Как это ощущение могло соседствовать с вожделением, Ольга не представляла. Совершенно определённо, это было ненормально, но — было. Оставалось только надеяться, что впечатления со временем немного поутихнут, и всё вернётся на круги своя. Потому что иначе женщина боялась, что не выдержит такой раздвоенности собственного состояния и попросту рехнётся.
Но время шло, эмоции лишь немного ослабли, утратив болезненный накал, но никуда не делись. Волшебные бинты позволили гостье из прошлого вновь обрести способность к самостоятельному передвижению, и это несказанно её радовало. В итоге устоялся определённый распорядок: с рассвета и до вечера они шли, потом останавливались возле какого-нибудь водоёма (благо, недостатка в них не было), мужчина добывал еду и разводил огонь, а женщина — готовила. После чего они уже в темноте ели и ложились спать.
И у Ольги создавалось впечатление, что они совсем не торопятся, потому что Ульвар шёл почти прогулочным шагом, даром что на каждый приходилось два-три её собственных. Она прекрасно понимала, что если бы этот цельнометаллический как терминатор Т-1000 мужик куда-то начал бы спешить, она бы за ним не угналась при всём желании. Всерьёз поверить в то, что он приноравливается к её шагу, она не могла: ему явно было проще донести её на себе. После того, как она, пощупав один только шлем, прикинула, сколько может весить его белоснежная броня, в которой он двигался с такой лёгкостью и пластичностью, она перестала удивляться, что он поднимает её одной рукой, прилагая столько же усилий, сколько она сама бы прилагала, таская на руках двухмесячного котёнка. Только жутковато немного становилось от мысли, каков же у этой силы предел, и есть ли он вообще?
Женщина даже привыкла к своей одежде и притерпелась к ночёвкам на земле. Да она бы и стоя, наверное, засыпала; тело, непривычное к физическим нагрузкам в таком количестве, использовало каждое мгновение для отдыха.
Вот чего по-настоящему не хватало, так это купания. А ещё она с содроганием ждала наступления традиционных женских проблем, и понятия не имела, как подобное можно пережить в лесу. Не то что без привычных гигиенических средств, а даже без обыкновенной ткани или ваты.
Время шло. Люди шли. А больше ничего не менялось.
Лес был довольно странный на взгляд Ольги, имевшей о джунглях весьма теоретическое представление. Влажный, жаркий, полный жизни, он тем не менее был не настолько непроходимым, каким она представляла настоящий тропический лес. Не слишком густой подлесок позволял спокойно двигаться, и серьёзными препятствиями становились только периодически попадающиеся воистину циклопических размеров деревья. Считать, сколько они составляют в обхвате, никто не пытался, но обход занимал добрых пару минут.
Лес изобиловал маленькими разнокалиберными водоёмами. На четвёртый день после ночёвки на странном озере они вышли к широкой и быстрой реке с мутно-коричневой водой, и некоторое время шли вдоль неё, не спеша переправляться на другой берег, хотя из-за этого и пришлось немного отклониться от курса. Ольга не решалась спрашивать о причинах такого поведения; они вообще за это время перекинулись едва ли десятком слов.
А Ульвар просто чуял, что в реке кто-то живёт. Поскольку чутьё его ещё ни разу не подводило, мужчина предпочёл небольшое отклонение от курса неоправданному риску. Пусть им пока не попалось ни одного по-настоящему опасного хищника, которые водились на некоторых чужих планетах, но сына Тора порой посещало очень неприятное ощущение чьего-то недоброго плотоядного взгляда, и если бы у него была шерсть, то на холке та стояла бы дыбом.
Апогея это ощущение достигло, когда люди вышли на небольшую прогалину верхового болотца, образованного одним из притоков большой безымянной реки. И если бы не чутьё, сын Тора вполне мог пропустить опасность.
Огромное тёмно-зелёное тело вздыбилось из болотистой топи в считанных сантиметрах от метнувшегося вбок мужчины. Болезненно вскрикнула женщина, отброшенная им назад, к сухому участку; кажется, он не рассчитал сил, и что-то ей сломал, но, главное, она долетела до берега под прикрытие деревьев.
За потраченную на это действие долю секунды пришлось расплачиваться: мощная челюсть сжалась на левом предплечье. Пробить титанид не удалось даже ей, но смять оказалось вполне по силам. Огромное, ненамного меньше метра в диаметре, существо, похожее на змею с небольшими светло-зелёными крыльями возле самой головы, дёрнуло свою добычу за конечность вверх, подбрасывая, чтобы перехватить удобнее. Животное было быстрым и сильным, но не знало о существовании энергетического оружия и не верило в прочность космодесантников.
