На следующее утро, как только позволили приличия, Лэмберт посетил дом Брейлсфордов. Он обнаружил, что миссис Брейлсфорд снова нездоровится. Мисс Джейн Брейлсфорд приняла его в утренней гостиной — приятной солнечной комнате — и предложила чаю. Она прекрасно выглядела в белом полотняном платье с тончайшим кружевным воротником: такая скромная и застенчивая, что даже мыльный пузырь не решилась бы повредить.
— Эми пока не выходила из спальни. — Джейн вручила Лэмберту чашку чая, милосердно не испорченную молоком, сахаром или беглыми чаинками. — Хотите, я позвоню и попрошу принести что-нибудь более существенное? У Эми такая чудесная кухарка, что можно рассчитывать на удачу. У нее могут оказаться даже плюшки.
Лэмберт сел прямо и не мешкая приступил к делу.
— Я просто зашел, чтобы сообщить вам о том, что мы, похоже, выдумали мужчину в котелке.
— Правда? — заинтересовалась Джейн. — Как это безответственно с нашей стороны! Рассказывайте.
Радуясь столь хорошей слушательнице, Лэмберт изложил ей рассказ привратника, закончив своими собственными дальнейшими умозаключениями.
— Я подумал, что могло иметь место какое-то недоразумение, и потому вернулся обратно и снова поговорил с Тилни. Ужасно рассердил его тем, что усомнился в его словах. Затем я расспросил двух других людей, которые, по его словам, находились в тот момент поблизости. Преподаватели Гласкасла — прекрасные свидетели. В жизни не встречал людей, которые были бы настолько уверены в себе. Они тоже не видели мужчины в котелке, оба. Никто его не видел.
— Какая досада!
Похоже, Джейн что-то тщательно обдумывала.
— Ага. Даже если один из свидетелей что-нибудь потом вспомнит, все трое уже поклялись торжественно, что в то время дня в ворота не проходил никто, кроме нас. А когда кто-то в Гласкасле высказывает какое-то мнение, то его не любят менять, не проведя настоящего диспута.
Вид у Джейн стал раздраженным.
— А что по этому поводу думает ваш мистер Фелл?
Лэмберт поморщился.
— О, Фелл считает, что мне необходимо расспросить в Гласкасле всех. В алфавитном порядке. И, если возможно, по росту. Ему нравится, когда я оставляю его в покое. Что я и делал, насколько это было в моих силах. Когда вчера после обеда я пытался у него это выведать, он прикинулся глухим. А потом вообще притворился, что заснул. Ловкий фокус, если учесть, что при этом он курил сигару.
Джейн сочувствующе посмотрела на него.
— Как усердно трудится мистер Фелл! Как вы думаете, ему не захочется еще раз проехаться на автомобиле Робина? Не исключено, что это помогло бы ему прояснить мысли.
— Спросите его.
— Спрошу. Подождите, пока я напишу ему записку. А если мистеру Феллу не захочется кататься на машине, приведите его вместо этого на чай. Я должна сегодня поговорить с ним, и чем раньше, тем лучше.
Джейн вызвала горничную и отправила ее за бумагой и чернилами. Пока Лэмберт допивал чай, Джейн настрочила короткую записку с приглашением, аккуратно промокнула свою подпись и сложила бумагу, как только чернила высохли.
— Пожалуйста, дайте ему понять, что мне необходимо сегодня поговорить с ним. Для меня это очень важно.
Лэмберт положил записку в нагрудный карман пиджака.
— А не хотите вернуться вместе со мной? Вы могли бы сами расспросить привратника.
Тилни назвал Джейн болтливой молодой дамой. Ну что ж: ему не повредит, если часть этой болтовни окажется обращена к нему самому.
— Я бы предпочла увидеться с мистером Феллом за пределами его колледжа, — ответила Джейн. Она взглянула на Лэмберта сквозь полуопущенные ресницы. — Я уверена, что вы узнали от привратника больше, чем удалось бы мне.
— Поскольку вы всего лишь женщина и все такое, конечно. — Лэмберт даже не пытался скрыть саркастические нотки. — Перестаньте, ладно?
Джейн рассмеялась.
— А мои томные взгляды вас нервируют, мистер Лэмберт? Как странно. Мне казалось, что вы неуязвимы для моих чар. Можно было бы даже сказать, невосприимчивы к ним.
— Мне положено не пользоваться никакими стимуляторами, вы не забыли? Оставьте свои женские уловки для остального света. Со мной они вам не нужны. Вы победили. Я обизонен.
— Что это значит? Это что-то из вашего шоу «Дикий Запад»? Обизонен… — Джейн повторила это слово, словно пробуя его на вкус. — Обизонен.
