Эта область Чешира представляла собой по большей части обширные засоленные болота и пустоши, на которых паслись стада. Солнце обрушивало на дорогу всю мощь своего жара, и воздух впереди зыбился, колебался, словно дым над костром. Арианна старалась дышать неглубоко, но все равно в нос так и лез густой запах коровьего навоза.
В какой-то момент она вдруг осознала, что впервые оказалась на земле своих исконных врагов. В детстве Англия рисовалась ей раскаленным котлом, в котором кишат, выделывая коленца, жуткие на вид черти, то есть такой, какой описывал капеллан преисподнюю. Теперь, двигаясь под палящим солнцем по пыльной английской дороге, она думала с иронией, что в Англии стоит точь-в-точь такая жара, какую рисовало ее детское воображение.
Дорога обогнула невысокий холм, за которым, лентой извиваясь по равнине, протекала ленивая полноводная река Ди. В ее медлительных водах, как в зеркале, отражались розовато-бурые стены и башни Честера. Над рекой висела заметная дымка, но она не доходила туда, где вонзались в небо зубчатые городские башни. Рейн резко натянул поводья и вперил взор в то, что когда-то было его домом и навсегда осталось частью его жизни.
Арианна искоса рассматривала его лицо: плотно сжатые губы, непроницаемые глаза. Но теперь она знала его намного лучше, знала, что он прилагал такие усилия, чтобы скрыть свои чувства, именно потому, что чувствовал сильнее и глубже многих. Он вернулся в Честер с победой, как когда-то обещал, но у этой победы был горький привкус. Девушка, которая поклялась его ждать, вышла замуж, а человек, которого он больше всего мечтал поразить своими успехами, был давно уже мертв и тем самым недосягаем, оставаясь при своем презрении.
Она едва не протянула руку и не дотронулась до плеча мужа, чтобы дать ему знать, что она все понимает, но, по здравом размышлении, решила придержать свой порыв.
Чтобы переправиться через реку, им пришлось подняться на плоскодонный паром. Миновав ворота, они оказались внутри городских стен, на улицах, где теснились темные бревенчатые и светлые беленые дома. Арианна не могла не отметить, что строения жмутся друг к другу, как сельди в бочке. По большей части это были магазинчики, открывающиеся прямо на мостовую, и лавки с открытым прилавком, защищенным навесом, как на восточных базарах.
В Уэльсе тоже было несколько довольно больших городов, но ни один из них не достигал размеров Честера. А народу на улицах было так много, что это даже обеспокоило Арианну. Люди сновали взад-вперед, как потревоженные крысы в амбаре, хотя некоторые улицы были настолько узки, что крыши домов соприкасались, заслоняя солнце. Самый воздух, казалось, вибрировал от тарахтения проезжающих телег, перезвона церковных колоколов и грубых голосов лавочников, расхваливающих свой товар. Жизнь здесь так и кипела. Арианна подумала, что жизни здесь, пожалуй, слишком много, потому что нечем было дышать от вони сточных канав, забитых нечистотами, пометом животных и разного рода отбросами.
Проезжая мимо какого-то переулка, Арианна заглянула туда и увидела округлый бок здания из розового песчаника. Судя по его размерам, она предположила, что это и есть знаменитый собор, о котором была много наслышана. Собор прославился длинными стрельчатыми окнами, выполненными из кусочков цветного стекла, составляющего красивую мозаику. Арианна так поворачивала голову, чтобы бросить еще один взгляд на это чудо, что у нее свело шею.
Наконец кавалькада пересекла подъемный мост, придерживаемый железными цепями, толстыми, как мужское запястье, миновала еще одни ворота и оказалась в самом замке Честер. Здесь, во дворе, бедная шея Арианны подверглась новому испытанию: пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы увидеть верх высоченной квадратной башни, толстые стены которой были прорезаны множеством закругленных сверху узких окошек. На башне было водружено знамя с изображением белой лошади Честеров. Полотнище неподвижно свисало в жарком воздухе.
В этот момент Рейн обхватил обеими руками ее талию, чтобы помочь спешиться. Арианне показалось, что он чуть дольше держал ее, чем это было необходимо, но она не могла бы утверждать с уверенностью. В конце концов, не было ничего необычного в том, чтобы помочь женщине сойти с лошади: это элементарный жест галантности. Что до нее самой, она восприняла как шок прикосновение ладоней к телу, короткое касание ног к ногам и близость загорелого бесстрастного лица. Солнце и здесь продолжало изливать на землю жар, но она содрогнулась, словно от холода.
Тем временем Рейн повернулся к Эдит, которая везла на руках Несту, и помог спешиться ей.
Во дворе появился граф Честер и направился к ним. Его волосы, безукоризненно завитые в длинные локоны, изящно рассыпающиеся по спине, сияли на солнце, как только что вычеканенный флорин. Он церемонно расцеловал брата и невестку.
— Рад видеть тебя, Рейн. Ах, невестушка, вы выглядите прехорошенькой — ни дать ни взять грушевое дерево в цвету!
Арианна не успела ответить любезностью. Раздался восторженный возглас, она оглянулась и увидела Сибил, буквально плывущую вниз по ступеням широкой лестницы. Та смотрела только на Рейна и улыбалась только ему, ему одному. Ее наряд был так богато вышит, что напоминал лужайку, покрытую цветами. Кончики длинных рукавов касались ступеней, юбка грациозно обвивала стройные ноги. Она была не просто хорошенькой — она была прекрасной, и она была единственной, кому Рейн улыбнулся.
Арианна отвернулась.
— Добро пожаловать к нашему очагу! — воскликнула Сибил, делая изящный приглашающий жест.
Она едва заметно улыбнулась, когда глаза ничтожной уэльской княгиньки расширились. По мере того как та оглядывалась по сторонам, они становились все больше и больше. Главная зала Честера была размером с небольшой собор, такими же сводчатыми и высокими были ее потолки. В очаге, к которому Сибил с показным радушием пригласила гостей, можно было зажарить целиком двух быков. По стенам стояли поставцы, в которых было не счесть подносов, тарелок и кубков из чистого золота и серебра, а также разных диковинок вроде бокалов из страусовых яиц и ложечек из цельных кусков агата. Все стены полностью были прикрыты гобеленами либо драпировкой из шелка или атласа, а задняя стена над помостом представляла собой грандиозную картину: Далила, отстригающая волосы у спящего Самсона (причем везде, где только можно, краска была скрыта позолотой). Шаги отдавались гулким эхом от пола, который был здесь не деревянным, а плиточным. Покрытые черной и светло-коричневой эмалью, плитки образовали красивую мозаику и были прикрыты только местами, но не камышовыми стеблями, а коврами и шкурами.