– Маркус! Поможешь мне!

Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни у одной, самой светской, дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Марка помогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднял кинжал… Потом вздохнул и спросил:

– Хелен, ты позволяешь мне…

– Делай, что считаешь нужным, – твердо, хоть и с тревогой, ответила летунья.

Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукаве пиджака – парящий орел с мечом в когтях…

И спорол начисто.

Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Марк и Луиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия – это позор. Только трибунал военный такое может совершить. В глазах летуньи вспыхнула ярость.

– Только не убей меня своим запалом, – неуклюже скаламбурил я. – Хелен, ты должна выглядеть не летуньей… пойми.

– А кем? Разжалованной летуньей?

– Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя! Так ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!

Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что та выхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Как хорошо, что вначале я попросил снять повязку, а то стилет был бы не в моей руке, а в моем боку…

Летунья остановилась. Тоскливо покосилась на плечо.

– Валяй…

– Точно? Позволяешь? – осторожно уточнил я.

– Да. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов. Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!

Превращая мундир летуньи в веселенький костюмчик молодой взбалмошной дамы, я чувствовал себя не слишком уверенно. Но Хелен терпела, даже давала советы. И когда через четверть часа я закончил – результат превзошел все ожидания.

Какая летунья?

Какая героиня карпатской войны?

Женушка преуспевающего торговца или мелкого шатлэна. Любительница балов, тщащаяся придать себе экстравагантный вид, за неимением подлинного богатства и вкуса. Кстати, кое-как в этом преуспела…

– Великолепно, – сказал я, убирая кинжал. – Сразу видно – ничего опаснее скалки в руках не держала. Верхом ездит только боком, кораблей боится, планёров тем более…

– Доволен? – спросила Хелен.

– Конечно. Теперь моя очередь.

Одеяния непризнанного скульптора погибли через пять минут. Я оставил лишь рубашку и брюки, все остальное бросил в кусты, на радость неведомому побродяжке. Пришлось потрудиться, пряча пулевик под рубашку, но и это удалось. Над своим лицом я поработал косметикой – самую малость, убрав тени под глазами и морщинки на лбу.

– Вид у нас… будто из дома прогуляться вышли, – сказала Хелен.

– Конечно. Это и хорошо. Теперь займемся Маркусом.

Мальчик, уже закончивший помогать Луизе, подозрительно уставился на меня.

– Твоя идея с переодеванием была хороша, – сказал я. – Не бойся, повторять не станем. Что в первую очередь важно для стражника… просто для внимательного человека, желающего опознать беглеца? Учти – незнакомого беглеца.

– Пол, – мрачно сказал Марк.

– Конечно. Голова охотника на людей работает, как сито. Пусть никто об этом и не думает, но половину встречных сразу отсеивает из-за другого пола. А дальше? В черты лица вглядываться – занятие тяжелое.

– Возраст? – неуверенно спросил Марк.

– Правильно.

– Сделать меня старше или младше ты никак не можешь!

– Не могу. А вот заставить тебя выглядеть младше… Снимай штаны и рубашку. Хелен, Луиза, займитесь его одеждой. Штанишки должны быть короткие, рубашка – с кружавчиками. Возьмете те, что я спорол с формы.

Женщины переглянулись.

– И это поможет? – скептически заметила Хелен.

– Не только. Маркус!

Мальчик покорно пошел со мной к ручью. Я макнул его головой в воду, взлохматил мокрые волосы. Конечно, полноценных кудрей не завить, но волос мягкий, что-нибудь да получится.

– Мне же почти тринадцать, – фыркнул Марк. – Я буду глупо выглядеть в коротких штанах!

– Ты и сейчас-то выглядишь на год-полтора младше, – безжалостно сообщил я. – А будешь десятилетним.

– Что???

– Доверься мне.

Ну почему у людей нет никакой благодарности? Я творил сейчас шедевр маскировки, а Марк сидел с таким несчастным лицом, будто попал в лапы дикарей и готовится принять пытки.

