«А кто вчера говорил тебе, что Мартин и Валера не правы?» — мелькнула мысль, но Раздолбай не обратил на нее внимания.

— Может быть, ты привык игнорировать этот голос, и он умолк? — предположил Миша.

— Ничего я не игнорирую. Я тоже иногда сам с собой спорю, но это борются мои мысли и нет там никакого «голоса свыше». Ты говоришь: «Женюсь, все нормально будет». Жениться надо не потому, прости, что дрочить нельзя и терпеть не получается. Люди в тридцать лет женятся, в тридцать пять, пока нагуляются и дозреют. А если ты до тридцати своего человека не встретишь, так и будешь мучиться?

— Я не думаю, что до тридцати лет ждать придется. Мне кажется, я своего человека очень скоро встречу.

— А если нет?

— Внутренний голос говорит, что это произойдет очень скоро.

— Да мало ли что он говорит вообще?!

— Жалко, что ты меня совсем не понял.

Раздолбай заметил, что голос Миши похолодел, и испугался, как бы его резкие замечания их не поссорили.

— Извини, если наговорил лишнего, может быть, я не прав, — примирительно сказал он и добавил, чтобы вернуть Мишино расположение: — Знаешь, если у тебя есть Библия, я бы взял почитать. Я давно ее листал, вдруг после нашего разговора увижу там что-то новое.

— На даче есть, напомни, когда вернемся, — ответил Миша и так глубоко задумался о чем-то своем, что последние минуты до Майори они шли совершенно молча.

Обратно ехали на электричке. Красные стволы сосен, облитые солнечным золотом, мелькали за вагонными окнами и настраивали непринужденно вспоминать приятные моменты отдыха. К теме религии Миша больше не возвращался, и когда на даче он достал из тумбочки большую черную книгу, Раздолбай даже не понял, что он ему дает.

— Держи, ты просил почитать. Не потеряй ни в коем случае, это очень ценное издание к тысячелетию крещения.

— А-а, ну да… Спасибо! — сообразил Раздолбай.

— Корзину забери, не забудь. Скажи Мартину, что я оценил номенклатурный жест, но еду сегодня в Москву, и у нас много сумок. Кстати, ты ведь тоже сегодня едешь. Мы не на одном поезде?

— Я поменял на завтра. Признание-то вчера сорвалось.

Раздолбай многозначительно подмигнул.

— Ах, ты! Все-таки решил дожать. Ну, давай, удачи. Расскажешь потом в Москве. Телефонами обменялись, не пропадай. Рад был с тобой познакомиться.

Миша крепко пожал Раздолбаю руку, как бы заверяя его в будущей дружбе, и на этом они расстались.

«Самое потрясающее лето в жизни! — думал Раздолбай, снова любуясь мелькающими за окном электрички соснами. — Влюбился, нашел новых друзей, кайфовал от «своей жизни»!»

Воспоминание о вчерашнем приключении полоснуло по сердцу сладкой бритвой. Раздолбай потасовал в памяти поблекшие видения черных чулок и шпилек, а потом решил скоротать остаток пути до Риги за чтением Библии. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…» — перечисление древних мужских имен, которые смешно сочетались со словом «родил», показалось ему неинтересным, и он открыл книгу на середине. «Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят», — прочитал он и вспомнил рассказ Миши о скрипке. «Вот так все просто! — недоверчиво усмехнулся он. — Попрошу сейчас «Мерседес», и появится? Хотя зачем «Мерседес», если у меня даже прав нет…

Что бы я на самом деле хотел?»

— Диану, — тут же ответил он сам себе.

— Что именно ты от нее хочешь?

Не заметив, что он задал этот вопрос во втором лице, Раздолбай начал оформлять свое желание.

— Что я хочу от нее, в самом деле? Чтобы в ответ на завтрашнее признание она сказала, что я тоже ей нравлюсь.

Чтобы радовалась моим приездам. Чтобы следующим летом я провожал ее до дачи вместо Андрея. Все это, но этого недостаточно, что-то еще…

Видения черных чулок и шпилек наложились на чувство влюбленности, и то, о чем еще вчера он не решался даже фантазировать, стало единственным по-настоящему сильным желанием.

— Я хочу, чтобы Диана стала моей первой девушкой! Хочу, чтобы у меня с ней произошло то, что делали вчера в номере

Валера и Мартин! Хочу, чтобы у меня все было так, как у них вчера в гостинице, только по настоящей любви! — горячо пожелал Раздолбай и отправил свое желание в пространство.

«Теперь надо, как Миша, услышать в себе «дано будет» и верить, что все сбудется», — подумал он, но услышал в себе другое.

