Когда Раздолбая внезапно охватывала увлеченность, он на некоторое время забывал обо всем. Образ джипа, запряженного тройкой, еще вчера показался ему отличной идеей для картины, и, схватив приготовленные для Арбата карандаши, он незамедлительно принялся набрасывать эскиз. Тверская улица, Кремль, взмыленные лошади — композиция ярко проецировалась на экран воображения, и он рассчитывал с легкостью перенести ее на бумагу. Через несколько часов работы им овладело отчаяние. Он считал себя хорошим художником, рисуя портреты и малофигурные композиции, но картина, на которую он замахивался теперь, превышала его возможности. Она требовала точно выверенного искажения пропорций и перспективы — умения, которое их преподаватель по мастерству называл «рисованием глаз на фоне гор». Должен был получиться сюрреалистический образ, в котором и кони, и джип, и Кремль на заднем плане сжимались бы в одну дышащую энергией плоскость, и этот образ, так отчетливо вспыхивающий в сознании, коверкался до неузнаваемости при попытке воспроизвести его, как красивая мелодия в исполнении певца без слуха.

Испортив несколько листов бумаги и затупив карандаши, Раздолбай попробовал набросать эскизы лошадиных морд, и здесь его поджидало еще большее разочарование — у него не получалось наделить коней эмоциями. Он хотел, чтобы коренник тройки был взбешенным лидером, рванувшим всех за собой, но из-под карандаша выходила просто лошадь с недовольным оскалом — никакого бешенства, никакого лидерства.

«Даже эскиз не выходит! — отчаивался он. — Как же написать такую картину? Шерсть на боках, блики в глазах… и все мазками, фактурами… У меня не получится!»

Он внимательно перечитал статью, надеясь отыскать какую-нибудь упущенную подробность, которая облегчила бы задачу. Узнать, например, что на конкурс принимаются небольшие карандашные портреты. Но нет — «станковая живопись, холст, масло, предпочтение масштабным работам…» А это что? Заявки на первый тур принимаются до 1 мая 1992? Срок подачи кончился!

У Раздолбая отлегло с души. Если бы конкурс был в скором времени, он бы мучился, сознавая, что недостаток умения лишает его судьбоносного шанса, и отсрочка в год обрадовала его так, словно он уже выиграл. Никуда не торопясь, он нарисует эту картину к следующему маю, а пока будет спокойно работать на Арбате. И мама не будет считать его «осевшим на дно», если он скажет ей, что в свободное время рисует картину для конкурса, где можно выиграть пять тысяч долларов. Такие деньги даже Володя не заработает!

Тщетная возня с эскизами отбила охоту рисовать, и на Арбат Раздолбай не поехал и на следующий день тоже. Вместо этого он записал Белочке две кассеты из десяти и, как кот вокруг сметаны, ходил вдоль да около салфетки с телефоном блондинки, думая, позвонить ей сейчас или позже, когда Белочка расплатится. Подумав, что глоточек «своей жизни» его взбодрит, он решил не откладывать и, затаив дыхание, набрал номер.

«Черт, я ведь не сказал, как меня зовут, и у нее не спросил!» — спохватился он в последний момент, но трубку на другом конце провода уже сняли.

— Алло? — послышался отчего-то усталый женский голос.

— Привет. Это летучая мышь с бала ста королей, которая подстерегла тебя возле бара, — выдал Раздолбай первое, что пришло в голову.

— Кто?

— Ну, ты дала мне свой телефон, сказала — запомню — хорошо, не запомню — мои проблемы. Я запомнил.

— Удивительно.

— Торопливое у нас получилось знакомство. Я даже не успел спросить, как тебя зовут.

— Таня.

Раздолбай выдержал паузу, ожидая, что девушка тоже спросит у него имя, но она хранила равнодушное молчание.

— Не спросишь, как зовут меня? — решился он намекнуть.

— А зачем это мне?

— Ну… Мы вроде познакомились, ты дала телефон.

— Я думала, ты забудешь. Обычно все забывают, когда я так даю.

— Значит, мне он был так нужен, что я запомнил.

— Ну, и зачем ты запомнил его? Что ты можешь мне предложить?

Раздолбай растерялся. Он рассчитывал поболтать о жизни и выведать, где блондинка живет, чтобы устроить ей, когда будут деньги, сюрприз с шариками, и лобовой вопрос выбил его из седла.

— Я тебе не могу сейчас ничего предлагать, потому что, если я предложу, это уже не будет сюрпризом, — выкрутился он.

— Сюрпризы я люблю. Только сначала хочу понять, кто ты вообще такой и каких сюрпризов от тебя ждать. Расскажи в двух словах, чем занимаешься?

