Настроение стремительно улучшалось. В каком-то случайном кафе я перекусил жареной телятиной с пивом – пиво оказалось хорошим, не то что амстердамское, которое пить – все равно что напиться воды из их Амстеля. Где-то невдалеке, на храме, часы отбили три. Я подавил невольное желание пойти на звук – с моими-то грехами лучше Сестре без посредников молиться. Но время до вечера занять стоило. Глупо было бродить без толку по холоду, еще нелепее сидеть в гостинице, а напиваться, учитывая многообещающий вечер, – тем более.

И тут решение нашлось само собой. Я вышел к лионскому театру, где как раз начиналось представление. Людей было немало – может, и впрямь хорошая труппа? А давали мольеровского «Тартюфа», вещь при должном умении актеров весьма смешную.

Я зашел.

Театр оказался приличный, видно, искусства в Лионе, как, впрочем, и по всей галльской провинции, пользовались покровительством властей и благосклонностью богатой публики. И труппа, хоть ни одного громкого имени среди актеров не было, играла славно. Актер, игравший Оргона, так ловко отвлекал зрителей голосом и мимикой, что все время казалось – он и впрямь знает Слово, на котором припрятан ларец с документами Аргаса. А сцена во втором действии, где мерзавец Тартюф убеждает Оргона дать ему Слово и переложить на него ларец, была сыграна поистине великолепно. Мне вспомнился короткий диалог покойного брата Рууда и епископа: «Мы узнаем интервал и двигательную фазу Слова». Конечно, то, что Слово не только произносят, я и раньше знал. Но только тут, глядя на движения актеров, я понял все, что имелось в виду. Чтобы открыть проход в Холод, спрятать туда что-то или достать, нужно произвести и несколько жестов, и звуков, слив все воедино… в красивое, плавное, звучащее движение, открывающее путь в ничто.

Думаю, великий комедиант действительно знал Слово. Не зря же роль Оргона писал под себя… Я представил, на что была похожа комедия, когда в ней играл сам Мольер. Наверное, он старался представить это ловкостью рук – как сейчас актер пытается выдать за подлинное Слово свое мастерство престидижитатора.

Удивительно. Смотрят люди спектакль, смеются над неуклюжими попытками Тартюфа научиться Слову и не понимают, что под маской насмешки спрятана правда.

Интересно, а можно было, наблюдая за самим Мольером, научиться Слову?

Потом меня отвлек монолог Оргона – уж очень с чувством был исполнен.

Публика внимала. Ни у кого здесь, конечно, Слова не было. Но надежда-то никогда людей не оставляет! И каждый, наверное, думал: «Уж если узнаю Слово, то никому, никому – ни жене, ни сыну, ни лучшему другу»…

Как и положено, спектакль кончился благополучно. Прибыла Стража с личным повелением Владетеля, Тартюфа сослали на рудник, Оргону простили все прегрешения перед Домом.

Пока народ расходился, спустившийся со сцены актер демонстрировал всем желающим, как он достает из рукава складной картонный ларец. Нелишняя предосторожность – а то нашелся бы дурак-душегуб, желающий выпытать Слово…

Я вышел из театра в легкой задумчивости, упорно вспоминая, как Марк лазил в Холод. Может, удастся что вспомнить?

Нет. Не до того мне было. Правду сказал старый барон – я воспринимал Марка как маленький ходячий склад, в то время как он меня – инструктором по бегству с каторги. И Нико прав – никогда я о будущем не задумываюсь. Живу нынешним днем, решаю проблемы по мере накопления. Так оно, конечно, легче.

Но может быть, стоит посмотреть вперед? Чего я добьюсь, укрывшись в чужих странах? Рано или поздно Держава вновь сойдется с Ханством в борьбе – за земли, где еще не истощились рудники, за господство в колониях, просто за власть над миром. Что тогда ждет меня, чужестранца? Руссийские копи в непроходимых снегах? Топор палача или дешевая удавка?

