Подземные автостоянки были полны рассыпавшейся на глазах техникой и транспортом. В салонах некоторых машин даже сохранились человеческие скелеты, настолько старые, что неловкого касания хватало, чтобы кости рассыпались в пыль. Пыльный, застоявшийся воздух, такой вязкий, что приходилось надевать противогазы, лишь бы прогонять воздух до легких, без опасения задохнуться, и бесконечная мрачная темнота, давящая на плечи и мешающая идти вперед. Каждый заходящий под эти низкие своды каким-то шестым неуловимым чувством понимал, что там, в глубине и хитросплетениях всех этих коридоров есть еще что-то, древнее и злое, оставляющее за собой едкий осадок из страха и ужаса, оседавшего в коридорах. Всего лишь ничем не подтвержденные ощущения, но порой и их одних хватало, чтобы возвращающиеся из тоннелей диггеры просыпались в холодном поту, крича что-то неразборчивое, либо же вовсе отказывались снова спускаться в эти тоннели даже под угрозой расстрела.
Чем глубже спускались команды разведчиков, тем больше коридоров и проходов открывались их взору. На нижних уровнях искусственных тоннелей уже проходила разветвленная система метрополитена, частично разрушенная, с глубоко залегающими станциями, часть из которых была так же завалена и уже не имела собственных выходов на поверхность. В последние годы агонизирующей на Аверии цивилизации там, судя по оставшимся следам, устраивались лагеря для выживших, большая часть которых, к сожалению, там и осталась. Некоторые станции, буквально замурованные из-за обрушений тоннелей, были сплошь усеяны костями, белевшими в свете фонарей заходивших туда команд.
Еще ниже уже располагались технические тоннели, канализация и коммуникации, разветвленная сеть коридоров, переходов, сервисных соединений и небольших залов, имевших, чаще всего, сразу несколько выходов в другие системы. И оттуда же были спуски в еще глубже располагавшиеся системы естественных пещер и искусственных коридоров, соединявших их друг с другом. Часть таких коридоров была пробита еще с использованием мощной горноразрабатывающей техники. Исследователи обнаружили там широкие и прямые проходы с правильными стенами, потолками и полом, другие же выбиты явно вручную, с использованием простейших средств труда, вроде лопат и кирки. Примерно на том же уровне располагались военные бункера, убежища глубокого залегания, резервные склады и многое другое, до чего разведчики еще не добирались.
Автоматические дроны, отправленные на составление полноценной трехмерной карты, до сих пор продолжали свою работу, отсканировав меньше половины всех помещений и структур. Неизвестно даже было точно, сколько их работа еще будет продолжаться. К тому же, некоторые дроны внезапно, без особых на то причин, исчезали, переставая подавать какие-либо сигналы или сведения о себе. Одна посланная группа, отправившаяся в точку последнего сигнала такого пропавшего дрона, так же не вернулась, и Эдвард впредь запретил проводить столь углубленные исследование людям, разрешив использование лишь одной автоматики.
Страшнее всего оказались те существа, которые жили в этой тьме, и чем глубже проникали команды исследователей, тем более жуткими и опасными становились нападающие на них твари. В сплетении тоннелей метрополитена и скоростной доставки разведчикам приходилось сталкиваться с одичавшими тварями, после препарирования трупов которых оказалось, что это тоже мутировавшая ветвь человечества. Потомки тех выживших, что смогли приспособиться к узким тоннелям, отсутствию света и постоянной борьбе за выживание, где единственной пищей оказались другие существа, точно так же охотящиеся друг на друга. Ловкие, быстрые, способные с одинаковой легкостью передвигаться по стенам, потолку и полу, цепляясь за малейшие трещины и выступы, но абсолютно лишившиеся разума, сохранив только первичные животные инстинкты, что хоть как-то еще поддерживали их стремление выживать. Стетфорд даже поймал одного живьем, отмыл, накормил и переодел, из-за чего тот стал даже больше походить на человека, если бы не серая пупырчатая кожа, слишком длинные пальцы и лишенные зрачков глаза. Ничего с ним сделать так и не получилось, даже ментальное сканирование не выявило никаких признаков разума, после чего тварь пристрелили из жалости.
