Валсидал невероятным усилием воли сделал шаг и остановился, увидев поверженного великана. Размеры бронзового производили неизгладимое впечатление даже на тех, кто постоянно имел возможность видеть драконов, а уж тех, кто давно их не видел, впечатляли еще больше.

— Ты собираешься и дальше любоваться моим обликом, вампир, или все-таки подойдешь поближе?

— Зачем? Чтобы ты мог спалить меня огнем?

— Глупец, — рассмеялся дракон и задохнулся от пронзившей его избитое тело боли. — Если бы я желал это сделать, поверь, те несколько шагов, что нас разделяют, не стали бы препятствием для драконьего пламени. Если я тебя зову, на это есть причина, упырь.

Валсидал Алукард невольно поежился. Пусть жизнь (или в его случае нежизнь) едва теплилась в его измученном теле, но все-таки родовая честь заставила его выпрямиться. Глаза его сверкнули, и он одним гигантским прыжком пересек разделявшее их с рептилией расстояние. Назвать вампира упырем — для рода вампиров это было едва ли не худшее оскорбление. Вампиры были нежитью, они были зависимы от людской крови, хотя иногда могли ее заменить чьей-то другой, но в остальном они почти ничем не отличались от людей — ели, любили, рожали детей. Да, они были сильнее чисто физически, практически не болели и жили почти вечно, но все-таки их жажда крови не была такой уж большой проблемой.

Упыри же в этом смысле отличались от вампиров примерно так же, как орки от эльфов. Их жажда была ненасытна, стремление убивать заложено на подсознательном уровне, а свирепость и жестокость, доходящие до садизма, стали основой для множества страшилок и легенд. И хотя сама по себе раса упырей размножалась путем заражения людей, которые после обращения восставали упырями, вампиры тоже приложили к существованию этого вида нежити свою бессмертную руку. Ходили упорные слухи, имевшие под собой основания, что вампиры сами вполне могли создавать упырей. В этом случае мастер, создавший нежить, получал контроль над своими созданиями и хоть как-то мог направлять их кипучую энергию и жажду крови в нужное русло.

— Я не упырь, — прохрипел Валсидал прямо в морду повелителя неба. — Я вампир. Надеюсь, ты знаешь разницу.

Этого последнего рывка с головой хватило на то, чтобы последние остатки сил покинули его. Валсидал рухнул на землю и захрипел, стараясь восстановить дыхание.

— Да. Я знаю. — Слова дракона прозвучали так весомо, словно он был уверен, что благодарные за подаренную мудрость потомки высекут их на надгробном постаменте почившего гиганта. — Хотя не уверен, что нынешние люди помнят об этой разнице. И пусть наши расы никогда не были дружны, я всегда считал и считаю теперь, что с вами поступили ужасно. Я никогда не одобрял таких методов. Но, к сожалению, мой голос был слаб тогда, слаб он и теперь.

Вампир наконец выровнял дыхание. Ему казалось, что ядовитый туман уже начал поражать легкие, выжигая и без того ослабленный организм изнутри.

— Но это вовсе не помешало тебе служить им, — бросил он свое бесполезное обвинение.

Дракон устало вздохнул:

— Да. Служил. Жизнь странная штука, иногда приходится идти вразрез со своими убеждениями. Но согласись, в том, что случилось с вами, есть и ваша непосредственная вина. Зачем было создавать армию упырей? Разве не ясно, что, убив всех людей, вы были бы просто обречены на медленное вымирание?

— Ты прав. — Вампир прислонился к чешуйчатой шее собеседника. Во время бессмысленной кровавой войны между вампирами и людьми, которая привела род вампиров почти к полному уничтожению и нанесла огромный урон людям, ходили слухи о безумии короля Старха, собравшего свой народ под кроваво-красные знамена с изображением нетопыря. Но те, кто пытался воспротивиться воли властелина, заканчивали свою жизнь в пыточных подвалах короля. — Я тоже не разделял взглядов своих лидеров и тем не менее сражался под их знаменами. В этом мы похожи с тобой.

— Вот уж не думал, что перед тем как ступить за порог и завершить свой долгий жизненный путь, удостоюсь сравнения с нежитью, — хмыкнул бронзовый. — И тем не менее, стоя на пороге черного безмолвия, я хотел бы загладить часть вреда, который нанес вампирам и получить прощение старого врага.

Как ни устал Валсидал, он нашел в себе силы удивиться.

