— Не отпущу, я не смогу жить без тебя! — Говорит с таким надрывом, а слезы градом капают мне на плечо.

— Не переживай сладкая моя шоколадка, я тоже без тебя не смогу, но знаю, как тебе дорог кот, не смогу видеть тебя убитую горем, тем более огонь еще не такой сильный, просто много дыму, найду его и вернусь, — указываю в направлении дома, где видно, что только задняя часть обьята пламенем.

— Обещаю. Ты знаешь, если дал слово, то его сдержу в любом случае. Со мной все будет в порядке, не из таких передряг выбирался. — Натягиваю улыбку, чтоб успокоить мою девочку.

Вернулся обратно, по пути стаскивая с себя свитер, прижал к лицу и вошел в дымящий дом.

Только переступил порог услышал вой сирен за спиной. Кота не пришлось искать, сделав два шага в направлении гостиной по ушам резанул кошачий вопль о помощи. Этот зверюга забился под тумбочку, и наотрез отказывался покинуть свое убежище. Схватив его за шкирку, потянул на себя, животное поняло — сопротивляться бесполезно, поддался моему напору.

Пока я изображал из себя спасателя, в дом нагрянули пожарные, и так же, как сейчас я держал Шурика, подняли с пола меня.

Скорая помощь приехала одновременно с полицией. Что происходило дальше, не в курсе, указал медикам направление к частной клинике, сам прыгнул в служебную машину, и помчался за ними следом.

В салоне судорожно соображал что делать. Душа не хотела соглашаться с мыслями. Готов выть, как только что спасенное мной животное, сидящее на заднем сиденье.

— «Ну Джен, только дай добраться до тебя! Почувствуешь всю мощь моих познаний в химии».

Дорога кажется бесконечной, но принятое мной решение молниеносно прошибло тело. Хватаю айфон, набираю другу.

— Брат, можешь срочно приехать в больницу? Есть разговор и просьба. Думаю у Джен совсем крышу сорвало. Машин дом подожгла.

— Окей, через тридцать минут буду. — Без вопросов соглашается.

Когда приехал нефтяник, нашел меня возле дерева. Стоял облокотившись об ствол, погруженный в свои мысли.

— Что случилось Кир? Ты порядком взбудоражил меня своим звонком. Как Маша?

— Мансур у меня к тебе огромная просьба. Обещай, что выполнишь? Я буду благодарен тебе до конца жизни. — Слишком спокойно и безжизненно озвучил вопросы, чем еще сильнее обеспокоил друга.

— Обещаю! Ты знаешь, для тебя готов выполнить невозможное. Потому что знаю, всегда найдется выход из любой ситуации.

— Увози Машу в Дубаи. Не могу допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось. Сегодня понял, люблю так, что готов отпустить. Буду счастлив знать, что она жива и здорова. Пусть будет подальше от меня, слишком много бед я ей приношу. Оформлю карту на ее имя, и буду обеспечивать деньгами.

Мансур округляет глаза, пытается что-то сказать, но шок поверг его в безмолвие. Минут пять стоим молча.

— Хорошо, я сделаю так как ты просишь, но встречный вопрос, ты девушку спросил чего хочет она? Почему-то мне кажется она не согласиться.

— Ты должен ее убедить уехать. Я скажу, что женюсь на невесте, и ей придется принять твое предложение. — Говорю без эмоций, а по щеке скатывается предатель-слеза, показывая глубину переживаний.

Спустя две недели.

Бирюза моря, белый песок, ласкающий кожу теплый ветер, так не радует мой взор, как моя девочка светящаяся счастьем. Она в купальнике, а поверх прозрачная белая туника, скрывающая сексуальное тело от посторонних глаз. Маша будет самая прекрасная невеста, и эти мысли делают меня самым счастливым в мире. Наблюдаю за ней, поглаживающую чуть округлившийся животик, и что-то говорящей ему, этот момент гипнотизирует меня. Сижу на шезлонге, и от эмоций, захвативших меня, перестаю дышать, чтоб не упустить ни единой секунды происходящего. Шоколадка подходит ко мне, усаживается на колени, берет мою руку, прикладывает к месту, где внутри растет наш малыш. Это самое невероятное ощущение, какое может быть, у меня перехватывает дыхание, сердце колотиться так, что готово побить мировой рекорд. Пульс зашкаливает все возможные пределы, до стука в барабанных перепонках. От удовольствия прикрываю глаза, а стук все усиливается, слышу знакомый голос, но это не любимый шепот. Резко распахиваю ресницы, и обстановка моего кабинета удручает. В дверном проеме стоит Светлана Алексеевна, и виновато смотрит на меня. Спросите почему секретарь отца теперь мой помощник? С радостью отвечу! Та блондинистая стерва, что пыталась соблазнить меня, вынужденна была написать заявление по собственному желанию, нашлись записи с камер наблюдения, и доказана ее вина произошедшего в лаборатории.

