На нецензурные вопли, как два корабля на маяк, из-за деревьев вышла пара двуипостасных. Вожак стаи Олек и второй после него по рангу — Икабат. Оба пребывали в своей волчьей ипостаси, что, однако, ничуть не мешало общению с окружающими — речь получалась вполне человеческая, просто рычащая. Впрочем, не каждый встречный горазд был дослушать оборотня в волчьем облике до конца, хоть читай он стихи. Впечатленный хищной наружностью собеседника, человек пускался в бега со скоростью зайца, вовсе не интересуясь сутью сказанного. Что ни говори, наружность зверей впечатляла и размерами и острыми клыками, едва помещавшимися во рту.

— Это кто в такую пору ругается срамными словами? — вкрадчиво поинтересовался Олек, чья черная шерсть на загривке встала дыбом, лишь только до ноздрей донесся запах вампира.

Сказывалась многовековая вражда между двуипостасными и вампирами, отпечатавшаяся в генетической памяти так надежно, что века отсутствия вампиров не смогли ее вытравить.

Валсидалу вовсе не нужна была энциклопедия нежити, обитающей на просторах Рансильвании, чтобы безошибочно опознать оборотней. В первую очередь потому, что обычные волки человеческой речи не обучены. В детстве мама читала сказки о Сером Волке, который вроде бы обладал даром человеческой речи и даже общался с неким Иваном-царевичем, но сам вампир в такое чудо не верил. Во-первых, он сильно сомневался, что отпрыска королевской крови назвали столь простецким именем. Во-вторых, откуда волку, проживавшему всю свою волчью жизнь исключительно в глухомани, нахвататься человеческих слов? Оборотень это был. Вот и весь сказ. Вампир даже на пике своей физической формы с двумя оборотнями мог справиться с большим трудом, а сейчас исход был предсказуем и, увы, не в пользу Валсидала. Вампир с опаской покосился на оборотней, которые с многозначительным выражением на мордах принялись кружить вокруг него, как детишки вокруг праздничного дерева, прикинул шансы на благополучный исход встречи и загрустил. Шансы были практически равны нулю.

— Я ногу поранил, — осторожно прокомментировал Валсидал, делая маленький шаг назад, чтобы проверить, пропустят ли.

— У всех случаются неудачные ночи, — согласился Икабат. — Но это вовсе не значит, что надо орать во все горло и выражаться нецензурно. Здесь же дети гуляют.

— Какие дети могут гулять ночью в лесу? — опешил Валсидал.

Он вправду считал, что нормальные дети в полном нежити лесу ночью гулять не должны. Даже вампиры оберегали своих чад от таких прогулок первые лет сто, а то и все двести. Кого только не встретишь в темной чащобе.

— Да мало ли… — неопределенно начал Икабат, потом пристально зыркнул в сторону вампира и добавил: — Наши, например, ходят. Полнолуние же. Да и взрослым площадную брань слышать неприятно.

Перед внутренним взором вампира возникла яркая лубочная картинка с резвящимися на залитой лунным светом поляне уморительно смешными и милыми волчатами. Он потупился, полностью признавая свою вину в невольном обучении подрастающего поколения оборотней словам, для их ушей не предназначенным. Валсидал смутился, стыдливо шаркнул покалеченной ногой по земле, зашипел от боли, выругался, встретился взглядом с серьезными глазами двух оборотней и понял, что теперь его точно побьют.

— Извиняюсь, — с кривой улыбкой пролепетал он и ринулся в лес с энтузиазмом оленя-трехлетки, узревшего долгожданную самку.

— Сдается мне, это был вампир, — прорычал Олек, провожая задумчивым взглядом улепетывающую во все лопатки странную личность.

Икабат уселся на землю, откинув пушистый хвост, и вперил взгляд по-волчьи желтых глаз в вожака:

— Да ладно тебе. Вампиров же истребили всех до единого еще несколько столетий назад. От них только легенды остались.

— Действительно истребили или просто принято так считать? — фыркнул Олек. Если бы он находился в своей человеческой ипостаси, лицо его выражало бы сарказм. — Безымянный лес просто кишит тварями, которых якобы уничтожили доблестные маги. Сказать можно все, но не всему надо верить.