Ульвар же, в полёте успевший всадить в распахнутую в предвкушении пасть пару зарядов, перехватил оружие занемевшей рукой и всю собственную силу, помноженную на силу инерции почти двухсотпятидесятикилограммового тела, вложил в обыкновенный прямой удар правой рукой. Кулак пробил череп твари и вошёл внутрь по локоть. Тело рухнуло вниз, подняв дурно пахнущую грязевую волну, и забилось в агонии, продолжая плескать во все стороны болотную воду. С трудом прижав мечущуюся голову с судорожно трепещущими крыльями к земле, мужчина выдрал из неё руку с горстью бледно-розового вещества, видимо, составлявшего мозг змеи, и добавил в дыру ещё заряд из лёгкого энергона. Последний раз дёрнувшись, тело поверженного монстра напряжённо вытянулось и обмякло.
Сын Тора брезгливо сплюнул попавшую в рот болотную жижу и огляделся, попутно пытаясь выправить прямо на себе погнутый щиток брони. Нет в мире ничего идеального: титанид обладал запредельной прочностью, особенно на разрыв, но погнуть его при старании было можно.
Искомый объект обнаружился неподалёку. Женщина сидела на земле, привалившись левым плечом к дереву, нервно кусала губы и таращилась на него большими и круглыми не столько от страха, сколько от удивления глазами. Испугаться она, судя по всему, просто не успела.
— Нет, я, конечно, догадывалась, что ты крут, но чтобы настолько? — потрясённо проговорила она, всё также неожиданно прямо и почти спокойно глядя на трибуна Наказателя. Тот только слегка поморщился, не одобряя этот положительный отзыв. Сам Ульвар чувствовал раздражение: нападение следовало просчитать и предотвратить, а он попался, как мальчишка.
— Где болит? — прагматично уточнил он.
— Болит? — недоумённо переспросила она. — Нигде… — начала женщина, отлепляясь от дерева и пытаясь выпрямиться, но зашипела от боли, схватившись за правое плечо.
Стянув перчатки и, заодно, повреждённый локтезапястный сегмент брони, чёрный трибун, расстегнув на женщине скафандр, стянул его вниз, высвобождая правую руку из рукава. К ужасу Ольги, следом пришла очередь комбинезона, который постигла та же участь. А под комбинезоном у неё не было совсем ничего, и она была благодарна боли, которая отвлекала её от смущения. Но даже несмотря на неё там, где грубые мужские пальцы касались нежной кожи, оставалось ощущение тепла и болезненной недосказанности: этого было слишком мало.
Сын Тора же, не замечая лихорадочного блеска в глазах, под тихие судорожные болезненные вдохи пытался определить целостность костей. И хмурился. Одна мысль не давала ему покоя: он испытал облегчение, когда обнаружил, что его спутница жива. И это было довольно странное ощущение в контексте чьей-то отдельной жизни, не представляющей объективной ценности. Когда с опасного задания вернулась почти уже похороненная разведгруппа, когда по кацалиоцли приходило сообщение о благополучном окончании зачистки, когда удавалось с минимальными потерями выйти из окружения или взорвать несколько часов отравлявшую жизнь батарею — оно было понятно и объяснимо. А сейчас удивляло. Кроме того, Ульвар чувствовал, — и со спокойной иронией это признавал, — что потихоньку начинает уважать настырно плетущуюся за ним в неизвестность женщину. Может, и облегчение происходило из того же источника, как знать.
Уважать её было за что даже без скидки на слабости женского пола. Сыну Тора доводилось оказываться во время боёв среди гражданского населения, и многие неподготовленные мужчины в момент опасности вели себя гораздо хуже, чем эта девочка из прошлого. А она, надо признать, держалась молодцом. Не ныла. Ничего не требовала. Спотыкалась от усталости, но терпела. И, самое главное, не пыталась с ним спорить и оспаривать распоряжения. Сказано — делай, и она делала. Морщилась, корчила рожи, явно мысленно ругала своего спутника, но делала. Кажется, она на самом деле понимала его правоту, а не тупо подчинялась праву сильного, и только поэтому молча терпела. Это было неожиданно, но приятно.
