– Другими словами, – сказал Перси, – вы готовы прибегнуть к такому внушению сейчас. Но поскольку вы категорически против того, чтобы кто-нибудь еще мог воспользоваться подобной техникой, вы добровольно откажетесь от нее, как только наладятся взаимоотношения с Дирной.

– Точно. – Уолтон подтолкнул целую кипу учебников и справочников к своему помощнику по пропаганде. – Сперва почитайте-ка вот это.

Ознакомьтесь с основными принципами техники сублимированного внушения.

Затем закупите час калейдоскопической круговерти и велите своим инженерам сделать необходимые нам текстовые вставки в магнитные видеоленты, на которых записана предназначенная для эфирной трансляции калейдограмма.

Договорились?

– Грязное дельце, но мне нравится ваш подход к решению стоящих перед нами задач. Когда, по-вашему, можно пустить в эфир первую из таких калейдоскопических программ?

– Завтра. А еще лучше – сегодня вечером. Если вы успеете должным образом ее подготовить. И организуйте что-то вроде опроса общественного мнения, чтобы можно было регулярно следить за действенностью транслируемых спецпрограмм. Я хочу, чтобы зрителям попеременно вдалбливались две мысли: одна – поддерживайте ВЫНАС, другая – требуйте мирного разрешения противоречий, которые могут возникнуть во взаимоотношениях с инопланетянами. Пусть ваши информаторы постоянно держат руку на пульсе общественного мнения. О любых изменениях немедленно докладывайте лично мне.

– Понятно.

– И вот еще что. Придется вам, Ли, завтра пополнить список ответственных поручений еще одним мероприятием.

– Я слушаю.

– Ваш отдел получит в свое распоряжение новый орган массовой информации. Я покупаю «Ситизен» и намерен превратить его в дружественное нам издание.

Перси от изумления широко разинул рот. Затем овладел собой и рассмеялся.

– Вы просто чудо, Рой. Самое настоящее чудо.

Через несколько секунд после ухода Перси позвонил Ноэль Харви.

– Как у вас обстоят дела? – справился Уолтон.

Харви выглядел крайне озадаченным.

– За прошедшие полчаса мне удалось с немалой для себя выгодой потратить несколько сот миллионов ваших денежек, Рой. Вы теперь крупнейший держатель акций «Ситизена».

– Сколько же именно?

– Сто пятьдесят две тысячи акций, примерно тридцать пять процентов от их общего числа.

– Тридцать пять процентов! А где же еще недостающие до контрольного пакета шестнадцать?

– Терпение, дружок, терпение. Я свое дело знаю. Я не погнушался вытряхнуть все дочиста из фондов мелких держателей, причем сделал это втихаря. Хотя переоформление стольких фондовых поручений обошлось мне в весьма круглую сумму.

– Почему вы начали именно с мелких держателей? – спросил Уолтон.

– Потому что подобные дела нужно обтяпывать как можно более осмотрительно. Вам известен расклад держателей акций «Ситизена»?

– Нет.

– Так вот, послушайте: двадцать шесть процентов принадлежат компании «Телефакс Амалгамейтед», а двадцать пять – Хорэйсу Мерлину. Поскольку Мерлин владеет и «Телефаксом», под его контролем находится пятьдесят один процент от общего числа акций, хотя не все они зарегистрированы непосредственно на его имя. Мерлин считает, что на оставшиеся сорок девять процентов можно не обращать внимания. Поэтому я занялся тем, что буквально выскребаю изо всех углов, куда только могу добраться, эти самые сорок девять процентов, используя в качестве прикрытия добрый десяток подконтрольных брокеров. Сомневаюсь, что мне удастся выскрести все без остатка, однако думаю набрать процентов сорок пять. Затем я подкачусь к Мерлину с посулами крупного навара и попробую выклянчить у него недостающие шесть процентов акций «Ситизена». Он, разумеется, проверит сложившийся к тому времени расклад, удостоверится, что остальные акции распределены по мелким фондодержателям, и, скорее всего, клюнет на подбрасываемую мною наживку, считая, что он и в этом случае оставляет «Ситизен» под полным своим контролем.

– А если он не согласится? – спросил Уолтон.

