Судя по всему, Давалос был от них в шести или семи часах езды, и Джейсон стремился сократить это расстояние. В какой-то момент он даже хотел оставить запасную лошадь, но осторожность и мысль, что она может понадобиться Кэтрин, остановили его. Они ехали даже ночью, благо, луна была полная и хорошо освещала им путь.
Подгоняемый страхом и надеждой догнать Кэтрин уже этой ночью, Джейсон спрашивал себя, жива ли она, а если жива, то какие ужасы ей пришлось пережить? Давалос ее пытал? Изнасиловал?
Они летели в лунном свете до тех пор, пока могли. Дальше возникала угроза наткнуться на спящих испанцев, да и лошадям нужно было дать отдых. Тишину ночи нарушали лишь крики сов, вылетевших на охоту. Лошади шли теперь медленно, неслышно ступая по опавшим листьям и сосновым иглам.
Джейсон неотступно думал о Кэтрин. Сможет ли она выдержать поездку верхом с испанцами? И что будет с ребенком, которого она вынашивает? И что она думает? Она напугана? Напугана настолько, что не сможет помочь ему и Пьющему Кровь?
Этого Джейсону не стоило бояться — и после четырех дней пребывания у Давалоса ею владело лишь одно чувство: ярость! Она была зла на Джейсона, который не остановил ее в то утро, зла на себя и безумно зла на Давалоса! Никого еще она так не ненавидела, как этого высокого тонкогубого испанца.
Она не испугалась в первые ужасные минуты, когда Давалос напал на нее в долине, и сражалась с ним, как дикая кошка. Одна женщина против многих мужчин, но одному она почти вырвала глаз, другому прокусила щеку, а третьего так ударила между ног, что он долго будет помнить об этом. А когда Пэки в безнадежной попытке спасти ее выехал из леса, она испугалась, что юноша попадет в беду. Давалос выстрелил в него, и Кэтрин видела, как Пэки обмяк в седле, медленно сполз на землю и красное пятно начало расплываться на его голубой рубашке.
Перекинув Кэтрин через седло, Давалос и его люди скрылись в лесу, прихватив с собой лошадь Кэтрин. Во рту у нее торчал грязный кляп, от которого она не могла избавиться, потому что руки ей крепко связали за спиной. Но она продолжала извиваться, как дикое сумасшедшее животное, пока Давалос не ударил ее в висок пистолетом и она не потеряла сознание.
Очнулась Кэтрин, когда было уже темно. Ужасно болела голова, с каждый шагом лошади все ее тело пронизывала острая боль. Даже тогда она не испугалась, ее грызла досада, что все так случилось. Она внезапно почувствовала беспокойство за Джейсона, представив, что он будет делать.
Подумав об этом, она ужаснулась. Какое имеет значение то, что с ней случилось? Если Джейсон схвачен и убит из-за нее, тогда незачем жить, она просто умрет от своей вины. Кэтрин безразлично смотрела, как пробегает земля под ногами лошади, тело ее, привязанное к лошади, покачивалось в такт ее походки. Внезапно ей в голову пришла мысль: неужели ты так слаба, что собираешься погибать без борьбы? А как же Николае? Неужели тебе все равно, что он вырастет среди чужих людей и не узнает материнской любви? А как же другой ребенок, которого она носит, неужели она позволит ему погибнуть? Мысли резали ее хуже ножа. А Джейсон, неужели оставить победу за ним? Избавить его от их брака? Безразличия как не бывало, глаза Кэтрин вновь горели огнем.
Давалос, который встречался с Кэтрин лишь несколько раз, был убежден, что эта молодая дама может служить образцом этикета. Он не заметил иных признаков, указывающих на то, что перед ним не испуганная нежная леди, которую сломили все события дня. Не знал он и ее историю, как понятия не имел, что она многому научилась у цыган и многое не забыла. Этот маленький острый нож, спрятанный у нее на теле, — ему и в голову не пришло обыскать ее в поисках оружия. И все же он понимал, что жена Джейсона не похожа на других женщин, и вечером во время их первой стоянки он внимательно наблюдал за ней.
Освободив ее от кляпа, он ожидал слез и истерики, но услышал спокойную речь Кэтрин:
— Какой же ты идиот! Я думаю, ты уже достаточно насладился жизнью, потому что неважно, что ты сделаешь со мной: Джейсон убьет тебя, как только догонит нас.
