Оляна заплакала. Слезы текли по ее щекам, капая на острый клинок, но Оляна не видела этого. Когда слезы высохли, Оляна подошла к иконе в углу и долго молилась, прося Господа отпустить ей грехи вольные и невольные. Затем помолилась за Оляту и Некраса. Закончив, она подошла к двери и вновь взяла саблю. Дружинники устанут ждать и станут ломиться в дверь. Она не откроет, дверь выломают. Если изловчиться, она убьет одного или хотя бы ранит, второй дружинник ее зарубит, не удержится. Ей не придется мучиться, и это не будет самоубийством. Священник говорил, что убить себя – тяжкий грех, Господь самоубийц не прощает. Еще священник рассказывал про греческих дев-христианок, над которыми римские воины хотели надругаться, но девы бросились в воду и утонули. Это не было самоубийством, объяснял священник, люди признали тех дев святыми. Она не хочет, чтоб над ней надругались. Господь поймет…

За дверью послушался шум, крики, затем чей-то тяжелый кулак ударил в толстые доски.

– Открывай! – послышался грубый голос. – Убью!

Оляна стала в стороне и подняла саблю. За дверью крикнули еще раз, затем умолкли. Прошло немного времени, и в дверь застучали. По-другому. Оляна догадалась: рубят топором. Дружинник с той стороны бил сноровисто: скоро в досках появилась дыра, а затем ловкий удар выломил засов. Большая темная фигура возникла в проеме. Оляна рубанула что было сил, однако клинок встретил сталь. Сабля вылетела из рук девы и, звеня, покатилась по полу. Сильные руки схватили ее за плечи. Оляна зажмурилась.

– Доча?..

Малыга въехал в посад беспрепятственно. В Белгороде его мало кто знал, а Зыха он оставил в отдалении, велев затаиться в кустах. Проскакав наметом по узким улочкам, Малыга остановился перед домом Улыбы. У ворот с резным петухом стояли привязанные кони. Малыга перешел на шаг и осторожно подъехал ближе. Привстав на стременах, заглянул поверх ворот. На лавочке у дома сидели двое. Мгновение кмет размышлял. Дружинники во дворе – это плохо. С другой стороны, на засаду не похоже. Сидят спокойно, о чем-то лаются. Малыга вытащил засапожник и спрятал нож в рукав. Затем спрыгнул наземь.

Увидев шагнувшего во двор воя, дружинники вскочили. Однако сразу же успокоились. Вой был немолод и смотрел миролюбиво.

– Где Олята? – спросил, подходя ближе.

– Тебе зачем? – насторожился один из дружинников.

– Коня обещал продать.

– Не продаст! – осклабился дружинник. – В поруб свезли.

– А сестра его?

– Ею сотник занимается, – дружинник кивнул на дом. – Потом придет наш черед. Можешь и ты, коли хочешь, подождать. Девка молодая, горячая!

– Куда ему! – хохотнул второй. – Старый! Голова сивая…

Дружинник не договорил. Лезвие ножа, зажатого в умелой руке, пробило ему горло. Второй дружинник вскочил и выхватил меч. Малыга – следом.

– Потрох сучий!

Дружинник ударил наотмашь. Малыга легко отбил выпад и, отклонившись, полоснул кончиком сабли по шее. Дружинник захрипел и повалился на траву. Кмет подскочил к двери и застучал в нее тяжелым кулаком.

– Открывай!

Из дома не отозвались. Ударив еще несколько раз, Малыга прислушался – внутри было тихо. Кмет отыскал в сенях топор и стал рубить толстые доски. Смахнув засов, он бросил топор и достал саблю. Не зря. Серебристая полоска мелькнула справа, но нападавший был слишком неопытен. Малыга отбил удар, крутанул рукоять, и сабля загремела по доскам пола. В доме было сумрачно. Не давая ворогу опомниться, кмет схватил его за плечи и обомлел…

– Это я, доча, – говорил он, гладя прильнувшую к груди головку. – Некрас за вами послал… Кто его? – спросил, разглядев труп на полу.

– Я! – сказала Оляна.

Малыга изумленно покачал головой, отстранил деву и шагнул к убитому. Ловко стащил с него сапоги, затем порты.

– Надевай! – бросил порты Оляне.

Та послушно сбросила поневу и затолкала рубашку под гашник. Обулась. Кмет натянул на нее свиту Балши, подпоясал поясом с саблей. Свита была велика, до щиколоток, рукава пришлось закатать. Толстую девичью косу спрятали под шапку сотника. В просторной чужой одежде Оляна смотрелась чучелом, но было не до красы. Во дворе они, торопясь, оседлали Дара и соловую кобылку Оляны. Пока дева собирала пожитки, Малыга сволок убитых в конюшню. Они выехали со двора. Малыга затворил ворота и отвязал чужих коней. Повод одного отдал Оляне, два других привязал к своему седлу. Они рысью преодолели улицы посада и вынеслись за город. Вовремя. Навстречу скакали, нахлестывая коней, уцелевшие киевляне. Кмет с девой посторонились, пропуская их за стены. Киевляне скрылись в воротах, там сразу закричали и забегали. Заскрипели, закрываясь, ворота. Малыга и Оляна сорвались в намет и скрылись за поворотом. На них не обратили внимания.

Некрас перетянул кольчугу поясом, надел шлем. Снял с Оляны саблю, отбросил в сторону. Протянул Малыге вытащенный из тороков куяк.

– Помоги ей облачиться!

– Зачем? – недоуменно спросил кмет.

– Ежели меня подстрелят, приведет змея!

Малыга крякнул и стал надевать на Оляну бронь. Некрас тем временем принес и кинул возле берега кожаное ведро, затем оглядел пригнанных коней, выбрал одного и стал снимать седло.

– Некрас! – окликнул его Малыга.

Сотник свирепо оглянулся.

– Мы лето готовились, – продолжил кмет. – Собирали воев, обучали новиков. У Лысой Горы взяли добычу, но броней и доброго оружия только на сотню. В Белгороде тебя ждут, поди и самострелы на городницах взвели. Убьют смока – пропадем! А не дай бог, тебя…

– Подождем еще лето! – сказал Некрас. – Пойдем в глухие места! Затаимся.

– Не получится. Люд прослышит и побежит к нам. Следом придут дружинники. Не отсидимся, как с полоном из Турова.

– Олята спас мне жизнь! – яростно прервал Некрас. – Ты спас мне жизнь! Ватага прошла Поле, чтоб вызволить из ромеев, двое в Курске сгинули. Дядю Сашу убили, Елицу зарезали, Иван умер… Мне по гроб не отмолить! Хочешь, чтоб оставил Оляту на казнь? Его теперь, как Балшу зарезали, даже не засекут. Подвесят на дыбе и станут бить кнутом, пока мясо с костей не слезет. А если б попался ты, а не он? Или Брага? Тоже бросить? Как потом жить?!.

Малыга замолчал. Некрас подвел коня к берегу и тихо свистнул. Смок подплыл и с любопытством уставился на хозяина.

– Дай мне! – сказал Малыга, подходя.

– Сам! – зло ответил Некрас и вытащил саблю. Он без замаха дернул клинком. Конь тонко вскрикнул и упал на переднюю ногу. Некрас обошел животное, подрезая сухожилия на ногах. Когда конь повалился набок, взял ведро и полоснул саблей по шее у крупа. Кровь ударила фонтаном. Некрас подставил ведро и терпеливо ждал, пока наполнится. Затем подошел к воде и протянул ведро смоку. Змей недоверчиво понюхал и вдруг припал. Пил жадно, булькая густой темно-красной жидкостью, и скоро осушил ведро. Некрас отшвырнул его в сторону и отступил. Смок поднял перепачканную кровью морду и нехорошо посмотрел на людей. Оляна ойкнула, Зых спрятался за спину кмета. Смок покрутил головой, рыкнул и глянул на мертвого коня. Понюхал тушу и вдруг полоснул резцами по животу. Внутренности коня вывалились на песок, смок стал пожирать их, глотая и чавкая. Затем принялся за тушу. Змей впивался в теплое мясо, крутил головой, отрывая куски, глотал и снова впивался. Мертвый конь вздрагивал, как живой. Отрывая заднюю ногу коня, смок вздернул вверх тушу и некоторое время мотал ею, пока не получил желаемое. Оляна, побледнев, глядела дикое пиршество. Наконец смок насытился и лениво побрел к воде. Напился и вдруг тревожно рыкнул. Повернулся к людям. Оляна с изумлением увидела, как справа и слева от шеи змея вдруг лопнула кожа, и наружу полезло нечто длинное и страшное. В следующий момент Некрас схватил ее за руку и повлек в сторону. Оглянувшись, Оляна заметила, что следом бегут Малыга и Зых. Шагах в двадцати от змея Оляна повернулась. Из туловища смока будто росли две змеи. Толщиною с ее ногу, желтые и скользкие. Змеи вытянулись до головы смока и раскрыли пасти. По длинным туловищам пробежали желваки, змеи плюнули прозрачными, маслянистыми комками. Те упали на песок – туда, где только что стояли люди, – и вспыхнули. Высокое жаркое пламя поднялось в рост человека, поплясало и угасло, не оставив на песке следа.