Дара подошла к месту нашего пикника и поглядела на землю. Я медленно последовал за нею.

Когда я подошел поближе, она сказала:

— Я должна попасть в Амбер и пройти этот Образ!

— Совершенно уверен, что и Бенедикт рассчитывает на это… в будущем.

— В будущем? — возмутилась она. — Сейчас! Я должна сделать это прямо сейчас! Почему он никогда не рассказывал мне обо всем этом?

— Потому что сейчас ты не сможешь этого сделать. Дела в Амбере таковы, что вам обоим будет опасно не то что появляться там, а открыть собственное существование. Так что в Амбер тебе пока хода нет.

— Но это нечестно!

Дара буравила меня возмущенным взором.

— Конечно, — согласился я. — Но пока все обстоит именно так. И не я тому виной.

Последние слова дались мне с некоторым трудом. Часть вины, конечно, лежала на мне.

— Тогда, раз это недоступно мне, лучше бы ты ничего и не рассказывал.

— Ну, все не так страшно, — ответил я, — положение в Амбере скоро прояснится… Правда, придется немного подождать.

— А как я узнаю об этом?

— Бенедикт будет знать. Он и скажет.

— Что-то прежде он не так много мне рассказывал!

— А почему, знаешь? Чтобы ты не расстраивалась. Он ведь заботится о тебе, он добр. Когда настанет время, он поступит так, как лучше для твоего блага.

— А если нет? Ты мне поможешь?

— Сделаю что смогу.

— Как же мне связаться с тобой? Как известить?

Я улыбнулся. Тема всплыла без малейших усилий с моей стороны. Действительно, важные подробности ей можно и не говорить. Только то, что в будущем может оказаться для меня полезным.

— Карты, — ответил я. — Семейные Козыри. Это больше чем сентиментальные картинки — это средство связи. Найди мой Козырь и внимательно всмотрись в него, сконцентрируй все свое внимание, выбрось из головы остальные мысли, представь, что это я и есть, — и начинай говорить. Ты вдруг увидишь меня на самом деле, и я отвечу тебе.

— Вот именно этого-то дед и не велел мне делать с картами.

— Естественно.

— А как все это получается?

— В другой раз, — ответил я. — У нас бартер, не забыла? Я рассказал тебе об Амбере и о Тени. А теперь скажи, что делали здесь Джулиан и Джерард.

— Хорошо, — ответила Дара. — Хотя рассказывать почти нечего. Однажды утром, пять или шесть месяцев назад, дед прямо замер на месте. Мы тогда подрезали деревья в саду, он любит делать это сам, а я помогала. Он стоял на лестнице, вытянувшись вперед, и вдруг замер, опустил ножницы и не шевелился несколько минут. Я решила было, что он просто отдыхает, и продолжала сгребать ветви граблями. А потом услышала, что он говорит — не бормочет себе под нос, а просто разговаривает с кем-то.

Сперва я подумала, что он обращается ко мне, и переспросила его. Он просто не обратил на меня никакого внимания. Теперь, когда я знаю о Козырях, я понимаю, что он разговаривал с кем-то из родни. Должно быть, с Джулианом. Во всяком случае, он сразу же спустился с лестницы, сказал, что ему придется уехать на день-другой, и немедленно отправился к дому. С полпути вернулся и сказал, что, если сюда явятся Джулиан и Джерард, он представит меня как воспитанницу, осиротевшую дочь верного слуги. А потом сразу же уехал с двумя лошадьми в поводу. Клинок был при нем.

Около полуночи он вернулся, а с ним и они оба. Джерард был почти без сознания. Левая нога сломана, весь левый бок — сплошной кровоподтек. Джулиан тоже был изранен, но кости у него были целы. Они пробыли с нами больше полумесяца, и раны их исцелились очень быстро. Потом братья взяли двух лошадей, и мы распрощались. С тех пор я их не видела.

— А что сказали они о том, как получили эти раны?

— Только что это был несчастный случай. Со мной ничего не обсуждали.

— Где? Где это случилось?

— На черной дороге. Я несколько раз слышала, как они говорили о ней.

— А где эта черная дорога?

— Не знаю.

— Что они говорили о ней?

— Кляли на все корки. И все.

Глянув вниз, я увидел, что в бутылке еще оставалось вино. Я нагнулся, разлил оставшееся по бокалам и один передал ей.

— За воссоединение, — сказал я и улыбнулся.

