10

Уолтон похолодел от ужаса.

– О чем это ты? – едва выдавил он из себя.

Фред самодовольно скрестил руки на груди.

– Ты, наверное, догадываешься, что это я побывал у тебя в кабинете сегодня утром, пока там никого не было. Сделать это было проще простого: устанавливая замок, я ввел дополнительную цепь к электромагниту его блокировки, которая давала бы мне возможность разблокировать замок, когда это будет нужно. И вот сегодня мне это понадобилось. Я надеялся обнаружить что-нибудь такое, чем можно сразу же воспользоваться как рычагом, с помощью которого потом воздействовать на тебя. Но совершенно не рассчитывал на такую крупную удачу – крайне взрывоопасный материал, оказавшийся в портфеле, который тебя угораздило сунуть в сейф по левую руку от рабочего кресла.

– И где же он теперь?

Фред сразу же осклабился:

– В очень надежном месте, Рой. Даже не думай размахивать бластером и угрожать мне, не поможет. Я принял меры предосторожности.

– И…

– И ты прекрасно понимаешь, ничуть не хуже меня, что будет, если сыворотка бессмертия попадет в руки к первому же встречному-поперечному добренькому старичку с улицы, – усмехнулся Фред. – Ох какая славная будет паника! Ее последствия, а ажиотаж будет такой, что погибнут миллионы, на какое-то время решат проблему перенаселенности, над которой вы сейчас с таким отчаянием бьетесь. Но вот после… Куда вам девать, в какие еще регионы заткнуть излишки населения, чтобы выравнять населенность, когда каждый мужчина и каждая женщина на Земле будут жить вечно, да еще при этом непременно рожать таких же бессмертных деток?

– Мы пока еще не представляем последствий применения эликсира бессмертия в долговременной перспективе…

– Не тяни время. Ты отлично знаешь, это будет самый грандиозный переворот, какого мир еще не видел. – Фред на какое-то время задумался. – Формула Ламарра, – сказал затем он, – сейчас находится в руках людей, которые меня наняли.

– И теперь они со всем пылом и энтузиазмом, на который только способны, заняты тем, чтобы обеспечить себе бессмертие?

– Нет. Они не доверяют записям Ламарра и не воспользуются сами этой сывороткой, пока не испробуют ее на двух-трех миллиардах подопытных кроликов, двуногих, прямоходящих.

– Значит, они пока не намерены обнародовать химический состав сыворотки Ламарра, я правильно тебя понял? – удивился Уолтон.

– Они пока воздержатся, – сказал Фред. – В обмен на определенные уступки с твоей стороны они даже согласны вернуть тебе портфель Ламарра, так и не воспользовавшись его содержимым.

– Уступки? Какие именно?

– Ты не объявишь их частные землевладения территориями, открытыми для выравнивания, откажешься от должности исполняющего обязанности директора и будешь ходатайствовать перед Генеральной Ассамблеей о моем назначении на это место.

– Ты???

– А кто еще лучше всего подходит группе людей, интересы которой я представляю?

Уолтон откинулся назад, лицо его явно повеселело, хотя вряд ли у него было столь же весело на душе.

– Здорово придумано, Фред. Хотя и не без множества проколов.

Во-первых, какие мне предоставят гарантии, что твои состоятельные друзья не оставят у себя копии записей Ламарра и не используют потом сыворотку как дубинку против всякого, с кем будут не согласны?

– Никаких, – признался Фред.

– Естественно. Более того, предположим, я не пойду на уступки и твои хозяева начнут раздавать чудодейственную сыворотку направо и налево всем подряд. Кому от этого будет хуже? Во всяком случае не мне. Я-то живу в жалкой однокомнатной конуре. А вот свободной раздачей сыворотки они заполнят мир миллиардами бездомных, которые и набросятся на столь тщательно оберегаемые ими поместья бесчисленными стаями голодных шакалов, не спрашивая, нравится это твоим покровителям или нет. И никакие заборы не остановят миллионные толпы голодных людей.

– Это тот риск, на который они идут вполне сознательно, – сказал Фред.