Улыбаясь почти ласково его изумлению, она добавила:
— На твоем месте я бы оставила меня здесь и постаралась убраться как можно дальше. Мой муж очень вспыльчив, и я не думаю, что ему понравится то, что ты сделал. Он убьет тебя!
Удивление, блеснувшее в темных глазах Давалоса, прежде чем он успел взять себя в руки, доставило Кэтрин истинное удовлетворение. Ублюдок! Если представится возможность, она убьет его раньше, чем это сделает Джейсон.
Увидев, что его люди с любопытством наблюдают за ними, Давалос дал волю своему дурному нраву и, пользуясь беспомощностью Кэтрин, ударил ее по губам и скомандовал:
— Тихо! Говорить буду я! Как мило, что ты предупредила меня!
Чувствуя вкус крови, Кэтрин удивила солдат своей улыбкой и тем, что бесстрашно поддразнила его:
— Как храбр ты со связанной женщиной! Освободи мне руки, тогда посмотрим, какой ты смелый! — Бросив взгляд на мужчин, которые сидели поблизости, она заметила:
— Хочешь, чтобы я оставила на тебе такую же метку?
И Жан, на щеке которого навсегда отпечатались следы ее зубов, непроизвольно перекрестился:
— Что за женщина? Определенно, она дьявол!
От ярости и желания стереть с лица Кэтрин насмешливую улыбку Давалос швырнул ее к своим ногам. У нее перехватило дыхание и, посмотрев на его лицо, она решила, что следует быть осторожнее. Он убьет ее, этот подлый трус!
Давалос стоял над ней, ожидая нового вызова, но она лежала неподвижно. Улыбаясь неожиданной победе, он оставил ее и подошел к мужчинам, удовлетворенный тем, что доказал им — она такая же женщина, как и другие.
Но Давалос плохо знал своих людей. Они не были уверены в том, что Кэтрин сдалась, они неловко отвели взгляды от этой странной женщины, у которой были такие не правдоподобно синие глаза и которая улыбалась, несмотря на удары. В некоторых Кэтрин вселяла непонятный страх, потому что она дразнила их лейтенанта, доводя его до приступа ярости, а когда он впадал в бешенство и бил ее, она отвечала пугающей улыбкой.
Когда они достигли Трейдз Клеаринг, она по-прежнему сохраняла присутствие духа. Гордость заставляла ее сидеть в седле с прямой спиной. Вид длинного здания фактории вселил в нее надежду, но потом она поняла, что помощь оттуда не придет. Зная, что Давалос не собирается освобождать ее и что в его руках она — приманка для Джейсона, Кэтрин начала думать о побеге. У нее нож, она могла бы давно освободиться, но за ней все время пристально следят. Несколько раз ей уже казалось, что стоит попробовать, но она знала: шанс у нее только один, напрасно рисковать нельзя.
Занятая мыслями о побеге, она не заметила взгляда Давалоса, брошенного на нее, когда они вошли в пустое помещение. Там он провел ее в маленькую комнату и закрыл дверь. Думая о том, что, возможно, ее здесь надолго оставят одну, она не смотрела в его сторону. Оставшись в комнате одна, Кэтрин слышала, как люди и лошади устраивались на ночлег. Пусть запрут меня здесь на ночь, молилась она и уже ощупывала пальцами веревки, которыми были связаны ее руки, размышляя, как добраться до ножа. Нужно, чтобы испанцы уснули, тогда, освободившись, она выберется через окно, еще через секунду будет на лошади, и тогда уже ее не остановить. Кэтрин была так уверена, что снова они ее не поймают, даже если ей для этого придется утопиться, что хихикнула. Но тут же одернула себя, подумав, что глупо слишком далеко заходить в своих мыслях.
Она уловила запах костра, на котором готовили пищу, потом по долетавшим до нее звукам поняла, что все улеглись в главной комнате здания. Интересно, надолго ли? Здесь ли Давалос устроит засаду. Если здесь, то как разрушить его планы?
Заскрипела дверь — перед ней стоял Давалос.
— Время кормить животных? — поинтересовалась она, увидев у него в руках тарелку с едой.
Давалос лишь улыбнулся и, поставив перед ней тарелку с бобами, развязал ей руки.
Она ждала, когда он уйдет, растирая кости, восстанавливая циркуляцию крови в затекших руках. Но он подошел к двери и снова запер ее. Она почувствовала себя неловко, но быстро съела еду, стараясь не замечать его. Закончив, она стала ждать, когда он снова свяжет ей руки, как это было каждый вечер, но со странным блеском в глазах он пробормотал: