Пятен крови на крашеном бетонном полу перед входной дверью моей «младшей» квартиры я не обнаружил, как ни старался сделать это с помощью своего потрясенного, нервно хихикающего разума… Вроде бы и метен пол, вроде бы и не мыт, вроде бы есть какие-то грязные разводы – то ли от тряпки, то ли от нечистого языка… Не понять. Почему же тогда разум – потрясенный? – Да отмычка на полу валялась, вот почему. Выпала из моего сна под самую дверь. Часть отмычки, типа, нижней шпильки. Сам-то я в юности младой и в детстве по чужим жилищам без спросу не шастал, но вприглядку – имею представление, как это делается, тем более, что когда на стройке работал, на внутренней отделке, нам то и дело приходилось бережно вскрывать типовые замки незаселенных квартир. Сопоставить более подробную схожесть найденного в реале – с тем, что мне в вещем сне привиделось, я не мог, да уже и не собирался… Хожу, обалдевший, по квартире, какие-то вещички зачем-то собираю, как будто в побег наладился, а у самого мысль в голове заикается: если тот тип знал, что меня в квартире нет, на фиг ему пистолет? Зачем он ко мне лез, почему с пистолетом?

А… если наоборот: он, типа, надеялся, что я в квартире… Следовательно, ему было плевать на мое недовольство чужим вторжением… Как раз здесь пистолетик-то и уместен… Но, вот, и на нашего скокаря-киллера управа нашлась… И… это… ну… хотелось бы понять… кто его съел, вместо того, чтобы поужинать мною? От последнего вопроса я мысленно шарахался, гнал его от себя, но куда уж тут… По силе воздействия на меня, он как раз самый важный, самый животрепещущий…

А с другой стороны – дрожал я, индевея от ужаса, не по сиюминутной ситуации, не в режиме реального времени, а как бы задним числом… ну, и впрок, на будущее! Неизреченным сверхразумом своим, а может, подразумом, понимая: сейчас, днем и до наступления ночи, будет безопасно.

Чую так я, безошибочно чую.

Наличка! Одна из основных материальных целей посещения! В недрах дивана-раскладухи вмурован у меня пакет из плотного черного полиэтилена, в нем двести пятьдесят тысяч рублей тремя стопками: две тысячными и одна «пятихатками». Побудут при мне. А сам я поеду срочно домой, к Дэви… сделав крюк в компьютерный магазин, где мой заказ должен быть уже собран…

И уже на улице вдруг понял про самого себя: раз уж я не поленился и не убоялся сны проверять – съезжу заодно и на Елагин остров, навещу эту… липкую, светящуюся, невидимую обычным взглядом ленту. Хищную! – тоже ведь хотела меня сожрать! Что-то я еще такое значимое хотел вспомнить… что-то очень важное… Авось по пути соображу, подберусь к забытому если не впрямую, так на ассоциациях…

Левака-бомбилу я взял на Кадетской линии, именно левака, а не таксиста по мобильному вызову, почти спонтанно выбрал, увидев, как из «фордика» высаживается предыдущий пассажир. Зря я, что ли, детективы с триллерами смотрел? – знаю, как выслеживающие бывают коварны! При этом кое-какая логика в моих потугах на конспирацию и сбивание со следа все-таки была: ночью – голимая нечисть себя проявляет, а вот белым днем – уже эти… не знаю кто, как их называть… приземленные сменщики-материалисты, кому не нравится мое увлечение насекомыми… Оно конечно и бред, если настойчиво задуматься над моими идеями и поступками, но в рамках этого бреда я поступаю толково.

– Да, прямо возле метро притормозите… ага. Спасибо! До встречи!

– Вам того же, до свидания!

