры». Стоявшие рядом ротозеи (собственно как и я), называли их дьярдами. От них веяло мощью, что одновременно и восхищало и порождало страх. Шерсть «собачек» была средней длины и тёмно-серая с рыжеватыми подпалинами, но отливала словно дымкой. Морда — явно шире пресловутой шавки-переростка с соответствующими зубками (чуть ли не в два ряда, видать у крокодила спионерила). Щенята же были просто прелестные пуфики, так и потискала бы, но как-то не хотелось нервировать их маму, нервно прогуливающуюся по здоровой клетке.