Мне показалось, что раньше я никогда не улыбалась, во всяком случае по-настоящему.

— Мы будем друзьями, несмотря ни на что. И ты самый лучший человек на свете!

Вик опустил голову, на удивление смутившись.

— Ну а как ты узнала обо всем этом?

— Мне помогло твое привидение, — объяснила я. — Ее зовут Макси.

— Что? У моего привидения есть имя?

— А почему нет? — Мне показалось ужасно оскорбительным предположение, что у привидений не может быть имен. Ведь мы все когда-то были людьми, так? И тут до меня дошло, что я уже начинаю думать о привидениях, как о «нас».

— Если она может появляться, то почему никогда не появлялась передо мной? — Теперь оскорбился Вик. Ну да, он же считает Макси своим привидением.

— Не хотела тебя пугать. Макси? — позвала я, впрочем почти не сомневаясь, что она наверняка подслушивает. — Эй, Вик хочет с тобой познакомиться. Иди поздоровайся с ним!

— Я общаюсь с призраками, — пробормотал Ранульф. — Так не делается!

Вик повернулся к Ранульфу:

— Помнишь, я говорил, что социальный конформизм является тюрьмой для сознания?

Его песочного цвета волосы так неаккуратно торчали из-под бейсболки, что он выглядел немного диковато.

— Мы здесь все нонконформисты, так что давай спускайся к нам, — произнес он, обращаясь к Макси.

«Зачем ты сказала ему мое имя? — Я видела Макси как образ в сознании, точно так же как тогда на чердаке. — Ему ни к чему знать, кто я такая!»

— Она разговаривает со мной, — объяснила я Вику и Ранульфу. — Не вслух. Мне кажется, она стесняется.

— Ох, черт. — Вик нетерпеливо осмотрел винный погреб. Может, надеялся увидеть Макси, спрятавшуюся среди бутылок?

— Серьезно, Макси, все нормально. Иди поздоровайся.

«Даже и не подумаю».

Насколько я могла судить по ее тону, мысль о том, чтобы наконец-то предстать перед Виком, по-настоящему пугала Макси. Очевидно, его мнение много для нее значило.

И я сообразила, что могу этим воспользоваться. Честно ли это? Думаю, не менее честно, чем попытка призрака заморозить меня насмерть. Самый удобный случай вытянуть нужную мне информацию — это спросить прямо сейчас, пока Вик свидетель.

— Она согласилась помочь мне, — заявила я вслух. — Объясни, пожалуйста, как следует, что там с этим браслетом, Макси. Просто хочу разобраться.

Ее испуг был слишком явным, по крайней мере для меня. Ранульф и Вик уставились на потолок, будто призраки должны свешиваться оттуда, как люстры. Вик пробормотал:

— Позарез нужно обзавестись спиритической доской.

«Ну? — мысленно обратилась я к Макси. — Ты же не хочешь подвести Вика, правда?»

«Можно подумать, тебе нужна моя помощь, — огрызнулась она. — Сама уже расхаживаешь тут и обнимаешься со всеми. У меня вот никогда не получалось стать такой же материальной, а полюбуйся-ка на себя! Спорю, ты можешь так проходить целый день».

— Когда я беру браслет, то могу вести себя почти естественно, — объяснила я Вику и Ранульфу. Мне не терпелось поскорее удивить Лукаса. Он будет так счастлив! Ну, может быть, сначала перепугается до смерти, но потом поймет, что у нас все-таки есть какое-то подобие будущего. Да, нам есть о чем горевать. Моя утраченная жизнь лишила нас множества возможностей. Я с ужасом представляла себе долгие столетия после смерти Лукаса. И все-таки это хоть что-то. — А брошь из черного янтаря обладает такими же свойствами? Ну та, которую он с собой увез?

«Лукас ее забрал? — Макси слегка успокоилась. Она все еще дулась, но уже не злилась. — Ну, тебе повезло. Как я уже говорила, все, на чем мы запечатлелись при жизни, можно использовать после смерти. И не только для того, чтобы обретать телесность — ну, как ты сейчас. Этим можно пользоваться, чтобы перемещаться».

— Перемещаться? Это ты о чем? — Я тоже стала обращаться к потолку. Краем глаза я заметила, что Вик и Ранульф пооткрывали рты и находятся в полном замешательстве.

