Мы замолчали, каждый размышляет о своём, а впереди маячит буро-зелёная дымка, она совсем поблекла, монстры заползли обратно в разлом. Вполне возможно, пришельцы боятся прямых солнечных лучей, это ещё один наш козырь.

Затрещали сороки, подул свежий ветер, полностью растворяя остатки чужеродной атмосферы, забрезжил рассвет, грязно-зелёный купол нехотя всасывается в огромную щель в земле — в эту ночь мы выжили.

Рассвет быстро наливается силой. На болоте развеселились лягушки, появляются разноцветные стрекозы, как в трансе бьёт головой дятел — всегда удивляюсь, как они не зарабатывают сотрясение мозга — вдали трубят наши друзья, степные мамонты.

Разлом, не вяжется с прекрасным миром. Как он возник? И… почему нас выбрали для столь непростой миссии? Вопросы есть, ответов нет. Что-то крутится в голове, но не как не могу ухватить мысль. Одно точно знаю, ненавижу аммиачных существ и уязвимы они, по крайней мере, на данном этапе.

Оглядываю группу, люди спокойные, тревоги от пережитых событий нет. Охотники опираются на копья, тихо переговариваются. Семён снимает рубашку, изготавливает из неё нечто похожее на юбку и пытается одеть её на мальчика. Игорь с удивлением таращится на сероглазого верзилу, не понимает, зачем ему это нужно, но не сопротивлялся, в результате вскоре стал походить на хулиганистого мальчугана, а ещё он пытается стать на ноги и пробует ходить — охотники фыркают со смеху, Семён радостно обнимает ребёнка, даже невозмутимый и несколько скептичный Аскольд теплеет лицом.

Немного приводим себя в порядок и двигаемся из леса. Под ногами прыскает грязная жижа, хочется пить, срываю кислые ягоды, пытаюсь освежить рот. Игорёша слизывает росу с листьев, тоже страдает, а князь Аскольд, мимоходом смачивает о росу носовой платок и выжимает воду в рот. Хитрец. Можно самому попробовать, но с собой платок не взял, а использовать, что-то из одежды, весьма запылённой, не хочу, так и тащусь, изрядно изнывая от жажды.

Наконец выходим из леса, впереди, колышется трава, сбоку виднеются красноватые скалы — итог нашего маршрута, у подножья скал — пещеры, в одной из них, пока здравствует медведь — людоед.

В воздухе пахнет сыростью и грибами. Порыв ветра доносит слабый запах свежести, так пахнет водопад, разбрызгивая водяную пыль. Невольно глотаю тягучую слюну, хочется мчаться сломя ноги, но там бродит страшный хищник, пока не выпустим из него кишки, о воде думать не стоит. А над скалами парят стервятники, здесь, для них, всегда найдётся трапеза.

— Никита, глянь, — я слышу голос Аскольда.

— Что там?

— Медведь кору содрал.

— Где? — оглядываю я дерево.

— Смотри выше… ещё выше. Сдаётся мне, этот медведь больше белого на две головы, повозимся с ним, — князь остервенело, чешет куцую бородёнку.

Задираю голову. На высоте свыше четырёх метров пластами содрана толстая кора — тихий ужас мягко опускается на плечи.

— Больше тонны, — радуется князь. — Копьями не убьём, соображать нужно.

— Вот, что скажу, — кашляет в кулак Арсений Николаевич, — вы все далеки в понимании, насколько непредсказуем и опасен медведь людоед. Князь правильно заметил, копьями не убьём, думать нужно, ловушку сооружать следует, брёвнышко с заточенным концом. Медведь, безусловно, начнёт, обходить свою территорию, здесь и нужно ставить. Да и приманку желательно настроить, потрошка, кишочки… лучше подраночка — на живца хорошо пойдёт.

Я быстро соглашаюсь: — Ловушку ставить немедленно.

Князь Аскольд с Арсением Николаевичем и Прелым, пошли добывать подранка и еду заодно. Я отдаю бразды правления безусловным профессионалам и впрягаюсь в изнурительную работу. Два часа спиливаем подходящее дерево, ещё больше времени пошло на обтёсывание от ветвей и придания конусообразной формы. Затем вставляем острейший кусок обсидиана и с первой частью справились. Успеть бы до вечера, мелькает паническая мысль, но мужчины абсолютно спокойные и я слегка расслабляюсь. А вот Аскольда, что-то не видно, честно говоря, меня это весьма беспокоит, даже о жажде и о голоде призабыл.

