Я достал из седельного мешка съестные припасы, отпустил коня щипать траву, напился вдосталь, устало плюхнулся на землю и начал жевать. Гроза все еще силилась прорваться через зубчатую стену гор. И что же все-таки она такое, эта гроза? Если отца постигла неудача, я слышу сейчас не отдаленные раскаты вполне тривиального грома, а грохот армагеддона, миссия моя утратила всякий смысл, и ее смело можно сворачивать. Я знал, что пойду до конца, что бы там ни случилось, а значит, все мои сомнения не только неприятны, но и совершенно бесполезны — и все же я не мог от них удержаться. Ну доберусь я до места, ну выиграю битву — только затем, чтобы вскоре увидеть, как все будет сметено Все зря… Нет, совсем не зря Я исчезну с сознанием, что боролся, боролся до самого конца. И одно уже это оправдывает все мои усилия — что бы там ни случилось с миром. Проклятый Бранд! Для начала…

Шаги.

Я вскочил, развернулся в направлении звука, принял боевую стойку и схватился за эфес — все это в одно мгновение.

Передо мной стояла невысокая, одетая в белое женщина. У нее были длинные черные волосы, черные же чуть диковатые глаза и ослепительная улыбка. Она опустила к моим ногам корзину.

— Ты голоден, о странствующий рыцарь! — Женщина говорила на тари, с незнакомым мне акцентом. — Я увидела, как ты пришел. Я принесла тебе это.

Я улыбнулся и принял более нормальную позу.

— Благодарю. Я действительно голоден. Меня звать Корвин, а тебя?

— Дева.note 28

Я скептически вскинул бровь:

— Благодарю тебя… Дева. Твой дом в этих местах?

Женщина кивнула, присела и стала развязывать корзинку.

— Да, мой павильон расположен чуть дальше, у самого озера.

Она мотнула головой в восточном направлении — в сторону черной дороги.

— Понятно, — сказал я.

Пища и вино, принесенные нежданной благодетельницей, выглядели вполне убедительно — все свежее, аппетитное, куда там моему сухому пайку.

Из чего совсем еще не следовало, что их можно есть без неприятных для себя последствий.

— Ты не откажешься разделить мою трапезу? — галантно предложил я даме.

— Если ты того хочешь.

— Я того хочу.

— Хорошо.

Женщина расстелила скатерть, села напротив меня, извлекла припасы из корзины и аккуратно их разложила. Затем быстро, по-деловому перепробовала все блюда и напитки. Я чувствовал себя малость паскудно — но только малость. Женщина, хрупкая и беззащитная, поселилась в такой вот странной, мягко говоря, местности, живет тут, по всей видимости, одна, денно и нощно глядя на дорогу, чтобы накормить-напоить первого попавшегося путника. Очень правдоподобная история, кому расскажи — засмеют. Дара вон тоже накормила меня при первой нашей встрече, теперь же я приближаюсь к концу пути, а значит — и к источнику вражьей силы. Да и черная дорога тут близко, прямо под рукой. И к Камню эта самая Дева очень неравнодушна — нет-нет да и взглянет.

Но в целом обстановка за нашим столом была легкая и непринужденная. Дева оказалась идеальной собеседницей, иначе говоря — охотно слушала все мои разглагольствования, смеялась каждой моей шутке. Она почти все время смотрела мне в глаза, и как-то уж так выходило, что каждый раз, когда мы что-нибудь друг другу передавали, наши пальцы соприкасались. Если у Девы и было что-нибудь такое на уме, она осуществляла свои злостные намерения максимально приятным образом.

Пока мы пили, ели и говорили, я не забывал следить за неумолимо приближающимся грозовым фронтом. В конце концов он перевалил через хребет и начал медленно спускаться по склону.

Убирая остатки трапезы, Дева заметила направление моего взгляда и понимающе кивнула.

— Да, он идет. — Гостеприимная фея черно-белой долины попрятала все свое хозяйство, кроме бутылки и двух кубков, в корзину и села рядом со мной. — Выпьем за него?

— Я выпью с тобой, но только не за эту штуку.

— Как хочешь. — Она протянула мне наполненный кубок. — Все это давно утратило смысл.

Дева улыбнулась и тронула край моего кубка своим. Мы осушили кубки до дна.

— А теперь, — сказала она, беря меня за руку, — пошли в мой павильон, ничто не мешает нам приятно провести оставшиеся часы.

