Ангарец счел за лучшее поскорее убираться с площади и, не сводя глаз с главаря и его дубинки, прошел мимо него, догоняя своих парней, спешащих уже к Варварке. Оборотившись на мгновение, Грауль не увидал уж никого на прежнем месте.

«Что за черт?! Верно, люди Морозова или Романова то были. Хорошо, без пальбы обошлось, — думал он, проходя мимо церковной ограды. — Еще не хватало оказаться внутри боярской схватки за власть и трон! Никакие револьверы тут отбиться не помогут, затопчут, не заметив!»

До двора оставалось совсем немного, когда в начале улицы показались верховые, числом более двух десятков, а за ними — небольшой возок. Пустая улица тут же наполнилась конским топотом по укатанному снегу, всхрапыванием и ржанием животных. Всадники закрутились близ ворот Английского подворья, выкликивая кого-то. Однако ответа им не было, ворота также не открывались, и тогда передние, стеганув коней, бросили их вверх по Варварке. Катил по насту и возок, окруженный всадниками.

— Ходу! — закричал Грауль, толкая в спину Савву, бывшего монастырского холопа, несколько лет назад выкупленного в Нижнем Новгороде из кабалы.

Нагнали их у самых ворот родного двора, причем Савва и Устин первыми достигли открытой уже калитки и теперь, вытащив оружие и взведя курки, ждали приказа своего начальника. Есений, неудачно поскользнувшись и стукнувшись плечом о тяжелую, обитую железом створку, успел-таки выхватить револьвер и вслед за парнями наставить его на приближающуюся с великим шумом кавалькаду. Грауль оценил этот поступок юноши.

Наверху, на башенке караульни, синхронно щелкнули взводимые курки — капитан был начеку, держа всадников на прицеле дюжины винтовок. Павла, собиравшегося скрыться за дверью, потянул за рукав Есений, кивая на переднего всадника:

— Гляди, Павел Лукич…

Запястье ерзавшего в седле воина облегала кожаная тесемка, на которой висела недавно виденная на Красной площади дубинка с железным шишаком. И она, похоже, совсем недавно была в деле — бурые сгустки крови, приставшие к шишаку, испачкали богатую ферязь всадника в месте, где она к ней прикасалась.

— Постой! — остановил Грауля крик дородного боярина, чья одежда была обагрена чужой кровью. — Ангарский сей двор? Кликни набольшего средь вас, да поторопись!

— А вы кто такие? — ответил за Грауля Янотовский.

— Скажи, от боярина Морозова… Глеба Ивановича пришли! Спеши! — Всадники то и дело оглядывались по сторонам с немалой опаскою, словно ждали погони.

— Я набольший здесь, — проговорил Павел, оглядывая всадников. — Барон Грауль, Павел Лукич, к вашим услугам! Что вы хотите от нас? Ничьей стороны не держим!

— Будь милостив, барон! — перекинув ногу, спрыгнул с коня молодой воин, чья кисть была перевязана окровавленной тряпицей. — Укрой на дворе невеликое число людей, а опосля заберем мы их, да не обидим с отдарками!

— Я не желаю влезать в чужую драку! — твердо и спокойно сказал Грауль, а взгляд его задержался на расписном крытом возке. Ему показалось, что сквозь малюсенькое оконце там мелькнуло девичье лицо.

— Да будьте же вы милосердны! — вскричал вдруг убеленный сединами старик, правивший лошадью, что тянула возок. — Ради Христа! Ради Господа нашего!

— Двор сей досмотрен не будет, — убеждающе говорил воин с перевязанной кистью, но миг спустя он переменился в лице и с тоской в голосе обратился к дородному боярину: — Ай, Глеб Иванович, нету времени у нас! А Китай-город, Бог даст, минуем! Поспешать надо!

Он уже схватился за луку седла, чтобы запрыгнуть на коня, как Павел сказал ему в спину:

— Коли вопрос жизни и смерти, ладно! Несколько человек укрою!

Из возка вышли две молодые женщины, чьи лица и одежды были скрыты плотной тканью накидки, так что видны были только глаза и руки, на пальчиках которых сверкали дорогие камешки в золотой оправе. Вслед за ними за ограду Ангарского двора прошмыгнули еще пять человек, по всей видимости их служек, а последними прошли трое молодых мужчин, в том числе и воин с пораненной ладонью, перемотанной кровавой тряпицей. Этих Грауль тут же определил как телохранителей. Кого именно они охраняли, догадаться было несложно.

