– Профессор космической археологии Платон Рассольников, – поспешил представиться Атлантида. – Попал в косяк кровожадных рыб и…

– Не надо объяснений, – прервала его самка, одна половина ее лица была выкрашена в голубой цвет, другая – в ярко-розовый. Сетка, сплетенная из розовых жемчужин, спускалась с головы на плечи. – Каждый волен плыть, куда хочет. У каждого своя волна.

– Я согласен… полностью. Но, как мне показалась, не все на Эгеиде разделяют эту точку зрения.

– Слушай изысканцев и не обращай внимания на других. Наш остров плывет, куда несет его течение нашей прихоти. Веселисты в плену прибоя. Мы – нет. Твоя прихоть – это твоя прихоть, она не касается никого из нас.

– И как долго вы намерены плыть?

– Пока не пройдем всю глубину…

Большинство изысканцев через минуту утратили интерес к гостю, улетели и расположились вокруг огромного бассейна. Лишь самка в жемчужной накидке осталась подле спасенного.

– Но, к примеру… куда вы плывете? Мне нужно попасть на остров Волка, – сказал профессор.

– А нам никуда не нужно… – отвечала его собеседница.

– Однако вы движетесь к острову Дальний.

– Дальний – для стада. И кроме стада, там никого нет. Как и остров Волка.

– Там есть изображения, по-видимому, древние. Эгейцы на рельефах похожи на людей.

– Такие на Эгеиде есть повсюду. Когда-то мы тоже стояли на двух ногах и жили на суше. Был ли тот мир лучше или хуже, мы не знаем. Знаем одно: он невозвратим. Мы думали, что сбросили путы суши, как, впрочем, и многие другие путы, и ощутили невиданную дотоле свободу, и слились со стихией. Бурлящая жизнь под водой казалась сказочной, и мы вообразили себя ее повелителями. Однако желание возвратить прежнее одолевает эгейцев все чаще и чаще. Все дело в том, что мы не принадлежим полностью морю. Мы не смогли измениться настолько, чтобы научиться дышать водой. Мы дышим воздухом, спариваемся и размножаемся на суше. Мы разрушили прежнюю Эгеиду, чтобы приспособить ее к нашей новой жизни. Мы были уверены, что сможем обойтись без суши. Что море нас примет и взлелеет. Но мы вынуждены были вернуться. Не на сушу – на ее обломки. Эта половинчатость нас и погубит. Либо мы избираем Океан, либо сушу. Нельзя одновременно принадлежать тверди и морю. Но что выбрать? Физиология влечет нас в Океан. Но какая-то неистребимая мечта, беспочвенная – ах, это очарование старых слов – заставляет возвращаться на сушу. Лучшим было бы предоставить каждому возможность выбрать свой путь. Ведь не для всех он одинаково желанен. Кому суша, кому – море. Но неумолимость нашептывает: выбора не будет. Те, для кого притягательна суша, – умрут. Остальные уйдут в Океан и забудут, что когда-то могли выходить из него.

Профессора Рассольникова неприятно задела эта фраза: выбора нет. Сам он думал о том же совсем недавно на острове Дальнем. И вдруг сразу же (или почти сразу) услышал эту мысль в заявлении леди Эгеиды. Как будто она ее украла. Но как? Океан нашептал?

– Главная проблема – проблема выбора. Но способен ли разум вообще выбирать? В том смысле, что не способен оценить все далеко идущие последствия и потому выбирает наугад. – Его собеседница отвернулась, как будто не хотела больше разговаривать.

«Мы разрушили прежнюю Эгеиду, чтобы приспособить ее к нашей новой жизни».

– То есть, первоначально были изменения самих эгейцев, а потом уже растаяли льды, и Океан затопил большую часть суши. Так получается?

– Правивший планетой совет решил растопить ледники, чтобы уничтожить твердь. Были многие, кто не желал погружаться в море. Они бились за сушу, отстаивая ее право быть твердью, а не ругательным словом. Бились за право на этой суше пребывать. Но море победило. Эгеида превратилась в многочисленные архипелаги, разбросанные по необъятной груди теплого Океана. Эгейцы не опирались больше на твердь – они к ней прислонялись – на время. И возненавидели ее. Но и Океан не полюбили.

Разговор их прервался: молодой эгеец, с выкрашенным черной краской лицом подлетел к даме и протянул ей несколько листов серой толстой бумаги – точь-в-точь такую давали в таверне стражей.

– Все прочли, – сообщил чернолицый. – Многие хвалили. Кое-кто даже запомнил несколько строк.