— Не нужна тебе Диана, — эхом разнеслась в сознании мысль. — Не нужна, не нужна, не нужна…

— Как это, не нужна?! — запротестовал Раздолбай, не понимая, как можно было настраивать себя на одно, а подумать другое. — Еще как нужна! Я люблю ее!

— Не нужна, не нужна, не нужна!

— Ерунда какая-то! — разозлился он. — Как может возникать мысль, что она не нужна, если я больше всего хочу этого? Действительно, такое ощущение, что сознание раздвоилось… Знаешь что, «второй голос», заткнись-ка ты, потому что ты — никакой не «Бог», а мой собственный страх. Я хочу ее, одновременно боюсь этого, и возникает такая мысль. Заткнись, понял! Дано будет, ну!

Сознание перестало раздваиваться. Мысль, что Диана не нужна, больше не появлялась, но и мысль «дано будет» не возникала, как ни пытался вызвать ее в себе Раздолбай. Оставались только желание, страх неудачи и полная неизвестность. «Свихнуться можно, если такие разговоры вести с собой, — подумал он. — Миша вот уже и свихнулся. Опасно с этим играть, можно до настоящих голосов допрыгаться — думать одно, слышать в себе другое. Пошли они, эти мракобесы!»

Раздолбай захлопнул Библию и засунул ее в корзину между бутылкой шампанского и толстой связкой бананов. Если бы Миша не предупредил, что книгу надо вернуть, он оставил бы ее в электричке, и теперь думал, как спрятать ее в гостинице, чтобы ни в коем случае не попасться с ней на глаза Мартину.

Сначала Раздолбай хотел спрятать Библию в шкафчик пожарного шланга, как поступал с сигаретами, чтобы родители не обнаружили их в кармане куртки, но ценность книги и данное Мише обещание не потерять ее предполагали более бережное обращение, чем с пачкой «Родопи». Побродив по коридорам гостиницы в тщетных поисках надежного тайника, Раздолбай в конце концов завернул книгу в газету и отдал ее на хранение администратору.

— Другу сюрприз на день рождения купил, не хочу, чтобы нашел раньше времени, — пояснил он.

Избавившись от компромата, Раздолбай подхватил фруктовую корзину, которая здорово надоела ему за весь день, и поднялся на свой этаж. Мартина он увидел, как только раздвинулись двери лифта, — выйдя в коридор в одних трусах и растянутой майке, тот оскорблено кричал в спину горничной:

— Принесите жалобную книгу, а остальное не ваше собачье дело!

— Что случилось? — удивился Раздолбай.

— Зашла некстати и много хамить стала. Люмпен совковый распустился вконец — вместо того чтобы делать уборку, начинает учить жизни. В любой цивилизованной стране за это выставили бы вон, а я даже жалобную книгу получить не могу. Скрипач пренебрег презентом? Очень кстати!

Мартин взял из фруктовой корзины персик и, откусив от него половину, вернулся в номер. Раздолбай вошел следом и в первую секунду подумал, что они ошиблись дверью. Номер выглядел так, словно в нем проводили ремонт. Пол, мебель и местами даже оконные стекла сплошь покрывал тонкий слой белой пудры. Этой же пудрой была осыпана брошенная на кресло одежда Мартина. Стеклянный столик был разбит вдребезги, и его осколки валялись на полу вперемешку с окурками и пеплом из расколотой пепельницы.

— Что… Что здесь случилось? — спросил потрясенный Раздолбай.

— Хотел сделать весело.

— Кому?!

— Валере.

Валера появился в следующую минуту и был шокирован сильнее, чем Раздолбай, потому что ходил в бар за сигаретами и покидал чистый прибранный номер.

— Боец, твою мать, что ты сделал?!

— Валдайскую шутку.

Оказалось, Мартин и Валера ездили в дом отдыха на Валдае и там развлекались, обрушивая на приятелей клубящиеся облака углекислоты из огнетушителя. Углекислота вырывалась из раструба с оглушительным шипом, рассеивалась в воздухе и не оставляла следов. Когда Валера отлучился, Мартин нашел в шкафу огнетушитель и вспомнил эту шутку. Он решил сделать пробный пуск, но вместо углекислоты из раструба вырвалось облако порошка. От неожиданности Мартин выронил огнетушитель на столик, разбив его, а порошок рассеялся по комнате и опустился тонким слоем на все поверхности. Мартин разделся, чтобы вытряхнуть одежду, и тут в комнату постучали. Думая, что это Валера, он открыл дверь, но это была уборщица, которая забыла положить новое мыло.