А может быть, и он сейчас растерянно смотрит на нас…

Луиза так и не успела пристегнуться. Сейчас она почти лежала на спине, медленно сползая на меня. Нетрудно было сообразить, что если настоятельница, почти не уступающая мне весом, слетит с кресла, то вылетит сквозь заднее стекло кабины, возможно, прихватив и меня.

Вот и облегчение планёру…

Упершись в шею Луизы руками, я изо всех сил удерживал ее от падения. К счастью, Хелен заметила неладное и стала выправлять полет. Мы уже были над водой, и планёр плавно разворачивался, ложась на курс к близкому берегу.

– Не могу… крылья сейчас лопнут! – вдруг крикнула Хелен. Она, видно, чувствовала все происходящее с машиной своей шкурой.

А перед нами уже возникал линкор. Мы должны были пронестись над ним… и, кажется, нас заметили.

С острова в планёр палили все, кому не лень. Вспышки и клубы белого дыма пестрели среди деревьев и зданий, видно, преторианцы готовы были нас угробить, лишь бы не дать уйти. Но в этом опасности особой не было, так попасть с земли, чтобы кого-то из нас зацепить или важную тягу перебить, – это невозможная удача нужна.

А вот с линкора били серьезнее.

Полыхали по бортам вспышки – в нас стреляли из скорострельных пулевиков. Расстояние еще было велико, но неумолимо сокращалось, а когда в воздухе сразу тысячи пуль – хоть одна, да отыщет цель.

Неужели матросы на линкоре обучены планёры сбивать?

– Сворачивай! – закричал я. – Хелен!

Но летунью больше волновал стонущий от напряжения планёр, чем какая-то там стрельба. Покачивание планёра – будто Хелен выбирает курс… Она рванула рычажок, знакомый мне еще по прежней машине.

Вот только раньше толкачи отцеплялись уже пустыми, гаснущими. А сейчас они были в самом разгаре работы.

Две дымные струи ушли из-под крыльев. Бочонки толкачей, освобожденные от необходимости тащить планёр, мигом ушли вперед. И не беспорядочно кувыркаясь – видно, узкие ребра-крылышки придали им устойчивость. По ровной дуге они мчались к линкору.

Оставшаяся пара толкачей несла нас вперед. В скорости мы будто и не потеряли, видно, сказалось уменьшение веса.

Хелен вдруг издала воинственный клич. Меня пробрал мороз. Это был не просто выкрик, а какая-то заунывная, безумная, боевая песня:

Планёрной атаки недолог век,
Ведь крылья нам Бог не дал,
И падаем с неба, в песок и снег,
На вражьих мечей металл…

Луиза издала слабый писк – то ли протестуя против богохульства, то ли просто в ужасе.

А умчавшиеся толкачи с роковой неизбежностью приближались к кораблю. Я вдруг понял, что Хелен не просто убегает. Она атакует! Державный линкор! Да что мои грехи перед властями – Ночная Ведьма, считай, подняла мятеж!

Повешение.

Или четвертование.

Без всяких сомнений!

Один толкач пронесся в паутине мачт и снастей, будь у линкора паруса подняты – точно бы вспыхнули. А так – попусту канул за борт, уткнулся в воду и исчез.

Второй толкач насмешливая рука случая направила точнее. Дымящаяся труба ударила в палубу, рядом с исполинской оружейной башней, откуда шла беспрерывная пальба. Вспыхнуло пламя, повалил дым. Конечно, урона серьезного горючая смесь из расколовшегося толкача не нанесла, это же не боевая ракета. Но все-таки палубу затянуло дымом.

А это было самое главное, потому что нам все равно предстояло пролететь над кораблем, и там никто пуль жалеть не станет…

Для неба придумал Бог синий цвет,
Но тут он промашку дал.
Багровым и черным затмило рассвет,
Когда мой планёр взлетал…

Хелен пела не очень-то музыкально, но зато от души, громко, ничуть не стыдясь натыканных в песне кощунств. Наверное, мы бы услышали еще много вариаций на тему, что Бог дал, а чего не дал, но тут Луиза издала тонкий визг, и летунья осеклась. Видимо, поняла, что монахиня готова вцепиться ей в волосы, что никак не будет способствовать полету.