И все же там, дальше, во тьме глубоких тоннелей было что-то еще, что-то куда более страшное, чем человекоподобные мутанты и дикие твари, не имевшие названия и никогда не выходящие на свет. Эдвард даже сам чувствовал это, идя по подземным переходам, порой едва успевая заметить краем глаза какие-то движения в странных и искривленных тенях, рожденные лучами фонарей отряда, но каждый раз, когда поворачивали голову, чтобы рассмотреть получше, уже ничего не было, только пустые стены и коридоры.
- Нуль-реактор должен быть где-то в этих катакомбах, - сказал Эдвард, повторив фразу капитана корсаров, возвращаяь из воспоминаний к реальности, - но чтобы взять его под контроль, потребуется что-то большее, чем просто несколько отрядов пехоты.
- Что же там такое, если даже герой Таркийской провинции не имеет особого желания туда спускаться? - торговец аккуратно избежал слова «боиться», но, кажется, именно оно и имелось в виду в этой фразе.
- Там смерть, - сказал Эдвард прямо, ничуть не смутившись. Он никогда не испытывал никакого смущения от собственного страха, поскольку после того, что произошло в той провинции, познал эту эмоцию во всей ее глубине. Бояться было нормально, как раз ненормальным является отсутствие боязни. Страх это нормальная защитная реакция собственного сознания, удерживающая человека от слишком бездумных поступков. Вопрос лишь в том, получится ли взять под контроль эти чувства, либо же они поглотят напуганную душу, заставив бежать, спасая собственную жизнь. Нужна действительно стальная сила воли, чтобы, игнорируя его панические импульсы инстинкта самосохранения, чтобы подняться в полный рост на несущуюся на тебя волну мутантов, словно сошедших с картин какого-то сумасшедшего художника, решившего уместить все человеческие пороки и мерзости в одну картинку. А потом еще подать пример остальным, выхватив шпагу и бросившись вперед, на врага, буквально осознавая, что жить тебе осталось считанные секунды. Эдвард когда-то смог перебороть себя, переломив в одном порыве ход всего сражения, но это вовсе не значит, что он вообще забыл о таких чувствах.
- Там смерть, - повторил барон, заметив, что вольные торговцы замолчали, с удивлением посмотрев на него. - Что-то, что я пока не могу объяснить или дать хоть сколько-то правдоподобного предположения. Там, после того, как оттуда ушли люди, поселилось нечто, что боится лишь только света. И я не имею ни малейшего желания сталкиваться с этим до тех пор, пока не буду уверен, что смогу с ним совладать. Сейчас я в этом не уверен, а потому пусть пока нуль-реактор находится вне моей досягаемости, его время еще придет.
- Странно слышать от вас подобное, - заметил Сэвер, - После того, что рассказывали о ваших подвигах в Таркии... Я думал, что вы броситесь туда очертя голову... Вы же поступаете несколько более...
Он замолчал, пытаясь подобрать наиболее подходящий синоним слова «трусливо», но такой, чтобы не оскорбить хозяина.
- Расчетливо? - помог ему Эдвард, хотя это было и не совсем то, что должно прозвучать. - В Таркийской провинции все было совсем по-другому. Там не было выбора, приходилось действовать здесь и сейчас, чтобы получить хотя бы призрачный шанс на спасение. Здесь же я могу просчитать каждый свой и ответный ход, и не хочу понапрасну жертвовать людьми, все равно от этого ничего не изменится. И да, - он улыбнулся, честно признаваясь, - я боюсь того, что там внизу, но не вижу в этом ничего постыдного. Каждому из нас когда-нибудь приходилось бояться, но опрометчивые поступки я все же делать не буду лишь из одного только желания доказать собственную смелость.
- Что ж, это вполне разумно, - кивнул капитан вольных торговцев, согласившись, - Немало хороших людей погибло из-за собственной гордости, и потакать ей, действительно, весьма опасное занятие. В таком случае не смею вас торопить в данном начинании...