«Ездила когда-нибудь на метро? Тогда знаешь, как оно работает. Можно перемещаться в любое место, где есть остановка. Вещи, к которым ты была сильно привязана при жизни, и есть станции метро. Ты можешь отправиться в любое место, где есть такая вещь».

Горгулья! Сколько долгих часов я провела, глядя, как она гримасничает за окном спальни в «Вечной ночи»? Очевидно, я запечатлелась на ней достаточно глубоко и поэтому смогу возвращаться в школу всякий раз, как захочу. Это будет одна из моих «станций метро». Границы раздвинулись — пусть я не обрела свободу, которой обладала при жизни, но больше уже не была заточена в этом доме.

— Брошь, — повторила я. — Лукас взял ее с собой. Ты хочешь сказать, что я могу перенестись к Лукасу? Прямо вот сейчас? А телесность останется при мне? Он меня увидит?

«Браслет с тобой не переместится. Но там ведь есть брошь из гагата? Когда попадешь туда, можешь воспользоваться ею».

— Гагат — это окаменевшая смола! — Я просияла. Гагат когда-то тоже был живым, а значит, он такой же могущественный, как и кораллы.

— Пожалуйста, перескажи нам вашу беседу, — попросил Вик. — Хочу убедиться, что в твоих словах есть хоть какой-то смысл.

— Ну, в общем есть. — Я кратко описала им ситуацию. — Я хочу попробовать и понять, удастся мне это сделать или нет. Нужно рассказать Лукасу, что мы с ним сможем разговаривать, что все-таки еще есть способ…

— Да, давай! — воскликнул Вик. — Думаю, Лукас должен увидеть тебя как можно скорее.

— Как это сделать? — спросила я Макси. Теперь ее голос звучал намного слабее, словно она

так негодовала, видя мои успехи, что не могла больше здесь оставаться.

«Сосредоточься на ней — очень сильно, — хорошенько представь ее — и попадешь туда. Может потребоваться несколько попыток».

Я закрыла глаза, твердо решив, что справлюсь с первого раза.

Голос Макси в моем сознании добавил: «Можешь болтаться среди живых сколько влезет. Рано или поздно они тебя забудут. И ты их забудешь. Ты умерла, Бьянка. И чем раньше признаешь это, тем лучше».

Я проигнорировала ее слова.

Если в этом мире существует хоть одна вещь, которую я могу представить себе идеально, то это моя брошь. Резной орнамент, очертания странного цветка, с лепестками острыми как лезвия, который я видела в своем давнем-давнем сне, прохладная тяжесть броши в моей руке, то, как она безупречно умещается в ладони…

Темнота.

Вздрогнув, я попыталась сообразить, где нахожусь. Это вовсе не тот кошмарный окутывающий туман, но место было мне незнакомо. Света нет, за исключением нескольких красных квадратов вдалеке, видимо указателей выхода. Высокий, очень высокий потолок, и я парю под ним, пытаясь понять, что происходит внизу.

И тут я услышала отдававшийся эхом голос Балтазара:

— Лукас! Осторожно!

Я уловила движение — двое дрались. Они упали на пол, сцепившись в клубок. Страх заставил меня опуститься ниже, и я сумела присмотреться внимательнее, но в темноте все равно ничего не различала за рядами сидений. Такое впечатление, что это церковь. Но Балтазар не мог находиться в церкви, и тем более драться в ней…

И тут до меня дошло: белая стена в дальнем конце помещения вовсе не стена, это экран. Мы в кинотеатре, но, как и остальные места, которые предпочитала Черити, он давно заброшен. Стены разрисованы граффити, половина сидений ободрана.

Я всмотрелась в дравшихся внизу людей. Они как раз расцепились, так что я смогла увидеть лица. Одним из них был Лукас, в разорванной футболке, по его лбу текла кровь. Он тяжело дышал, сжимая в руке перочинный нож — оружие, против вампиров практически бесполезное.

Второй человек полуобернулся — и я увидела лицо. Черити.

— Ты позволил привидениям забрать ее! — издевалась она. Ее глаза сверкали, как у кошки, ярко, но безжизненно. — Тело Бьянки гниет, ее дух стал заложником, и все это твоя вина.

Лукас вздрогнул: она резанула по живому.

— Ты заплатишь за то, что обижала ее, — произнес он таким мертвенным голосом, какого я никогда не слышала.