— Я прощаю тебя, мой крылатый враг. Прости и ты меня, если что. Думаю, мне тоже недолго осталось наслаждаться свободой. Ядовитый туман еще до темноты отправит меня вслед за тобой. А если ему это не удастся, я намерен не сдаваться погоне живым.

— Не спеши, вампир, — устало вздохнул дракон. — Ты еще не слышал моего предложения.

— Поверь, я ничуть не хочу принизить тебя, просто сомневаюсь, что при всем своем величии ты сможешь мне помочь, — горько усмехнулся Валсидал, опускаясь на землю.

— И все-таки я попробую. У меня не так много времени, так что сделай милость — не перебивай меня. Я предлагаю тебе кровь.

— Чью? — пораженно воскликнул вампир, не в силах поверить в происходящее.

Кровь для вампира всегда желанна. Отданная добровольно, красная влага могла даровать силу получателю такого подарка, иногда даже поднять на уровень выше, сделав гораздо могущественнее. Но Валсидал никогда не слышал, чтобы кровь давали драконы. Оборотней и тех в большинстве своем можно было только заставить, двуипостасные гордо отвечали: «Мы не скот», — и в дальнейшем их приходилось добивать угрозами. Но дракон… Это вообще существо, которое редко кому удавалось одолеть, и еще реже выживал тот, кто осмеливался угрожать крылатым рептилиям.

— Чью? Суслика! — взревел дракон, и вампиру показалось, что исполин вознамерился изрыгнуть на него пламя. — Свою, разумеется! Ты видишь здесь кого-то еще, кроме нас? Только ты вот что… покопайся там среди обломков… Помнится, были там железные кувшины, если уцелели, неплохо было бы наполнить их кровью про запас. Да поспеши. Недолго мне осталось.

Вампир честно пытался подняться и даже совершил несколько судорожных движений, но то ли отчаянный побег забрал у него слишком много сил, то ли ядовитый туман уже делал свое дело — ничего у него не вышло. Бронзовый смотрел на жалкие потуги Валсидала со смесью жалости и интереса, затем смилостивился над несчастным страдальцем и предложил прекратить мучения.

— Знать, не судьба тебе сделать запас. Мое время пришло. Не медли больше. — Дракон отвел голову в сторону, оставляя глубокую борозду в земле, и обнажил шею.

Вампир преисполнился скепсиса. Как известно всем, у драконов самая крепкая кожа, к тому же усиленная чешуей. Ее просто так не пробьешь, а вампир вообще имеет все шансы поломать зубы, и не факт, что остатка сил хватит на регенерацию. Дракон насмешливо фыркнул. Он прекрасно понимал колебания вампира, ведь бронзовый был не просто большой и старый, но еще и умный. Он с трудом оторвал холодеющую лапу от земли, чье притяжение было уже почти непреодолимо, усмехнулся и одним точным движением вскрыл аорту. Кровь хлынула мощным потоком. Вампир жадно приник к живительной влаге пересохшим ртом.

«Надеюсь, он не захлебнется. Глупо было бы умереть так», — промелькнула последняя мысль в стремительно угасающем разуме повелителя неба.

И Валсидал действительно едва не захлебнулся. Кровь для вампира всегда значила много. Это был не просто процесс насыщения, удовольствие получали оба: и жертва, и тот, кто эту жертву принимал. В слюне кровососа содержалось множество разных веществ, среди которых были те, что дарили удовольствие, близкое к сексуальному, и те, что не давали крови быстро сворачиваться. Иногда донору даже грозила смерть от кровопотери именно потому, что, находясь в эйфории от укуса, жертва была не в состоянии остановить кровь, либо просто этого не хотела.

Будучи вампиром рожденным, Валсидал знал об этом еще с коротких штанишек. Но кровь дракона не могла сравниться ни с чем. Вампиру казалось, что внутрь сочится живой огонь, опаляя все на своем пути, даря ни с чем не сравнимую смесь боли и наслаждения одновременно. Казалось, в желудке расцвел огромный огненный цветок и грозит пустить побеги прямо сквозь тело наружу, к свету, сжигая все на своем пути, включая проклятый туман, который, к слову, уже совсем не обжигал легкие. Алукард счастливо всхлипнул, сполз на землю и принялся кататься в экстазе, как кот под воздействием кошачьей мяты. Такого ему еще никогда не приходилось испытывать. Ему казалось, что вот-вот вырастут за спиной огромные кожистые крылья, и он воспарит над лесом, унося свое ставшее вдруг сильным тело к свободе.