Даниэлла улыбнулась и радостно засопела.

— Продвигается. Три тысячи слов в день. А иногда — даже пять.

— Не может быть! — рассмеялся Баджирон. — Скажи правду. Как у тебя дела?

— Это правда, Баджи. Вчера я написала две главы. Пятьдесят две сотни слов.

— Да... — Баджирон вздохнул с пониманием. — И это за один день работы!

Даниэлла стиснула лапки.

— Я хотела сегодня отдохнуть, но Шантелле не терпится бежать. Я чувствую, как она просится...

Небо выгибалось над долиной высоким куполом, трава шелестела на ветру, но веранда была хорошо защищена от непогоды, и лишь изредка легкий ветерок ерошил мех да поглаживал усы двух хорьков, сидевших за столом.

И Баджирон решил сказать жене правду.

— Я больше не могу писать книги для щенков. Она уставилась на него испуганно и удивленно.

— Ох... Почему? Тебе ведь всегда это нравилось!

— Когда придет время опубликовать мой роман, они станут помехой.

— Как это — помехой? — недоуменно переспросила Даниэлла.

— К тому времени, как мой роман увидит свет, меня должны будут воспринимать всерьез.

— А разве ты не воспринимаешь всерьез Антония?

— Даниэлла! Это же древний классик!

— А «Притчи о хорьках»? Разве это не щенячьи сказки?

— Я имею в виду современную читающую публику. Взрослых. Они будут думать, что я — щенячий писатель. Они не станут читать «Там, где ступила лапа хорька», потому что Хорек Баджирон пишет для щенков.

Даниэлла улыбнулась.

— Это страх в тебе говорит! Ты сам понимаешь, что это неправда! И не только в твоем случае. Вообще никто ни о ком так не скажет: «Не буду читать его роман, потому что раньше он писал книги для щенков». Читатели любят хорошие книги. И потом, как насчет Тарты? Мы же читаем книги ежихи, когда она пишет прекрасные повести!

Ночь черного отчаяния, сон, как сорванные ветром листья, скрежет когтей о камень. Огромный выдох: «Сколько бы я ни... Ничего не выходит. Никогда ничего не выйдет».

Рассвело, но он так и не воспрял духом. «Если я не буду честен со своей любимой, я не выживу». Он знал, что это правда.

И она поняла — когда стала накрывать на стол к завтраку.

— С тобой что-то неладно, Баджи.

В ответ — молчание. И глубокий вздох.

— Не понимаю, почему я захотел стать писателем, — проговорил он наконец. — Неужели мне и вправду так нравится страдать? — Он взял дольку манго, отщипнул кусочек и отложил. — Каждый день — одно и то же.

— Хочешь, я скажу тебе правду? Роман совсем не движется. Я никогда его не закончу. Я его не люблю. Он мне совсем не нравится. Он пустой. Это катастрофа! Ко мне приходил дракон, Даниэлла. Он опалил меня пламенем, он сжевал меня в кашу. Я — неудачник. С «Лапой — раз, лапой — два» мне просто повезло. С «Колибри Стайком» мне повезло еще раз. Но больше мне не удастся издать ни одной книги. Ранчо придется продать.

Но Даниэллу это почему-то не обескуражило. Она спокойно дожевала хрустящий тост, поджаренный на миндальном масле, и спросила:

— А что это за дракон?

Баджирон моргнул от неожиданности.

— Хм... В каком смысле?

— Как его зовут?

Писатель погрузился в задумчивость. «Да, пожалуй... У него и впрямь есть имя».

— Кинамон.

— И как он выглядит, этот твой Кинамон?

— Ох, Даниэлла... Перестань.

— Нет, я серьезно, Баджи! Если он пытался уничтожить тебя, то ты по крайней мере должен был его заметить! Разве нет?

Писатель закрыл глаза и попытался вспомнить.

— Он такой огромный, Даниэлла! Больше нашего дома. Синий, с волнистыми желтыми полосками. Как будто он катался на карусели, пока его раскрашивали. Зубы зеленые... как большие заточенные изумруды. Выдыхает огонь... пурпурное пламя. Крыльев нет.

— Твой дракон не умеет летать? — Даниэлла пристально поглядела на него поверх тоста. — Тебе не кажется, что это очень интересно?