— Вы меня задурили, вот что это значит.
— Я? Задурила вас? — Джейн покачала головой. — Напротив. Это вы дурите других, мистер Лэмберт. Вы галантны, когда вам это нужно, и прикидываетесь простачком только тогда, когда решаете обезоружить противника.
— Тогда как вы, мисс Брейлсфорд, считаете любого мужчину мира достойным зрителем, чтобы испробовать на нем роль роковой женщины. Не то чтобы я вас винил. Очень обидно, что вам нельзя быть в Гласкасле своей только потому, что вы — девушка. Если вас утешает то, что вы превращаете в обезьян всех мужчин, которые вам позволяют это с собой проделывать, — прекрасно. Просто не разменивайтесь на меня. Пусть у вас вид такой, будто вы сделаны из сахарной ваты, но если судить по тому, как вы водите автомобиль, то вы такая же ранимая, как кусок дубленой кожи. Ваш брат говорит, что у вас есть причуды. Насколько я мог видеть, причуд в вас столько же, сколько в пинте уксуса.
— И кто это мог попытаться вас задурить? — Джейн смотрела на него, не скрывая веселья. — Что я сказала такого, что вы решили, будто мне хочется быть в Гласкасле своей? Вставать в немыслимую рань и петь до хрипоты ради вящего блага сообщества? Есть жидкую кашу на обед и ужин? Спасибо, не надо!
— И вам не обидно, что вас отстраняют? Что впускают так неохотно, а потом заставляют ходить только там, где разрешается, и только тогда, когда вам предписано?
Лэмберт замолчал, смущенный силой своих слов. Он не собирался выдавать так много.
Джейн смотрела на него, прищурившись.
— Нет, мне это не обидно. Не слишком. Но, похоже, вам это обидно, и даже очень.
— Мне? Мне совершенно все равно. Я знаю правила. — Лэмберт поставил недопитую чашку на стол. — Для меня честь вообще оказаться в Гласкасле. Пока я сюда не попал, мне даже в голову не приходило, что такие места существуют. Места, где обучают магии, словно это рукоделие или химия.
— Какие оригинальные сравнения! А как, по-вашему, люди должны этому обучаться? — спросила Джейн.
Лэмберт пожал плечами.
— Когда я впервые увидел настоящую магию, то решил, что это что-то данное человеку от рождения. Я никогда не связывал ее с образованием.
— А что это была за магия? — Джейн была заинтригована.
— Я не знаю, как она называется. Я был в Париже с шоу. Иногда кайова Боб посылал вызов кавалерийскому полку, предлагая кому-нибудь из солдат попробовать проехаться на одной из наших лошадей. Я имею в виду диких. Из тех, что брыкаются.
Лэмберт посмотрел на Джейн, проверяя, понимает ли она, о чем идет речь.
— Ясно, — сказала Джейн.
— Очень редко находится кавалерист, которому это удается. Это при том, что все они прекрасные наездники. Видите ли, это вопрос опыта. Одно дело научиться такой езде со временем. Но чтобы освоить это с первой попытки, когда на кон поставлены деньги и на вас смотрят все ваши друзья, — ну, это непросто.
— Могу себе представить.
Лэмберт продолжил:
— В тот раз кавалеристы привели одного из своих коней, чалого с белым пятном на лбу. Странно, как часто коней с белой отметиной на лбу бывает трудно объездить. Французские кавалеристы предложили, чтобы на нем усидел кто-то из наших наездников. Трое наших лучших ковбоев попытались это сделать — и все трое только что шеи себе не сломали.
— Наверное, французы были довольны.
— Вид у них был очень счастливый. Но вы можете себе представить, до чего диким был тот конь. Косил глазами, ронял пену. Смотреть было страшно.
Лэмберт нахмурился, вспоминая.
— И иметь с ним дело, наверное, тоже было страшно.
— Даже пробовать не хотелось. Кусался, лягался — вытворял все, что мог. Пока парни из шоу решали, кто следующим попытается оседлать его, вышел какой-то незнакомый мужчина и спросил, нельзя ли ему посмотреть на чалого. Он был не из кавалеристов — и не из наших. Хорошо одетый и держался вежливо — обычный солидный человек. Если не считать того, что в нем ощущалось такое спокойствие, с каким я прежде не сталкивался. Не могу как следует это описать. Он спросил, нельзя ли ему позаботиться о чалом. И в тоне его вопроса было что-то такое, что все отступили на шаг и позволили ему это. Он не издал ни звука и почти не коснулся коня. Но пока он спокойно стоял, совершалась настоящая магия. Я никогда в жизни ни в чем не был настолько уверен.