— Благодарю, — поклонился я. — При иных обстоятельствах подобное времяпрепровождение было бы в высшей степени изысканным десертом, вполне соответствующим великолепию обеда. Однако, к крайнему моему сожалению, сейчас мне надо спешить. Долг гонит, время поджимает. Я не могу забывать о своей миссии.

— Ладно, — пожала плечами Дева, — не хочешь — как хочешь, это не имеет особого значения. А про миссию твою я прекрасно знаю. Она тоже не имеет теперь особого значения.

— О? По правде говоря, я все время ждал, когда же ты пригласишь меня поразвлечься вдвоем. Прими я твое приглашение, оказался бы вскоре на каком-нибудь холодном склоне холма, один-одинешенек, бледный и унылый.

Дева звонко расхохоталась:

— Тогда уж и я, Корвин, признаюсь, что все твои подозрения справедливы. Именно это я и хотела с тобой сделать. А теперь — не хочу.

— С чего бы вдруг?

Она указала на неумолимо надвигающуюся линию распада:

— Теперь нет никакой необходимости тебя задерживать. Вот оно, очевидное доказательство полной победы Двора. Победную поступь Хаоса не остановит уже ничто и никто.

Я непроизвольно поежился. Дева снова взялась за бутылку.

— И все же я бы предпочла, чтобы ты не покидал меня в такой момент, — продолжала она, подавая мне наполненный кубок. — Он доберется сюда в считанные часы. Не лучше ли нам провести это последнее время, после которого вообще не будет времени, в дружеском общении? Можно даже не ходить в мой павильон.

Она тесно прильнула ко мне, я же понурил голову. А почему бы и нет, черт побери? Женщина и бутылка — не ты ли, помнится, говорил, что именно в такой компании и хотел бы встретить свой конец? И вино вот у нее — тут я сделал основательный глоток, — очень даже приличное. Да, вполне возможно, что она и права. И все же из ума не шла женщина, окрутившая меня на черной дороге, — тогда еще, когда я покидал Авалон. Сперва я бросился ей на помощь, затем быстренько капитулировал перед ее сверхъестественным очарованием, а в конечном итоге, когда маска была снята, увидел, что за этой маской нет ничего — абсолютно ничего. Жутковатое, должен вам признаться, впечатление. Но, извините уж за несвоевременную глубокомысленность, каждый из нас имеет обширнейший гардероб обличий, употребляемых в зависимости от обстоятельств. Базарные психологи год за годом гундосят про эти «я-для-других», и какая это гадость, и что нужно быть самим собой. Самим собой? Сколько раз попадались мне в жизни люди, очень даже привлекательные на первый взгляд, люди, которых я начинал люто ненавидеть, чуть копнувши их нутро. А иногда они вообще оказывались вроде этой псевдоженщины — безо всякого нутра, копай не копай. Сколько раз оказывалось, что маска значительно симпатичнее прячущегося под ней лица. А если так… Вполне возможно, что вот эта девушка, которую я успел нежно обнять за плечики, и не девушка никакая вовсе, а чудовище. Скорее всего именно так оно и есть. Ну а мы-то, все остальные — разве нет? Если уж сдаваться, есть гораздо менее приятные пути… По крайней мере, девушка мне нравилась.

Заметив, что я успел уже опустошить свой кубок, Дева услужливо потянулась за бутылкой. Я мягко остановил ее руку.

Она вопросительно вскинула глаза. Я печально улыбнулся:

— А ведь ты почти меня убедила.

И я безумные глаза закрыл, целуяnote 29. А потом вскочил в седло.

— Прощай, Дева.

Гроза сползала в долину, я уходил от нее на юг. Впереди виднелись горы, тропа вела прямо к ним. Небо так и осталось черно-белым, полосатым, полосы эти вроде как немного елозили. В целом освещение напоминало то ли утренние, то ли вечерние сумерки — хотя звезд на небе, даже на черных его участках, не было ни одной. Все тот же ветерок, все тот же неотвязный аромат — и тишина, и перекрученные скальные столбы, и серебристая листва, все еще поблескивающая каплями росы. Рваные клочья тумана. Я попытался внести изменения в природу этой Тени, но материал попался трудный, а я, несмотря на долгий привал, чуть не валился из седла от усталости. Так что ничего не вышло.