— Ты просто хорек-философ, Даниэлла! Да, летать он не умеет. И мне не позволит взлететь. Никогда.

— Даниэлла кивнула с умным видом.

— А титул у него есть?

— Титул?

— Ну, какая у него должность?

— Он — Большой... нет, Главный Злой Дракон.

— Он может причинить тебе вред?

— Он пытается. Он хочет уничтожить меня. Хочет, чтобы я перестал писать. Чтобы я больше никогда не смог сделать ничего стоящего.

— Но может ли он добиться своего?

Баджирон подумал секундочку и сказал:

— Да.

Даниэлла тихонько поставила стакан с апельсиновым соком и наклонилась к мужу через стол.

— Каким образом, Баджи?

— Когда я поверю в то, что он говорит, я погибну.

— Ты боишься?

— Да.

— Давай подумаем. — Даниэлла откинулась в кресле. — Кинамон — Главный Злой Дракон ростом с трехэтажный дом, раскрашенный в жуткие краски и дышащий пурпурным огнем. Но он ничего не может тебе сделать, пока ты сам ему не поможешь. Он не причинит тебе вреда до тех пор, пока ты не поверишь... во что?

И в это мгновение дракон предстал перед Даниэллой собственной персоной, вспышкой жгучего пламени прорвавшись сквозь ужас, обуявший Баджирона.

— Я — ЖАЛКИЙ ОБМАНЩИК! НИКОМУ НЕТ ДЕЛА ДО МОИХ МЫСЛЕЙ! ВСЕ МОИ ИДЕИ — НИЧТОЖНЫЕ ПУСТЫШКИ. Я — ДУРАК, ДУРАК, ДУРАК! Я НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАПИШУ НИ ЕДИНОЙ КНИГИ! Я НИКОГДА НЕ СМОГУ ИЗМЕНИТЬ МИР! Я НИКОГДА НЕ СДЕЛАЮ НИЧЕГО ПРЕКРАСНОГО! Я — НЕУДАЧНИК. Я — НИЧТОЖЕСТВО!

Вытаращенные глаза Баджи бешено вращались, вся кухня оглушительно звенела отзвуками рваных восклицаний. Но в конце концов он затих и съежился, вжался в кресло и крепко зажмурился, чтобы сдержать подступившие слезы.

Даниэлла ошарашенно молчала. Шерсть у нее на хвосте встала дыбом.

Но затем, подобно тем просветленным душам, что порой являются в мир хорьков научить их уму-разуму, она глубоко вздохнула и обратилась внутрь себя, воззвав к высочайшей истине. И когда та откликнулась, Даниэлла вцепилась в нее изо всех сил.

Она потянулась через стол, коснулась лапы Баджирона и произнесла то, что ей было поручено:

— Это не ты говоришь, Баджи. Это Кинамон. Это не твои страхи, а Кинамоновы! Твой дракон просит о помощи!

Баджирон открыл глаза и уставился на нее измученным, недоверчивым взглядом.

— Он хочет уничтожить меня, Даниэлла! Он хочет меня убить!

А Даниэлла продолжала, хоть и не могла поверить, что слова эти исходят от нее:

— Каждый образ, рождающийся в нас, и каждая наша мысль несут в себе испытание нашей любви.

Ей казалось, что собственный ее голос звучит откуда-то со стороны.

— Таковы все наши идеи. И даже драконы. Кинамон хочет быть твоим другом, он хочет служить тебе, но не знает как!

— Для начала он мог бы просто не убивать меня...

Даниэлла заморгала и еще крепче вцепилась во вспышку внутреннего света, пока та не успела угаснуть.

— Дай ему другое занятие, — выпалила она. — Пусть он станет для тебя не убийцей, а телохранителем! Пусть этот дракон станет твоей музой!. Пусть он приносит тебе идеи, пусть освещает своим огнем страницы твоей рукописи и защищает твоих персонажей от сомнений, пока они наконец не оживут и не улетят туда, куда не попасть ни тебе, ни Кинамону!

И свет погас. Вспыхнувшая звезда снова сжалась в точку.

Довольно долго Даниэлла хранила молчание, а Баджирон смотрел на нее во все глаза.

Потом она пожала плечами.

— Просто мне так подумалось...