А что меня ждет, если я все-таки поймаю Марка? Очень-очень маловероятная милость Владетеля? Или снова каторга? Или, из почтения к свежему титулу, сунут в темницу, как Бронзовую Маску, или утопят в бочонке мальвазии?

Вот в чем проблема.

Или безопасность на ближайшие годы – или навсегда. И не надо себя обманывать. Вот в чем весь выбор – готов я поставить все на одну, но сильную карту, или попытаюсь играть по маленькой.

А, Ильмар Скользкий?

Что решишь?

Как только я понял все до конца, так сразу стало легче. Этот выбор я делал постоянно. Всю жизнь – с того дня, как убежал из дома, вместо того чтобы пойти в ученики к мяснику. Был бы сейчас уважаемым человеком, имел свою лавчонку, рубил свиные и коровьи туши, имел по вечерам солидный кусок мяса в супе, послушную жену и толпу ребятишек, со стражником квартальным за руку здоровался… И что меня в такой жизни напугало?

Не знаю. Вот только если передо мной лежит нераскрытый прикуп, то я его всегда поднимаю.

Я зашагал к гостинице. «Индейская тропа» где-то рядом…

Когда начало смеркаться, я уже сидел в «Настоящем Вест-Индском Баре Индейская Тропа». Снаружи это было здание как здание, два этажа со скромной вывеской на оживленной набережной Роны. А вот внутри – действительно все стильно. Стены бревенчатые, с воткнутыми кое-где стрелами и каменными томагавками. Девушки и парни, разносящие еду, все как на подбор загорелые и полуголые, в замшевой одежде и побрякушках, а показывающаяся временами с кухни женщина-повар и впрямь – краснокожая. Вряд ли она тут что-то готовила, скорее придавала заведению колорит, но посмотреть на нее было любопытно. Музыка гремела варварская, одни барабаны и бубны, но вроде даже забавно выглядело, как под нее танцуют.

Вот только выпить было толком нечего. Виски – грубое, мерзкое, бренди уступал и самому плохому галльскому коньяку, пиво – хуже, чем в Амстердаме, вина и вовсе нет. Бедолаги, неужели они в Колониях только это и пьют?

Настоящая вест-индская еда тоже оставляла желать лучшего. Блинчики с кленовым сиропом – слишком рыхлые и приторно сладкие, рубленые котлеты, завернутые в лепешку и политые густым и тоже сладковатым томатным соусом, – отвратительные на вкус. На пеммикан, тортилью и крутую маисовую кашу с перцем я лишь глянул – и отвернулся. Все остальное – плохо приготовленные, как бы специально испорченные блюда державной кухни – германской, каледонской, иберийской… Правда, мне настоятельно советовали попробовать яблочный пирог, но у меня уже не осталось веры в заокеанскую кулинарию.

И что посетители тут нашли? Народу, на удивление, много. В основном молодежь и придурки вроде меня, только не фальшивая богема, а настоящая. Видимо, просто мода. В последнее время стали популярны разговоры про вест-индские колонии, про неизведанные земли, про край, где много железа и меди. «Сакраменто – край богатый, железа – хоть греби лопатой»… Конечно, уезжала в основном голытьба, а такая вот молодежь больше прикидывалась. Глотала мерзкое пойло, орала какие-то безумные песни, танцевала на столах… Я тоскливо пил безвкусное пиво и думал, не обманет ли меня девица из магазина. Может, снять какую-нибудь другую девушку?

Вроде и профессионалок немало, и просто любительниц приключений. Начать можно с того, что мне нужна модель для новой скульптуры…

На соседний стул кто-то опустился. Я повернул голову и торопливо улыбнулся. Пришла все-таки.

– Привет…

Вне магазина девушка держалась куда увереннее. И одета была, кстати, не в мануфактуру.

Я щелкнул пальцами, подзывая свою официантку. Спросил:

– Что будешь пить? Только, на мой взгляд, все здешние напитки – гадость. А ничего нормального не подают. Может, переберемся куда-нибудь?

Я был сейчас готов устроить небольшой кутеж.

Девушка хихикнула.