— Так давай догоним! — рванулся было Икабат, но вожак коротко рявкнул, остановив его на половине прыжка.

— Незачем. Вроде бы на кровососа никто не жаловался, и не слышно, чтобы он на кого напал. Вдруг я ошибся с выводами и это кто-то из местных? Не стоит портить отношения из-за глупых подозрений.

— Значит, будем держать нейтралитет? — на всякий случай осведомился Икабат.

— Да. Пока.

Занималось утро ясное, вставало солнышко красное. Но не для всех рассвет принес радостное пробуждение. В Хренодерках уже вовсю кипела бурная деятельность. Мужское население села потянулось было к дому головы, дабы опохмелиться после вчерашних неудачных поминок, но наткнулось на стену непонимания в лице мрачной после ночных приключений Параскевы. После жарких и эмоционально насыщенных переговоров мужчины благоразумно решили перенести сходку в «Пьяного поросенка». Оно и понятно, шансов засохнуть без выпивки в кабаке практически нет, а совещаться гораздо удобнее. Опять же жены, снующие по хозяйству, не будут мешать чисто мужской беседе. Словом, одни плюсы.

Так что в «Пьяном поросенке» с самого утра яблоку негде было упасть. Всклокоченный после бессонной, полной беготни и суеты ночи кабатчик радостно потирал руки и зорко посматривал, чтобы жена и дочка быстро подавали пиво, споро тащили закусь, да не мешались в мужские разговоры.

Хмурый голова, мрачно глядя перед собой, выцедил кружку пива, в сердцах хватил ею об стол и поведал притихшему собранию о вероломности двуипостасных, нагло умыкнувших бесчувственную ведьму. Пораженные беспардонным поведением оборотней, до этого момента вполне мирно уживавшихся с людьми, мужчины выпили пива в два раза больше, чем планировали, а некоторые даже добавили изрядную долю гномьего самогона, смело наплевав на угрозу дальнейших объяснений со вторыми половинами по поводу употребления крепких спиртных напитков прямо с утра.

Тут слово взял дед Налим, который почти всю ночь не мог слезть с дерева, в результате приковылял в село только под утро и теперь пребывал в состоянии противоречия со всем миром.

— А ты уверен, что ведьма жива? — недоверчиво прищурился он, склонив голову набок и тяжело упираясь на свою верную спутницу клюку. — Она же все время на земле без чувств лежала. Может, она мертвая? Просто двуипостасные вырыли ее из могилы. А мы из-за ее тела такой шум подняли, да еще и с соседями ссориться надумали.

Народ загудел, как улей диких пчел в дупле, если побить палкой по стволу. Ссориться с обитателями Волчьей слободы без веских причин не хотелось. Двуипостасные — народ суровый, могут и покусать, если что, и скот порезать. Как ни крути, а вторая ипостась у них хищная и питается далеко не травами луговыми.

Панас медленно поднялся из-за стола, тяжело оперся на столешницу здоровенными ручищами и вперил в старика взгляд красных от недосыпа глаз.

— Нет. Не уверен, — честно расписался в своем незнании он. — Но нам просто необходимо разобраться в том, что случилось вчера вечером. Ежели наша ведьма мертва, как она покинула свою могилу и умудрилась не только спокойно расхаживать по селу, но еще вырастила возле моего дома неимоверное количество хрена? И разве можно оставлять тело на поругание нежити, даже если ведьма умерла?

Мужчины сурово сдвинули брови. Никому не хотелось, чтобы кого-то из знакомых после смерти беспокоила нежить. Умерла так умерла — лежи себе спокойно в могиле, а дух пускай на небеса отправляется или в бездну, тут уж как кому повезет, кто насколько грешен был при жизни. Дед Налим задумчиво почесал длинную бороду. Видно было, что с головой он вполне согласен, но все равно сомневался из чувства противоречия.

— А может, не двуипостасные здесь виноваты, — молвил он, когда чересчур затянувшееся молчание постепенно переросло в напряженную паузу, грозившую вылиться в народное возмущение. Эдак селяне и на Волчью слободу вполне могли отправиться в военный поход, вооружившись вилами и лопатами.