– Ильмар! Маркус очнулся?

Я посмотрел вниз, встретился глазами с мальчишкой.

– Да, ожил…

– Я в порядке, – сипло подтвердил Марк. Простыл он, что ли, от Холода?

– На линкоре выдвигают катапульты. Хотят запустить свои планёры. Это конец. Или попробуют сбить, или проследят, куда летим.

Хелен сейчас разговаривала фразами, короткими, будто удар кнута. Я понимал – ею овладело боевое безумие, она близка к состоянию берсерка. Еще миг – закусит штурвал и вообще говорить перестанет…

– Надо помешать. Бомб у нас нет. Надо замусорить палубу. Слышишь?

– Да. – Марк привстал, и даже от этого легкого движения планёр закачало, как лодку в шквал. – Что я могу? – на самое ухо крикнул он Хелен.

– У тебя на Слове тонны три стекла и железа!

Марк посмотрел на меня круглыми глазами. Я, честно говоря, тоже решил, что летунья сходит с ума.

– Пройдем над палубой. Низко. Крикну, когда сбрасывать.

– Я же в кабине! Я не могу сейчас Слово говорить! – видно, Марк от растерянности забыл, что имеет дело с другой владелицей Слова.

– Высунься! Выпрыгни! Что хочешь сделай, палубу накрой!

Планёр клюнул носом и начал снижаться.

Умом я понимал, что Хелен права. Погонятся за нами другие планёры – все. Пусть даже не собьют с небес – летунья не зря говорила, что бой в воздухе почти невозможен, но увидят, где мы опустились, поднимут тревогу…

Вот только как сбросить чудовищный груз, принятый Марком на Слово? То, что взял, то в руке обратно и появляется… разрежет наш планёр напополам стеклянная стена… вот и все дела.

– Быстрее! – не оборачиваясь велела Хелен. – У вас две минуты!

Я задергал головой. Так, выбить стекло или прорвать обшивку… нам ведь не привыкать, точно, Марк? А что дальше? Пусть даже высунет пацан руки, ухитрится Слово произнести – возникшая из Холода стена сломает крылья.

Только снизу, под кабиной, ничего нет…

Выхватив нож, я дернул Марка на себя, тот кое-как втиснулся на сиденье. Нагнувшись, я принялся рубить переплетение реек под ногами.

– Сломаешь опорный киль или лонжероны – вмиг рухнем! – сообщила Хелен, даже не оглядываясь. По звукам все поняла.

Знать бы еще, где эти кили и лонжероны… Сплошные планки и бамбуковые трубки, порой какие-то тросики попадаются… так, их обойдем, летунье надо рулями вертеть…

Наконец лопнул последний слой ткани и под ногами у меня засияла дыра. Узенькая, но Марк вроде должен протиснуться. И планёр пока не рассыпался, значит, угадал я.

– Лезь, – коротко, будто от Хелен заразился, велел я.

Мальчишка в ужасе смотрел вниз. Метрах в ста под нами бежали волны, видно было даже желтое песчаное дно. Мелко здесь, не зря линкор к берегу не подошел.

– Давай! Головой вниз! Я держать стану за ноги! Когда надо будет бросать…

А как подать знак? От свиста ветра даже в кабине кричать приходится, а когда Марк высунется, телом проем загородит, так вообще ничего не услышит.

– Я тебя ущипну, – порадовал я Марка. – Первый раз – приготовиться, второй – произносить Слово!

Мальчишка смотрел на меня, не в силах вымолвить ни звука. Я его понимал. Я сам бы в эту дыру не полез. Болтаться вниз головой, на такой высоте, в мчащемся планёре, и при этом еще Слово произнести.

Точно, Хелен ума лишилась.

И я с ней за компанию, видно.

– Марк! Ну давай! – Я схватил его за плечи. – Прошу тебя! Доверься мне, я удержу! Не бойся!

Нет, бояться он не перестал. Даже прибавилось в глазах ужаса, но уже вперемешку с тоскливой обреченностью. Марк скрючился и полез головой в дыру. Я схватил его за ноги – мешало дурацкое мешковатое одеяние. Не думали святые братья из интендантства Церкви, что в этих платьях придется кому-то из летящего планёра высовываться…