– Ты тщеславен, мой друг, – отвечала леди Эгеиды. И, размахнувшись, швырнула листы в Океан.

– Когда Эгеида одумается, мы уйдем в воду. А пока – мы не желаем принадлежать ни суше, ни морю.

– Кто же вас кормит? Кто строит эти корабли? – подивился профессор.

– Неужто ты такой недогадливый? – женщина улыбнулась.

Бреген?.. Но Атлантида не успел задать свой вопрос. Здоровяк-эгеец, который час назад вытащил его из воды, подлетел, ухватил щупальцами за руки и потащил за собой. Пролетев метров двадцать, эгеец разжал щупальца, и археолог упал в воду.

К вечеру Платон вернулся из похода на остров Дальний. Защитный костюм красные рыбки ему все же прогрызли в нескольких местах. И даже прокусили кожу. Вернее, вырвали маленькие ошметки плоти.

– У меня для тебя новость! – сообщил Дерпфельд.

– Как Стато? – перебил Платон.

– Живой. Что ему сделается? Все безмозглые твари живучие.

– Почему ты называешь его безмозглым? – профессор обиделся, как будто сам был эгейцем.

– Потому что у эгейцев IQ в среднем ниже, чем у людей.

– В среднем выше… в среднем ниже… Среднее не выше и не ниже – оно всегда среднее. – Платон решил не продолжать спора, чтобы не поругаться окончательно.

Приведя себя в порядок, он отправился навестить Стато. Раненый эгеец еще не пришел в себя. Он по-прежнему лежал в камере с морской водой в спальне Атлантиды, обсыпанный золотой обойной пыльцой.

– О том, что ты побывал на острове Волка, доносить было некому, – ухмыльнулся Дерпфельд.

– Он очухается?

– Откуда мне знать! – сержант начинал злиться. – Я ему не нянька. Если хочешь, поймай еще пять зайцев, обмажь его с головы до ног. Но сначала выслушай меня!

– Ну, слушаю…

– Смотритель императорских музеев приглашает тебя в Столицу на прием к Императору.

Да, это новость так новость. Неужто слава профессора Рассольникова так велика? А вдруг и в самом деле?..

– Что ж… – познакомимся с Императором.

– Ты познакомишься, меня не пригласили, – уточнил сержант сухо. – А у тебя как успехи?

– Я нашел стену, где замурован Пергамский алтарь.

– Что это такое?

После объяснений Дерпфельд удовлетворенно кивнул: теперь он это знал. Платон рассказал об острове и о невидимой находке на дне. Стена сержанта не заинтересовала. Тогда как на дне…

– Это мог быть корабль, – предположил Дерпфельд. – Судя по твоим рассказам, он размером с баржу. Что это может быть? Корман его тоже, видимо, обнаружил. Надо заняться этим кораблем.

– Корабль? Ну да, на дне Океана должно быть немало затонувших кораблей. Что с того? Нет, я считаю, надо заняться стеной. Именно о стене Корман мог написать «Пергам».

– Неужто не понимаешь? Именно этот эгейский корабль он назвал «Джи-джиду». То есть невидимость. Ты должен это знать.

– Корабль не может стоить десять миллиардов! Размером он похож на грузовые баржи, которые эгейцы таскают за собой, а после окончания срока службы топят в море. Может, это и есть баржа? – предположил Атлантида.

– Которая почему-то стала невидимой, – съязвил Дерпфельд.

Они спорили так часа два – и все безрезультатно.

Документ 7.

Островитянин 7 – центру.

(Совершенно секретно)

П.Р. посетил остров Дальний. Как удалось установить с помощью неофициальных каналов информации, археологом обнаружен спасательный шлюп. Джи-джи-ду находится где-то севернее Дальнего на абиссали. Объект проявляет повышенный интерес. По-прежнему помощь не прибыла. Советую привести отряд «2» в готовность. Развязка может наступить в любой момент.

Стато решил не умирать. Да и как он мог умереть, если дважды его раны заливались слизью морских зайцев, если тело его покоилось в бассейне с теплой морской водой, над головой всегда была тень, и Платон раздобыл у одного из помощников Брегена несколько пластин спрессованных водорослей само-само, которые и утопленника могут поднять со дна. И хотя воскресать может лишь Прекрасная Эгеида, а все остальные – смертные и растворятся в ее теле, чтобы другая жизнь замельтешила личинками и миллионами спор, но все же прекрасно открыть глаза и увидеть виноцветное море под прозрачным полом домус-блока. Лежать в воде, обсыпанным пудрой пыльцы с цветущих обоев и пить неспешно рыбный бульон, в который человек забыл добавить листья морского укропа.