Обрадовавшись, что к нему проявили наконец интерес, Раздолбай с подчеркнутым достоинством ответил:

— Я художник.

— М-м… Выставляешься, продаешься?

— Конечно, как бы я жил иначе, — соврал он, думая, впрочем, что не врет, а забегает вперед.

— Ну и сколько тебе это приносит?

Чтобы выглядеть солиднее, Раздолбай посчитал, сколько можно выжимать с Арбата, если сидеть там без выходных, и, небрежно ответил:

— В месяц около пятнадцати тысяч.

— Пятнадцать тысяч чего?

— Ну, наверное, не старых калош. Рублей, конечно.

Таня фыркнула.

— Пятнадцать тысяч рублей — вообще не деньги. У меня в месяц на одно «Перье» столько уходит.

— Какое перье, страусиное что ли? — удивился Раздолбай, подумав, что красотка говорит о каких-нибудь перьевых украшениях.

— Я от тебя сейчас в осадок выпаду! — расхохоталась Таня, и в ее голосе первый раз прозвучало что-то вроде интереса к разговору. — «Перье» — вода минеральная!

— Вода?! Зачем пить воду на пятнадцать тысяч?

— Мне нравится.

— Ну не знаю… По-моему, воду можно пить обычную, а пятнадцать тысяч потратить разумнее.

— Это если их всего пятнадцать. Если шестьсот, то все равно.

— Шестьсот? — усомнился Раздолбай. — У кого это в месяц может быть шестьсот тысяч?

— Слушай, ты вообще странный. Ты вчера был на мероприятии, ты что, машин не видел? Шестьсот тысяч — это деньги, которые мне дают просто так. Это на самом деле фигня полная — всего пять тысяч долларов. Подумай, сколько стоят машины, и пойми, что люди купили их не на последние деньги. «У кого может быть шестьсот тысяч», — передразнила она. — Как ты вчера туда затесался? Тебя привел кто-то?

— Привел Воланд, — с трудом подобрал ответ огорошенный Раздолбай. — И машин я не разглядел. Мы на воздушном шаре прилетели, сели прямо в центре сада.

— Ну, молодцы. Слушай, если полетишь на своем шаре в город, можешь пролететь через Кутузник, сигарет завезти? А то подруги вчера были, скурили все.

— Могу, наверное.

— Я курю только ментоловые. Заедь в «Садко», возьми блок «Мальборо» или «Мор».

Раздолбай поперхнулся так, словно сам затянулся каким-нибудь самосадом — блок ментоловых сигарет стоил больше, чем он тратил на себя в месяц, а Таня просила об этом как о сущей мелочи.

— Давай, я тебе лучше несколько раз завезу по пачке, — нашелся он. — Будет повод несколько раз увидеть тебя.

— Да с чего ты решил, что мне надо тебя несколько раз видеть? — разозлилась Таня. — Не можешь привезти блок, на хуй ты мне тогда звонишь вообще?

Раздолбаю как будто врезали трубкой по уху. Ему казалось, что красивая девушка должна быть утонченной натурой, в разговоре с которой надо тщательно подбирать слова, и вдруг эта девушка выругалась с простотой самосвального шоферюги. Понимая, что теперь никаких шариков и романтических писем быть не может, он растерянно промямлил:

— Я тебе зачем-то звоню, потому что ты зачем-то дала мне свой телефон.

— Ну, я дала, чтобы ты отвязался, а тебе что, непонятно, что нет смысла звонить? Тебе обязательно быть посланным?

— Нет, посланным я быть не люблю.

— Ладно, все — ты меня затрахал, я жду важных звонков.

Услышав гудки отбоя, Раздолбай бессильно плюхнулся на диван. У него было такое чувство, словно он готовился к боксерскому бою, от которого зависела жизнь, настраивался, тренировался с грушей, а противник приехал на танке, навел на него дуло, и руки в перчатках сами опустились вдоль тела.

Утром его окрыляла уверенность, что, став арбатским художником, он вернет «свою жизнь», но разговор с Таней показал, что эта участь — действительно дно, причем такое, с которого никуда не допрыгнуть. Пятнадцать тысяч на минеральную воду тратят девушки, овладеть которыми он поспорил с Мартином! Можно, конечно, предположить, что Таня такая одна и другие девушки живут скромнее, но все вчерашние красавицы были неуловимо похожи между собой — манерами, одеждой, выражением глаз. Все они были с одинаковыми Барракудами, и вряд ли, если одна пьет «Перье», другие соглашаются на водопроводную воду.