— Кирилл Павлович к вам следователь по делу о поджоге. — С испугом говорит женщина.

— Впустите. — Абсолютно спокойно отвечаю.

Наблюдаю, как в помещение входят несколько мужчин. Два в грожданске, а три по форме с автоматами через плечо.

— Здравствуйте Кирилл Павлович. Разрешите представиться — старший следователь Калинин Сергей Васильевич, — протягивает корочку, — ознакомьтесь с постановление суда о заключении вас под стражу, — забрав удостоверение, вручает лист бумаги который мне знаком, ввиду моей профессиональной деятельности.

Зачитывает мне мои права и обязанности. Надевают на запястья наручники, а меня парализовало, не могу понять, что происходит. Прихожу в себя, когда выводят в приемную.

— Светлана Алексеевна позвоните отцу, скажите, что я арестован как подозреваемый в поджоге дома Орловой.

Испытав на себе всю гамму красок пребывания в клетке полицейского участка, понял и представил, что пережила Маша. Чувство вины мощнейшим ударом врезается мне в грудь. У меня было время прочувствовать, как молодая девушка переживала сидя за решетками в компании реальных преступников. Не знаете это чувство? Вот и хорошо, лучше никогда не испытывать. Объясню почему! Чувствуешь себя зверьком пойманным для экспериментов. Нервы на пределе, и голые холодные доски нар впились в мягкое место так, что сидеть не хочется, лечь противно. Представляю, что происходит в СИЗО и на зоне.

— «Пи***ц! Машенька как же ты тут выживала?» — Воет моя душа, кишки закручивает в морской узел.

Недолгую тишину разрывает пронзительный звонок. Он здесь такой же противный, как в советской школе. Дежурный открывает скрипучую дверь. Приводят пьяного дебошира. Он начинает обзывать сотрудников. Те нарушают закон — вместо того чтобы просто посадить алкаша в камеру, его долго бьют и матерят. Сначала дебошир орет, потом скулит, наконец, замолкает. Финиш. Его закидывают в «хату».

Еще один пронзительный звонок. Из коридора доносится моя фамилия. Вызывают на допрос. Пока конвоируют на третий этаж, успеваю посмотреть в окно. Какое развлечение — увидеть кусочек улицы. Ведут по длинному коридору с множеством закрытых дверей, за которыми то и дело слышны возгласы, моя камера пыток еще не готова принять, поэтому меня оставляют стоять перед кабинетом, из которого раздается мужской голос, явно принадлежащий оперативнику.

Эх, записать бы его и в Интернет выложить на сайт Президенту или премьеру. Следователь орет, как припадочный: «Говори, пидо**ка, куда твой сожитель ворованные кресла дел!» Судя по голосу, пожилая женщина оправдывается тем, что она не знает. Опер надрывается: «Сейчас закину тебя, мразь, в камеру к девочкам, они тебе твои костыли в зад засунут!»

Слушать это противно. Начинаю ходить по коридору. Несколько шагов до глухой стены, и обратно к двери, закрытой на замок. Дохожу до стены первый раз. Из крайнего кабинета раздаются звуки ударов, и пацанский голос визжит: «Хоть убейте, гады, ничего не скажу!» Дохожу до двери, слышу прежний мужской голос: «Ну, не одумалась, пидо**ка!» Иду к стене. Звуки ударов еще громче, паренек уже хрипит: «А-а-а, не бейте, все скажу…»

Наконец и меня дергают в кабинет. Там две знакомые мне личности, которые с ходу начинают хамить. Им мое признание нужно, чтоб повысить свое звание. Грозят, что будут копать усердно, но правды добьются. Спокойно поясняю, что как только они начнут беспредельничать, то я подключу все свои связи, чтоб духу их не осталось в органах.