— За воссоединение, — поддержала она.

Мы выпили.

Дара стала убирать, я помогал ей, но чувство острой необходимости вновь вернулось ко мне.

— Сколько мне ждать, прежде чем попробовать связаться с тобой? — спросила она.

— Три месяца. Дай мне три месяца.

— И где ты будешь тогда?

— Надеюсь, в Амбере.

— А долго ты пробудешь у нас?

— Не очень. Прямо сейчас я должен кое-куда отлучиться. Завтра вернусь, но это всего на несколько дней.

— Я бы хотела, чтобы ты задержался подольше.

— Если бы я мог! Теперь, после нашей встречи, мне тоже хотелось бы этого.

Она покраснела и с деланным усердием принялась упаковывать корзинку. Я собрал фехтовальные принадлежности.

— Ты сейчас домой? — спросила Дара.

— В конюшню. Я уезжаю немедленно.

Она подобрала корзинку.

— Значит, едем вместе. Моя лошадь по дороге.

Я кивнул и ступил следом за ней на тропинку, уводившую направо.

— Полагаю, — спросила она, — мне не следует говорить о нашем знакомстве никому, деду в особенности?

— Так будет благоразумнее.

Плеск и бормотание ручья, бегущего к реке, что неторопливо катила свои воды к морю, становились все тише и тише, пока не исчезли совсем, и только какое-то время еще доносился скрип колеса, надетого на вал и рассекавшего воду.

Движение без остановки в основном более важно, чем скорость. Пока есть постоянная смена мысленных декораций для зацепки ментальных крючков, есть и пространство для физического движения. С пониманием принципа, быстрота перемещения становится вопросом осторожности.

Я двигался медленно и настойчиво, осторожности для. Незачем было утомлять Звезду. Быстрые перемещения достаточно тяжелы и для человека, а животные не привыкли обманывать себя подобно людям и иногда доходят просто до бешенства.

По небольшому деревянному мосту я пересек речушку и некоторое время ехал вдоль нее. Я хотел обогнуть город по окраине и следовать по течению до побережья. Был полдень. Я ехал в прохладной тени, на поясе у меня висел Грейсвандир.

Углубившись на запад, я вскоре добрался до высоких холмов и наконец достиг места, откуда с высоты открывался прекрасный вид на самое большое поселение в этом районе. Город был похож на мой Авалон. Он носил то же имя, в нем жили и работали тысячи людей. Серебряных башен здесь было поменьше, да и речушка пересекала город под несколько иным углом. К югу она расширялась или ее расширили раз в восемь. Над кузнями и тавернами клубились дымки, легкий ветерок сносил их к северу; люди на конях, пешком, на повозках и в экипажах двигались по узким улочкам, входили в лавки, гостиницы, жилые дома и выходили из них; стаи птиц кружились, взмывали и приникали к земле возле привязанных лошадей; вяло шевелились несколько ярких вымпелов и флагов, вода поблескивала сквозь марево. Я был слишком далеко, чтобы различать голоса, стук, бряцание, грохот, скрип и прочие звуки по отдельности: все сливалось для меня в монотонный шум. Не ощущал я и каких-то особенных запахов, но даже если бы оставался слепым, я узнал бы о близости этого города, только потянув воздух.

Этот вид с высоты пробудил во мне некоторую ностальгию, грустные обрывки воспоминаний да слабую скорбь о городе, который был ему тезкой в исчезнувшей давным-давно Тени… Жизнь тогда была проще, да и я был счастливее, чем ныне.

Но невозможно прожить столь долгую жизнь, как моя, сохранив хоть каплю наивности; обычно среди нас сентиментальность не приветствуется.

Былые дни миновали, моего город давно не было, и все мои мысли поглощал Амбер. Я повернул к югу, исполнившись желания одержать победу. Амбера мне не забыть…

Солнце. Ослепительный палящий диск солнца вспыхнул над головой, взвизгнул ветер… От горизонта до горизонта протянулась пустыня. Холмы стали каменистыми. Я спускался по склону, скалы вокруг удивляли формой и цветом. Разразилась пыльная буря. Едва я выехал из предгорий, как пришлось сощуриться и поплотнее закутать лицо. Чалая моя то и дело чихал, ржала коротко, но топала вперед. Песок, ветер, камень, оранжевое небо, синевато-серые облака на горизонте, к которым клонилось солнце…