– Художник, чья гравюра всюду висит, польстил немного… – разбираясь в косметике, сказал я. – Лицо точно передал, ну, тут нужды не было врать. А плечи пошире сделал, подбородок чуть покрепче… повзрослев тебя нарисовал. И это хорошо. Все будут искать крепкого подростка. Увидят маленького мальчика…

Тушь. Тени. Подводка.

Марк и так был большеглазый, теперь я еще больше усилил эту черту. За спиной Луиза и Хелен, ругаясь по поводу моих безумных идей, фасонов, детей, отсутствия портняжного инструмента, корпели над одеждой принца.

Румяна. Помада. Тональный крем. Пудра.

Марка надо было не размалевать, как малолетнего актера или клоуна в цирке, а чуть-чуть усилить детские черты. Последние остатки детства, еще живущие в лице. И это было самое сложное – все-таки я не профессиональный гример, а любитель. Эх, сюда бы Толстую Джули из Венеции! Или Биттл Джуса из Гамбурга! Вот это гример высшего класса! Он и среди ночного люда славу имеет, и среди знатных дам. А когда, раз в год, съезжаются все ярмарочные борцы в Гамбург – в честном бою подлинного победителя выявлять, тоже его зовут. В своем кругу яркий грим не нужен, а вот усилить черты лица, чтобы с трибун виднее было, – всегда полезно.

Я стал рассказывать Марку про турниры в Гамбурге, про «гамбургский счет», чтобы хоть чуть-чуть отвлечь его от процедуры. Помогло. Марк, как любой ребенок, любил подобные истории.

– И там настоящего победителя узнают? Того, кто и впрямь самый сильный?

– Да нет, конечно. Подлинную силу турниры никогда не показывали. В Гамбурге тех бойцов, что общим уважением пользуются, а силы не имеют, утешают. Жизнь такая штука, мальчик, абсолютную истину искать – смешно.

– А что же тогда делать?

– Жить. Время все по местам расставит… Повернись.

Захватив на ладони немного бриолина, я еще раз встрепал ему волосы.

Отступил на шаг, любуясь эффектом.

– Щеки не надувай, Маркус… Хелен, Луиза, гляньте!

Женщины прекратили спор, грозящий вновь перерасти в ссору, и уставились на Марка.

– Ну как? – спросил я.

– А в младенца ты его загримировать не сумеешь? – почти серьезно спросила Хелен. – Десять лет, не старше! Великолепно!

Почему-то обе женщины разволновались так, будто я не внешность мальчику чуть подправил, а совершил подлинное омоложение. Хелен продолжила допрос:

– Взрослых тоже сумеешь… так?

– Конечно. Со взрослыми-то обычно и приходилось работать… Любой хороший вор должен уметь внешность…

Я замолчал. У них какой-то нездоровый блеск был в глазах.

– Женщину тоже можно так преобразить?

– Да.

– А сколько лет можно убрать? И как ты это делаешь? – встряла Луиза.

– Ну, тут важно детские черты разглядеть, и от них идти. Главное – в карикатуру не впасть… – Бросившись к Марку, я схватил его за руку, уже занесенную, чтобы пригладить волосы. – Не смей! Забудь, что у тебя голова имеется!

– Ильмар, а… – Луиза никак не могла успокоиться. И я понял, в чем дело.

Надо же! Высокородные дамы, а не владеют искусством лица лепить, что любой городской шлюшке известно!

– Потом. Хорошо? Мы уже час потеряли!

– А если нас схватят? – выкрикнула Луиза. – Ты же тогда не успеешь рассказать!

– Если нас схватят, то куда вам краситься? Перед плахой?

Даже этот аргумент подействовал слабо. Но все же они умолкли, быстро закончили возню с одеждой Марка, и вскоре негодующий мальчишка влез в свой костюмчик.

– Прекрасно, – подвел я итог. – Мы имеем семейную пару из средних сословий, их высокого, но с невинным младенческим лицом сыночка, и стареющую компаньонку.

Нет, почему у людей нет чувства благодарности? Все трое уставились на меня такими возмущенными глазами…