Едва мужчины оказались внутри, кавалькада пришла в движение, всадники пронзительно засвистели, загикали. Лязгнул тяжелый засов ворот, а конники и пустой уже возок за ними, сорвавшись с места, спешили к Варварским воротам.

— Никодим Иванович! — Павел подозвал управляющего, стоявшего неподалеку в ожидании приказов. — Веди новых гостей в корпус к шведам, сели на второй этаж… Да выдай им одежу немецкого образца.

— Во-от ишшо! — с вызовом гаркнул молодой воин, на щеках его мигом вспыхнул румянец. — Я немецкое вовек не одену!

— Здесь я приказываю! — хищно оскалившись и сузив глаза, повернулся к нему Грауль. — Коли скажу, так и бороду соскоблишь! А иначе… — Перст ангарца указал на недавно закрывшуюся дверь, отчего пылкий молодец тут же сник, потупив взгляд. — Иначе выход там, — закончил Павел. — И более препирательств я не потерплю! — И снова обратился к Сомову: — Никодим, проводи гостей.

Десяток новых постояльцев двора, не проронив ни слова, прошли по очищенной от снега широкой тропинке вслед за белобородым управляющим и скрылись за белой оштукатуренной стеной одного из корпусов, отстоящих друг от друга на добрую дюжину метров.

— Ну, Василий Григорьевич, а теперь смотри в оба! — Грауль, тяжело вздохнув, по-дружески хлопнул Янотовского по плечу и добавил: — Если люди Никиты про это прознают, тяжко будет…

Внешне глава Ангарского двора выглядел спокойным, но Василий понимал, что на самом деле творилось в душе старшего товарища. Сколько раз ранее Грауль повторял о том, что ангарцам недопустимо влезать в разного рода разборки бояр и дворян, но теперь именно он втянул сибирцев в одну из самых опасных авантюр — борьбу за московский трон. Таковыми были мысли начальника охраны двора. Покачавши головой, Янотовский отправился к своим ребятам, чтобы поставить перед ними первоочередные задачи.

Долго сидела на краешке застеленной кровати Мария Ильинична, сцепив холодные пальцы рук и уставившись в пахнущий деревом свежеструганый пол, застеленный половичками. Оставшись, наконец, наедине с сестрой, она вновь начинала плакать, вспоминая последние дни мужа. Алексей, казалось, поборол уже проклятую лихоманку и с каждым днем чувствовал себя лучше и лучше, вскоре он хотел выехать на соколиную охоту — любимую забаву молодого государя…

— Машенька, сестрица! — позвала вдову Аннушка. — Да ты посмотри, диво какое!

Она отодвинула легкую ткань завеси, открыв прозрачное стекло, причем Анна была поражена прежде всего его чистотой, отсутствием мути.

Ангарский двор вообще вызвал у старшей из сестер Милославских живой интерес. Стеклянные оконца были не только в каменных палатах, что стояли в центре, но и в гостевых домах, кои тут назывались корпусами. На крышах этих корпусов словно на немецкий манер была уложена черепица. А вот тепло шло в дома, как и в кремлевских палатах — при помощи труб, проложенных в стенах и полах. По ним поступал горячий воздух из печей нижних ярусов. Вот только в Теремном дворце трубы эти изразцовые с душниками… А здесь выбеленные. Но такие же теплые.

— Да гляди же! — воскликнула Анна, всплеснув руками. — Вона, мальчонка со стариком зажигают огни на дворе! Дивно!

Видя, что младшая сестрица не обращает на ее слова никакого внимания, Анна покачала головой и снова принялась наблюдать за ловким мальчишкой, хозяйничавшим внизу. Старик приставлял лестницу к одному из столбов, кои стояли во внутреннем дворике, а его помощник залезал наверх, и вскоре еще один фонарь загорался ярким огоньком.

— Марьюшка, а может, девку кликнуть? — Она снова попробовала разговорить вдову. — Пусть снеди принесет и пития.

— Дай-ко мне лучше воды, сестрица, — слабым голосом ответила Мария, кивнув на кувшин с водой, стоявший на столике у противоположной стены.

Наполнив стаканчик ангарской работы водой, Анна присела рядом с сестрой.