В княжьем дворце пили не меньше, чем на площади. Некрасу было мучение. Его сажали по левую руку от Ростислава, по правую сидел Святояр, и, пока князя, бесчувственного от выпитого, не оттаскивали почивать, улизнуть не удавалось. Приходилось слушать славословия и здравицы, говорить самому, подымать кубок и пить, пить, пить… В первый же день Ростислав пожаловал сотнику золотую шейную гривну. Княжеский подарок! Князем на Руси можно стать по рождению и никак – по заслугам, золотая гривна не делала Некраса ровней Ростиславу, однако честь была велика. Многие глаза зажглись завистью. Оляте тоже пожаловали гривну, только обычную, серебряную. Из-за юных лет отроку не нашлось места за княжьим столом, так что было кому приглядеть за смоком. Не то с голоду околел бы! Некрасу дали в житло опустевший дом Улыбы, но Некрас отказался, и там поселились отрок с сестрой. Ему и змею нашли конюшню в пяти верстах от Белгорода. Домик при конюшне был маленький, не чета сгоревшему в Волчьем Логе, но сотник не жаловался. Змей в конюшне помещался, а Некрасу, еле приползавшему после пиров, было все равно где спать. У дома его встречал Малыга, помогал сотнику слезть с коня и добраться до лавки. Некрас проваливался в тяжкий сон, а чуть свет его толкали присланные из Белгорода гонцы: «Князь зовет на пир!» Некрас вздыхал, жадно выпивал поднесенный Малыгой ковш рассолу и отправлялся на муку.

Только на четвертый день удалось поговорить с воеводой.

– Тебя не гонят! – удивился Святояр. – Оставайся! Сто гривен твои, ты теперь богат, сотник. Женим на боярышне – многие захотят с тобой породниться, возьмешь приданое, надел князь даст, построишь хоромы – живи да радуйся!

– У меня своя земля есть! – хмуро сказал Некрас.

– Что не живешь в ней?

– Согнали!

– Потому и нанялся в кметы! – догадался воевода. – Ватагу завел, змея вырастил… Много земли?

– Много.

– Без смока не отбить! – согласился Святояр. – Чуял я, не простой ты кмет. Боярин, значит. Кто князем у вас?

Некрас не ответил.

– Боишься, упредим ворога? – усмехнулся воевода. – Ладно, не говори. Другое поведай: зачем киевских тайком ободрал?

– Не я.

– Твои кметы!

– Это их добыча.

– Добычей следует делиться с князем!

– Тем, кто у него на службе. Мои люди ряд с князем не клали. Своей охотой пришли, свое и взяли.

– Полон зачем отпустили?

– Не нужен.

– В том полоне Вук, сын Горыни, был, – вздохнул Святояр. – Мы кое-кого из них схватили, они и поведали.

– Зачем тебе Вук?

– Легче с Великим рядиться.

– И без того срядитесь.

– Вот срядимся – и заплачу! – сурово сказал воевода. – Пока жди!

Ждать пришлось недолго. Назавтра в Белгород прискакал гонец.

– Князь Святослав Киевский просит позволения войти в твои земли! – поведал Ростиславу. – У Городца стоит.

– С дружиной?! – ахнул Ростислав.

– С малой! – успокоил гонец. – Хочет поклониться праху павших воев, панихиду отслужить. Митрополит с ним!

Ростислав и Святояр переглянулись: умно! Нашел Святослав повод! Поклониться праху мертвых не зазорно, а там можно о мире толковать. Митрополит к месту: ряд крестным целованием скрепить.

– Передай князю: будет дорогим гостем! – сказал Ростислав. – Скачи!

Этот и следующий день прошли в хлопотах. За пирами о мертвых киевлянах забыли. Сором! Хоть и враги, но все ж христиане… Тела требовалось срочно собрать и похоронить. Из окрестных весей согнали смердов, вывели и горожан. Трупы на поле почернели и стали смердеть, многих поклевали птицы и растащили на части дикие звери – люди ворчали. Однако князь не скупился на пиво, работа кипела. Одни копали огромную и глубокую яму, другие стаскивали и возили на тележках распухшие тела. Тишком обдирали с трупов то, чем побрезговали дружинники. Валили убитых в яму без бережения, нередко в чем мать родила. Воевода хмурился, но молчал. Похмельные дружинники рыскали по полю, выглядывая: всех ли собрали? На открытых местах было чисто, а в кусты да буераки дружинники не лезли. Если раненым забился туда, а после помер – твоя беда! Зверье разберет по косточкам…