Ну уж об этом-то не беспокойтесь, – самоуверенно заявил Харви. – Еще как клюнет. Разве не для такого случая в мое распоряжение предоставлен миллиард долларов? Я преподнесу ему эту сделку под таким роскошным соусом, что он не устоит перед искушением. Ведь для того чтобы урвать тот жирный кусок, который я подсовываю, ему потребуется отстегнуть совсем чуть-чуть от пухлой пачки акций «Ситизена». И в ту секунду, когда он это сделает, я переведу все разрозненные ломтики на ваше имя. Имея в своем распоряжении пятьдесят один процент акций, вы просто вышвырнете Мерлина из совета директоров и станете управлять «Ситизеном» так, как вам заблагорассудится!

Просто и ясно, не правда ли?

– Великолепно, – сказал Уолтон. – Действуйте и дальше в том же духе.

И поддерживайте связь со мной.

Отключившись от Харви, Рой подошел к окну. Улица была буквально запружена толпами людей, снующих по всех направлениях, словно ползающие по земле наугад бесчисленные муравьи. Многие из этих людей держали в руках листы факсимильных бюллетеней, и среди них самым популярным был «Ситизен».

И очень многие из них, как только наступит вечер, разинув рты, уставятся на телеэкраны, предвкушая те радости, что несут им любимые калейдограммы.

Уолтон вдруг сжал пальцы в кулак. Как раз вот так, подумалось ему, ужесточает свою хватку над умами миллионов людей и ВЫНАС, захватывая контроль над средствами массовой информации. Если излишнее самомнение не подведет Харви, то уже завтра ВЫНАСу будет принадлежать его заклятый враг – телефаксимильное агентство «Ситизен», главный рупор антивынасовской пропаганды. Действуя тонко и изобретательно, можно буквально в считанные дни самым коренным образом изменить ориентацию выпускаемых им бюллетеней и превратить агентство в горячего поборника политики Бюро. И сделать это можно настолько незаметно, что большинству читателей «Ситизена» будет казаться, что никакой иной ориентации у него никогда и не было.

Что же касается цветомузыки – это, сам Уолтон не мог не признать, было ударом ниже пояса. Но он уже решил, что для предотвращения кризисных ситуаций все способы хороши. А для раскаяния в безнравственных поступках сколько угодно будет времени после того, как удастся предотвратить межзвездное побоище.

Примерно в 14.30, воспользовавшись некоторой передышкой в жестком ритме рабочего дня, Уолтон решил устроить себе запоздалый ленч в Бронзовой Палате. Он чувствовал острую необходимость хоть на какое-то время покинуть свой кабинет, который уже понемногу начинал действовать ему на нервы.

Сегодня в Бронзовой Палате преобладала светло-вишневая гамма. Уолтон выбрал отдельный кабинет, слегка перекусил бифштексом из хлореллы, запивая его хорошо очищенным ромом, и, расположившись на диване, установил на таймере двадцать минут сна. Когда через заданный промежуток времени особые колебания подушек мягко пробудили его, он радостно потянулся, чувствуя, что освободился от напряжения, железной хваткой душившего его всю первую половину дня.

Чтобы еще больше прояснить сознание, Рой включил электролюминесцентный калейдоскоп и стал любоваться игрой узоров на огромном экране. Этот калейдоскоп в основе своей имел те же принципы, что закладывались и в цветомузыкальные программы, транслирующиеся по телевидению. Единственное отличие заключалось в том, что администрация Бронзовой Палаты передавала по автономной закрытой сети свою особую версию, в которой преобладали доставляющие гораздо большее эстетическое наслаждение светло-зеленые и бледно-розовые тона, в то время как для общего пользования телестудии пускали по видеоканалам откровенно мелодраматичные, рассчитанные на низменные вкусы зрительской аудитории кричащие красные и темно-лиловые цвета и перемежающиеся в рваных ритмах узоры.

Однако сейчас Уолтон глядел на сменяющиеся цветные орнаменты совсем иначе. Теперь, осознав, каким опасным оружием могут стать ритмично вспыхивающие узоры, он уже не был уверен, что владельцы Бронзовой Палаты не внедряют в его подсознание угодные им мотивы и стереотипы поведения, периодически вставляя текстовые сигналы.