Князь с охотниками появляется неожиданно, я уже думал идти на их поиски. В шкуре полосатого зверя они волокут истерзанную тушу кабана. Там же громоздится груда мясистых, вытянутых плодов, от предчувствия, что они сочные, плывут мозги. Охотники сбрасывают тушу на землю, Арсений Николаевич, кашлянув в кулак, обтирает ладонью обветреннее лицо, вздыхает: — С подранком не получилось, извели немало зверья. Иные убегали, другие быстро дохли, с последним вроде повезло, кабану пробили хребет, обездвижили всю заднюю часть, так, молодой смилодон пожаловал. Вначале нас отогнал как конкурентов, догрыз кабана и поволок в чащу. Прелый обиделся, я с князем поддержал его праведный гнев. Выследили киску и порвали на части, только шкура осталась, да зубы, — он швыряет на траву два кинжаловидного клыка, а я замечаю у старого охотника кровь на боку и изодранную одежду — надо перевязку сделать, не то нагноится.

— Но главное, — улыбается Аскольд, — набрели на дерево в болоте, всё в плодах, внутри чистейшая вода, холодная… налетайте!

Воистину, настоящий подарок судьбы! С наслаждением булькаем из плодов как из бидонов, люди оживляются, воды на всех хватает. Семён, по своему обыкновению, напоил сначала Игоря, лишь затем сам пьёт, а ведь я предполагаю, мой друг от жажды едва сознание не теряет.

С их приходом работу решили приостановить. Разжигаем костёр, печём мясо, наедаемся от пуза, вновь испиваем водицы. Отдыхаем с полчасика и впрягаемся в работу, а она пошла веселее и хорошо ладится. Очень скоро бревно подвешиваем между деревьев, осталось его оттянуть и положить приманку.

— Жаль, подранка не удалось добыть, — Семён видно переживает, что медведь не соблазнится убитым кабанчикам.

— А мы сделаем видимость, что он живой, — подмигивает мне Аскольд.

— Это как же, за верёвку будем дёргать? — удивляется сероглазый увалень.

— Нет, проще. Сделаем так, ты спрячешься за деревом и будешь подвывать, только не очень грозно, не то медведь испугается и дёру даст.

— Пошёл ты, князь, куда подальше со своими шуточками.

— Не обижайся, всё пойдёт, как задумали. Дорогу забросаем требухой, придёт на запах как миленький и найдёт свою смерть, сердешный. А мы будем наблюдать за процессом с того дерева, едва ли арктодусы умеют лазить по деревьям, немыслимо, чтобы гигант свыше тонны, карабкался по ветвям.

Оглядываю дерево, скептично хмыкаю. Конечно, я уважаю Аскольда, его профессиональные качества, но здесь он загнул. Ствол абсолютно ровный и лишь на высоте пяти метров в стороны расходятся мощные толстые ветви, образуя в сплетении весьма удобную площадку. Можно расположиться всей группой и ещё места хватит настолько же людей. Но верёвок достаточно длинных нет, лиану не забросишь, что-то друг фантазирует.

Князь, видит моё замешательство, улыбается: — Что стоишь, как одинокий тополь? Пойдём лестницу делать.

— Из чего? — глупо моргаю я.

— У тебя стрелы как дротики, мои тоже не маленькие, — Аскольд снимает лук, быстро натягивает, стрела жужжит, словно пчёлка и впивается в толстую кору, следом свистит другая, втыкается чуть выше, затем ещё одна. Я понял всё — лестница из стрел, в своё время, так североамериканские индейцы делали. Ай да молодец, ай да сукин сын! Я присоединяюсь к другу, очень скоро лестница готова. Затем Аскольд приволок длинную лиану, засовывает за пояс и ловко лезет по стрелам вверх, на одной из веток крепит лиану, и проблемы с подъёмом решены.

Охотники принялись благоустраивать жилище, таскают ветки, листья, траву и в нашем гнезде стало достаточно комфортно.

Приманку будем ставить, как стемнеет. Что бы ни привлекать ненужных хищников, кабанчика затаскиваем наверх. Удивительно, но у нас появилось свободное время, каждый тратит его по своему разумению. В основном народ отсыпается на дереве, безопасно и уютно. Семён учит Игоря ходить, князь с Прелым отскрёбывает шкуру смилодона, я же — прогуливаюсь вдоль леса. С недавних пор, замечаю, моё обоняние работает выше человеческого. Внюхиваюсь во все запахи, пытаюсь анализировать, кому они принадлежат. Настолько завела эта игра, что незаметно отхожу на приличное расстояние. Сам того не ожидая, оказываюсь у скал, где по нашему мнению обитает медведь арктодус. В нос неприятно стегает насыщенный звериный запах. Моментально опомнился, чуть не стучу по дурной голове кулаком. Что тут делаю? Зачем ушёл из лагеря? Желание быстрее удалиться правильное, но любопытство пересиливает. А если зайти сбоку, так сказать, оценить обстановку? Поднимаю лук, вкладываю стрелу, острый как бритва наконечник из обсидиана жизнерадостно засиял, глупый, он для арктодуса, словно канцелярская кнопка в зад.