Как ни велика и глубока была могила, а мертвецов навалили выше краев. Пришлось возить землю, насыпать курган. Он вышел большой – чуть ли не с Лысую гору. Смерды из окрестных весей ворчали – лог испортили, но громко заговаривать боялись – воевода ходил сердитый. Святояру предстояло сделать сотню дел: позаботиться о местах, где раскинут шатры Великий и Ростислав, проследить, чтоб завезли еду и питье, столы, посуду, дрова для костров… Над полем стоял крепкий запах тлена. Святояр морщился: Великий догадается, что хоронили впопыхах. Оно-то не желанных гостей на поле встречали, но с князем митрополит. Тот непременно укорит. Плохое начало для разговора.

Назавтра подул ветер, унес смрад, и Святояр ободрился. Шатер белгородского князя стоял в добром месте, окрестности обшарены дружиной в поисках лазутчиков (никого не нашли), припасы завезены, сотники упреждены и заняты службой. Есть время думать. Они с Ростиславом и ближними боярами обсудили приезд Великого. Решили: Святослав готов на уступки. Раз поехал в чужие земли с малой дружиной… Спорили, что требовать. Мира – понятно, но что сверх того? Стол великого князя Святослав, ясное дело, не уступит, да и просить страшно – вся Русь подымется. Лествичное право устарело, но многие соблюдают – выгодно. Пережил других князей – требуй киевский стол! Пережить-то каждый надеется… Не признают соседи Ростислава великим князем – нет, не признают. А вот часть доходов Великого требовать можно. Святославу хорошо сидеть за крепкими стенами, Белгород земли от ворогов бережет. Ему и дружина нужна поболее, и оружие доброе. Понимали, что хитрят: будет у Ростислава дружина сильнее киевской, станет князь говорить с Великим иначе. Теперь ведь как: кто сильнее, тот и прав. Но повод хороший… Обязательно следует потребовать виру за сожженные веси и вытоптанные поля – что летось, что в этом году. Много о чем говорили. Но крепко не заносились: со Святославом митрополит. Тот укорит за алчность – повинен станешь. Как будто киевляне приходили к Белгороду сено косить…

Святослав прибыл к полудню. Возле свежего кургана монахи поставили походный иконостас и алтарь, митрополит начал службу. Ростислав с воеводой тихо подъехали и встали неподалеку. На них покосились, но не возразили – ожидали. Святослав молился истово, даже плакал, когда архидьякон возглашал просительную ектенью. Было видно, что Великий переживает: лицо осунулось, под глазами черные мешки, свежий ветерок треплет белые от седины волосы… Белгородский князь со своим воеводой тоже кланялись и крестились, но не плакали. По окончании молебна все подошли к кресту: Ростислав, как надлежит, после Великого. Когда и Святояр приложился, Ростислав поклонился Святославу:

– Прошу в мой шатер, отец! Помянем убиенных рабов божьих…

Святослав кивнул, Ростислав внутренне возликовал: у хозяина стола прав больше. Но Великий и тут изумил. Во-первых, оставил ближних бояр, взяв с собой только митрополита. Во-вторых, пошел к шатру Ростислава пешком. Оно-то, конечно, сотня-другая шагов, но князю пешком ходить невместно… Святояр сообразил первым. Оставив Ростислава с Великим, ускакал распорядиться. Белгородских бояр, к великому их сожалению, из шатра прогнали, так что за стол сели вчетвером: два князя, воевода и митрополит.

Был постный день – среда, мяса не подавали. Рыбка, свежая и печеная, горячая уха, икра и прочее были чудо как хороши, но ели мало. Вино Святослав едва пригубил, Ростислав и воевода обошлись глотком-другим. Понимали: предстоят тяжкие переговоры, хотели оставить голову свежей. Тризна не затянулась. Митрополит возгласил благодарственную молитву, после чего сразу ушел. Ростислав со Святояром изумились еще более. Ждали, что именно митрополит будет унимать алчность белгородцев, а Святослав его почему-то услал, – ясное дело, с митрополитом сговорено. Чего хочет Великий?

– Благодарствую, князь! – начал Святослав, отодвинув кубок. – За трапезу и за то, что в земли свои пустил. Не забуду. Тебе сколько лет?