Уолтон торжествующе улыбнулся:

– Ты хочешь сказать, что они блефуют? Они понимают, что никогда не отважатся поделиться с остальным миром сывороткой Ламарра, однако считают, что сумеют убрать меня с политической арены и поставить на мое место тебя, их послушную марионетку, с помощью шумных угроз, которые должны меня запугать. Ладно. Я принимаю вызов.

– Ты хочешь сказать, что не пойдешь ни на какие уступки?

– Да, – решительно заявил Уолтон. – Я вовсе не собираюсь добровольно уходить в отставку до истечения срока моего временного директорства, а когда соберется Генеральная Ассамблея, выдвину свою кандидатуру на эту должность на весь установленный законом срок. И не сомневаюсь, что Ассамблея будет ко мне благосклонна.

– И при этом ты нисколько не боишься моих показаний против тебя? О твоей афере с ребенком Приора?

– Вздорный слух. Пропаганда. Я рассмеюсь тебе прямо в лицо.

– Когда речь пойдет о сыворотке, тебе будет не до смеха, Рой. Твое положение станет совершенно безвыходным.

– Не сомневаюсь, что и в этом случае успешно справлюсь с ситуацией, твердо произнес Уолтон, после чего пересек комнату и нажал на кнопку вызова. Засветился видеоэкран, на нем появилось морщинистое лицо карлика-официанта.

– Сэр?

– Фалкс, будьте любезны, проводите к выходу этого джентльмена, пожалуйста. Он больше не хочет оставаться со мной.

– Сию минуту, мистер Уолтон.

– Прежде чем ты вышвырнешь меня отсюда, – сказал Фред, – позволь сказать еще кое-что.

– Валяй.

– Ты поступаешь очень глупо, хотя такие глупые поступки для тебя не в новинку, Рой. Я даю тебе неделю на окончательное решение. И не забывай, что это любезность с моей стороны. По истечении этого срока сыворотку запустят в производство.

– Мое решение окончательное, – все так же твердо проговорил Уолтон.

Створки двери зашли одна за другую, за ней показалась карликовая фигура Фалкса. Он подобострастно улыбнулся Уолтону, слегка поклонился Фреду, после чего сразу же обратился к нему:

– Не угодно ли пройти со мной, сэр? Пожалуйста.

Сцена эта очень напомнила Уолтону сон, когда ты официант, несущий тарелки к обеденному столу, а поднос с тарелками прилип к кончикам пальцев и никак не отрывается, или когда на торжественный прием в муниципалитете вдруг являешься совершенно голым, или, наконец, когда все глубже и глубже погружаешься, ныряя в море или реке, но никак не достаешь ногами дна.

В любом из таких снов кажется, будто нет выхода из положения, в котором ты очутился. Одной силе противостоит другая, а ты, похоже, обречен навечно остаться где-то между ними, не имея ни малейшей возможности выскользнуть из западни, в которую угодил.

В сердцах он снова включил настенный калейдоскоп, надеясь, что непрекращающийся вихрь цветовых узоров поможет успокоиться, прийти в себя.

Однако уже через несколько секунд где-то между двумя темно-фиолетовыми завитками в его воображении всплыло насмешливое лицо младшего брата.

Он снова вызвал Фалкса.

Взгляд гнома был все таким же подобострастным.

– Закажите для меня турболет, – распорядился Уолтон. – Я буду ждать на западной стенке.

– Слушаюсь, сэр.

«У Фалкса, – с некоторой злостью отметил про себя Уолтон, – никогда нет никаких проблем. Этот маленький человечек нашел для себя жизненную нишу: жизнь его протекает среди роскоши и комфорта Бронзовой Палаты, где так несложно угождать запросам членов этого клуба для избранных. Ему никогда не нужно выбирать, не надо мучиться, принимая решения, которые так усложняют жизнь».

Да, да. Вот именно. Решение. Уолтон вдруг понял, что сейчас совершенно непроизвольно принял одно весьма специфическое решение добиваться должности директора на вполне законной основе. Еще недавно он совсем не намеревался этого делать. Теперь же не оставалось ничего иного, как цепляться за занимаемую должность как можно дольше.

Он вышел на посадочную площадку. Там уже дожидался турболет.