— Спит, как крольчонок, — сказала Арианна, отвечая на его вопрос. — Я дала ей ложечку эля с горчичным семенем, а на грудь положила примочку из репейного корня.

Она отвернулась и заслонила глаза рукой, всматриваясь в противоположную сторону ристалища.

— Смотри-ка, уже поставили чучело! Сейчас Родри покажет себя... как по-твоему, из него выйдет добрый рыцарь? Как его служба?

— Он парень крепкий. Пожалуй, слишком уж безрассудный, но это пройдет со временем. У него не меньше мужества, чем у любого из рода Гуинеддов.

Рейн заметил, что Арианну порадовала похвала ее брату, и улыбнулся, довольный, потому что сказал правду. Тем временем Родри увидел, что сестра наблюдает за ним, улыбнулся и помахал. Опустив забрало шлема и подхватив пику поудобнее, он пришпорил коня.

Чучело было одето как сарацин, посередине деревянной груди было проточено отверстие как раз такого размера, чтобы в него прошло острие пики. Несложное устройство заставляло его непрерывно вертеться, выбивая атакующего из седла, если тот попадал в любое другое место деревянной болванки.

Родри удалось нанести солидный удар, вот только попал тот не в отверстие, а в плечо чучела. Родри попытался уклониться, но деревяшка повернулась кверху ногами, в свою очередь влепив ему оплеуху прямо в физиономию. Родри свалился с седла.

Само собой, поблизости восседал верхом на изгороди Талиазин. Тот начал хлопать себя по коленям, улюлюкать и кудахтать, как курица на насесте.

— Тебе крышка, Гуинедд! — вопил он. — Тебя поразил на поединке сам Чу-Чу Сарацинский, славный король всех чучел!

Родри, ошеломленный ударом, приподнялся на вытянутых руках и помотал головой. Почва на лугу перед Руддланом была болотистой, и потому он плевался жидкой грязью и был покрыт ею с головы до ног.

— Нет, тебе не просто крышка, Гуинедд! Твои верные соратники понесут тебя на знамени, затыкая носы от вони! От твоего гроба за версту будет смердеть лошадиной мочой и лягушками!

Родри издал вопль ярости, вскочил и бросился на оруженосца, ревя, как раненый бык. Кудахтанье Талиазина прервалось.

В начавшейся свалке невозможно было разобрать, чьи взлетают кулаки и лягаются ноги. Наконец Талиазину удалось вырваться. Несколько мгновений парни стояли друг против друга, тяжело дыша, потом Родри размахнулся и одним ловким ударом расквасил оруженосцу нос. От неожиданности тот свалился задом в лужу. Фонтан грязи окатил неосторожно приблизившихся зрителей.

Арианна ахнула и бросилась было к месту происшествия, но Рейн удержал ее за руку.

— Ничего, пусть подерутся. Надо же им когда-нибудь выяснить отношения до конца.

Между тем Родри уже собрался поставить точку на потасовке, пнув Талиазина в пах. Тот увернулся на редкость быстро и вскочил на ноги. Схватив Родри за волосы, он дал ему подножку и провез лицом по грязи, пропахав широкую борозду.

Арианна содрогнулась и закрыла лицо руками, но Рейн заметил, что она подглядывает в щелочку между пальцами.

Рыцари, пажи и оруженосцы постепенно стянулись в широкий круг дерущихся, благоразумно не приближаясь к ним. Кое-кто начал заключать пари, другие последовали их примеру. Шум стоял такой, что поначалу никто не расслышал криков Эдит. Та бежала через поле, подобрав юбки чуть ли не выше колен, чепчик, в который она облачалась для ухода за ребенком, сбился на одно ухо, рябое лицо было совершенно искажено.

— Миледи, миледи! Неста! Прошу вас, поспешите... ох, миледи, ей совсем плохо!

Рейн в полном одиночестве стоял посреди опустевшего заболоченного луга. За несколько прошедших часов лицо его обострилось, щеки ввалились. Глаза в глубоко запавших глазницах казались потухшими темными ямами, их угрюмый взгляд не отрывался от окна спальни Руддлана. Сквозь щели в ставнях не пробивалось и намека на свет, и это означало, что ни один из подвесных светильников не зажжен. Там, в этой сумеречной комнате, в колыбели, расписанной веселыми розовыми цветами, лежала Неста. Она прожила всего шесть месяцев и теперь умирала.

О Господи, Господи Боже!.. Но в небесах не было Бога, и милосердия там не было тоже, как и на бренной земле. Все изменилось за несколько считанных часов. Он, Рейн, не был больше славным, непобедимым рыцарем, потому что не мог сразиться с драконом, который оскалил над Нестой пасть. Смерть! Он всегда считал ее безделицей, о которой не стоит и думать... свою собственную смерть. Но не его малышки, не Несты.

Сумерки сгущались, и Рейн наконец сделал неуверенный шаг по направлению к замку. Его остановил отчаянный крик, жалобным эхом отдавшийся под сводами леса. Зажмурившись, Рейн помедлил, без сопротивления принимая боль, когтистой лапой сдавившую сердце, но ему некуда было идти, кроме как туда, откуда донесся крик. Он пошел, ускоряя и ускоряя шаг и каждую секунду ожидая, что крик повторится. Но теперь все было тихо вокруг.

Воздух внутри закрытой и непроветриваемой спальни был спертым и душным. Арианна стояла у колыбели и покачивала ее, что-то негромко напевая, словно Неста все еще была жива.

У двери Рейна остановила Эдит. Рябое лицо горничной совершенно распухло от слез, глаза заплыли.

— Милорд, леди Арианна обезумела от горя. Она не верит... не может принять того, что...

— Уходи! — приказал он хриплым голосом. Эдит бросилась к двери, приглушенно рыдая. Рейн остановился на полпути от двери до колыбели. Ничто не могло заставить его бросить хотя бы один взгляд на мертвое личико дочери. Ничто на свете.

Он стоял посередине комнаты не в силах дышать от боли, царапающей сердце. Внезапно его охватил горький и яростный гнев — гнев на Арианну. Она и только она была виновата в том, что случилось! Он доверил ей свое сердце, а она заставила его вновь испытать боль, против которой он так долго и мучительно создавал внутри себя толстенный панцирь! Она нашла щелку в этом панцире и змеей вползла под него, чтобы разрушить защитную оболочку, и постепенно для него снова стало небезразлично все то, что можно потерять, испытав величайшую боль. И почему он позволил ей это? Он, наученный таким долгим опытом! Разве он не знал, что стоит открыться хотя бы на секунду, тотчас получить удар, от которого, может быть, никогда не оправишься?