Только они успели выбраться из круга зевак, как из ближайшей галантерейной лавки выскочили хозяин с помощником и принялись раскручивать рулон алого шелка перед каким-то щеголем (очевидно, потенциальным покупателем). Арианна и Талиазин оказались по разные стороны трепещущего шелкового потока, а в следующую секунду оруженосца как ветром сдуло.
Арианну охватила странная нелепая паника от того, что она осталась в полном одиночестве среди толпы незнакомых людей. Она бросилась в одну сторону, в другую и, наконец, налетела на деревянную фигуру солдата, демонстрирующего кольчугу и шлем, выставленные на продажу. Чуть было не опрокинув его, она поспешила ускользнуть в толпу и вскоре почти бежала вдоль прилавков с разложенной на них медной посудой, кожаными седлами, деревянными лоханями для мытья и сарацинскими коврами.
Граф Хью подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить корзину ватрушек с начинкой из земляничного варенья, которую Арианна сшибла, столкнувшись с торговкой.
— Леди Арианна! — воскликнул он с удивлением. — У вас потерянный вид. Я думал, вас сопровождает Талиазин.
— Уж этот мне негодник! — возмущенно воскликнула она. — Я и глазом моргнуть не успела, как он улепетнул. Наверное, гоняется за какой-нибудь юбкой.
Хью вывел ее в один из рядов, которые не были так плотно забиты толпой. При ходьбе он издавал теньканье и звяканье, так как на его левой руке примостился сокол с колокольчиками на лапках. Птица была расфуфырена ничуть не хуже своего хозяина: колпачок, которым охотничьим соколам прикрывают глаза, был расшит золотой нитью и жемчугом, а на верхушке его красовался плюмажик из ярких перьев.
У лавки, в которой торговали специями, Арианна наконец-то смогла отдышаться. Запах корицы и гвоздики живо напомнил ей день на другой ярмарке. Тот день она и Рейн провели вместе, он был почти беспечным по сравнению с днем сегодняшним, так как тогда их семейные проблемы вовсе не казались неразрешимыми. Что ж, тогда Рейн еще не знал, что означает для него ее дар ясновидения. Тогда он еще не отвернулся от нее с ужасом и отвращением...
И вдруг (несмотря на то, что даже здесь вопли торговцев звучали оглушительно) Арианна явственно различила смех мужа. Его невозможно было перепутать, этот низкий и глубокий волнующий смех.
Она медленно повернулась. Рейн смотрел, как дрессированные обезьяны выделывают немыслимые коленца, и, разумеется, рядом с ним была Сибил. Все еще смеясь, он что-то сказал ей на ухо. Сибил тряхнула серебристыми волосами, и ее мелодичный смех естественно вплелся в смех Рейна. Он был чище и звонче перезвона золотых колокольчиков сокола Хью.
«Как же она хороша! Как хороша!» — подумала Арианна. Сибил была нежна, грациозна, хрупка на вид, ее маленький рот выглядел так, словно в любую секунду готов был трепетно приоткрыться для поцелуя. Глядя на ее женственную прелесть, Арианна испытывала почти физическую боль. Рядом с этим среброкудрым ангелом она чувствовала себя неуклюжей и неприметной. Эта женщина знала поцелуи Рейна, она испытала, как он входит в нее! Более того, она когда-то была им любима!
Рейн посмотрел в ее сторону так внезапно, что Арианна не успела отвернуться. Взгляды их встретились, но, конечно же, даже намека на то, что он думал при этом, не отразилось на его лице.
Опомнившись, Арианна сообразила, что граф Хью только что обратился к ней. Она засмеялась, хотя понятия не имела, о чем шла речь, потом озарила его самой ослепительной улыбкой, какую только смогла изобразить.
— Ах, милорд граф, вы такой искусный льстец и так хорошо умеете развлечь даму!
Она позволила Хью подхватить ее под руку и увести, чувствуя спиной упорный взгляд мужа. «Пусть ревнует», — мстительно думала она. Увы! Она и сама ревновала. Она была вне себя от ревности.
— Я искусен не только в разговоре, — говорил между тем Хью, и голос его становился все ниже, все ленивее, все многозначительнее. — У меня есть кое-какие достоинства, которые наверняка пришлись бы вам по вкусу, прекрасная Арианна. Скажите, могу я надеяться получить дар вашей благосклонности?
«Дар вашей благосклонности» — так галантный рыцарь называет те самые плотские утехи, за которые недавно поднял тост Талиазин.
— Я замужем, милорд граф, — сказала Арианна, высвобождая руку, — замужем за вашим братом.
— Брачный обет не цепь, которой можно приковать сердце прекрасной дамы, — заметил Хью, пожимая плечами. — Любовь — пташка вольная, сладость моя. К тому же, если бы вы отдали ее Рейну, это было бы с вашей стороны, по меньшей мере, серьезной ошибкой, если не роковой.
«Поздно, слишком поздно! Я уже люблю его всем сердцем».
Судя по тому, как Хью приподнял бровь, разглядывая ее, эти мысли отразились на ее лице. Но Арианне было уже все равно.
К ее удивлению, Хью как будто не был ни обижен, ни расстроен отказом.
— Сначала Сибил, а теперь вы, — сказал он задумчиво, вздохнул и криво улыбнулся. — Черт возьми, я и сам люблю его! Разумеется, тогда, когда не ненавижу.
Арианна подумала, что впервые сталкивается с таким извращенным видом любви. Ей было странно слышать это слово из уст человека, который так беспечно играл жизнью своего брата, а потом пытался склонить к измене его жену.
...Но в моем сердце, клянусь я душай, будут, как прежде, лишь конь вороной, Славный король мой и Бог.
Песня достигла ее слуха, чистая и прекрасная, перекрыв гомон толпы и крики лавочников.
— Слушайте! — крикнула Арианна.
— Что? — удивился Хью, но она уже увлекала его в том направлении, откуда доносилась музыка.
Она знала, что это поет Талиазин, знала еще до того, как его увидела. Он сидел на перевернутом бочонке из-под эля, держа на коленях лиру и подыгрывая на ней. Когда Арианна протолкалась сквозь окружавшую его толпу, состоявшую в основном из женщин, Талиазин сразу заметил ее. Он отстранил прядь оранжевых волос и подмигнул ей, прежде чем продолжить пение.
С горечью в сердце в седло он вскочил.
Взял свои меч и копье.
Головы сотням неверных срубил,
Множество подвигов вн совершил,
Имя прославив свое.
Но равнодушно молчала вода,