Выйдя из машины возле входа в Приморский парк Победы, я подождал чуток, пока синее пятнышко «форда» укатится вспять по Морскому проспекту, и пешочком направился ко входу в ЦПКО, что на Елагином острове. И здесь меня осенила новая мысль, не сказать, чтобы приятная: на улице-то день, казалось бы, согласно фольклорным обычаям нечистой силе в него нет хода, но в тот, в первый раз на Елагином, когда я брюзгливую и неблагодарную кусачую тварь от ленты спасал – тоже был день, едва ли не с солнцем… да, солнечный местами… Стало быть, прав я и в прежних подозрениях: Елагин остров – место особое, исключительное. И страшное. Но не отступать же теперь перед собственным любопытством.

Вот, я говорю о себе, как об индивидууме: тот же самый, что и месяц назад, и год назад! В том смысле, что ни укус на меня не подействовал, ни события последних дней-недель, ни страхи… Единственное несомненное: мой разум, не готовый к функционированию в экстремальных условиях, растрепался, словно вовремя не спущенный с флагштока алый шелковый стяг на ураганном ветру, и дырявое полотнище мотается туда-сюда, в тщетных попытках угнаться за порывами ураганных ветров, сотрясающих мое бытие. Я на что-то отвлекаюсь, что-то забываю, чего-то боюсь, над чем-то размышляю – и все это как-то бессистемно, жалко, мелко… И меняюсь! Нет, не от укуса, нет, не от пережитых волнений, нет, не от разрухи в системе прежнего моего будничного мировоззрения, основанного на удовлетворении простейших человеческих рефлексов – пожрать, поглазеть, полюбить, посмеяться… Нет! Изменения, во мне происходящие, гораздо мощнее, фундаментальнее обыденных, вызванных новым социальным статусом, болезнями или возрастом, но, в то же время, они как бы естественны для меня, они родные мне, они – и есть я, подлинный я!..

Тут все весьма тонко! Вот, например, захотелось мне, на выходе из Василеостровской квартиры, водички попить – невелик искус, легко бы и потерпеть, и преодолеть, но мне и в голову не пришло не пойти у него на поводу: тотчас вернулся на кухню, напился кипяченой воды прямо из чайника. Попил в пару глотков – и опять к выходу, закрывать наружную дверь. Стою, казалось бы, в той же самой позиции, что минуту назад, в пальцах ключ наизготовку, но пить мне уже не хочется, и нет ни малейшего желания повторить путь на кухню, дабы снять с плиты чайник и еще раз жажду утолить! Потому что жажды нет, закончилась. А я остался – тот же, там же, в той же позиции, с ключом в руке. И где в этой ситуации мое настоящее я, подвигающее меня на деяния и поступки? До утоления жажды или после? Или непосредственно во время пития? Схоластический вопрос, ибо всюду, в любых вариантах поступков, действовало, чувствовало, мыслило мое истинное Я, моя настоящая сущность, пластичная, как вода или как политическая целесообразность: изменчивая по форме и агрегатному состоянию, но весьма прочная в… в этом… в чем-то таком главном, похожем на межатомные связи в химической формуле…

– Что-что, простите? А с любой стороны: держитесь асфальтовых дорожек – и вы обойдете весь парк по периметру минут за сорок пять. Если же дворец хотите посмотреть – ступайте вправо и туда, вперед, вдоль Средней Невки, и почти сразу же за мостом, Первым Елагиным, берите влево, мимо не пройдете, дворец весьма велик… Не за что. Что?.. Да, есть мост на ту сторону, Третий Елагин называется, но он в другой стороне, во-он там, за деревьями!.. Счастливо!

Так же и с моими «нарождениями», прорастаниями изнутри: ничего постороннего, ничего такого, что было бы не свойственно моему нутру, личности моей. Я сплю – я при этом живу, я проснулся – и опять живу, хотя совсем иначе, нежели во сне. А вот если бы причиной моих изменений-перерождений послужил все тот же пресловутый укус мелкой неблагодарной гадины, которую вот этими руками я от «ленты» отдирал… вот тогда бы я… вот тогда бы я – тонна шестьсот – понял бы это, сумел бы осознать!.. Спасительный инстинкт самосохранения подсказал бы мне вторжение инородной сущности в мою! А с другой стороны – и укус ведь на что-то повлиял!

Хорошо, но ежели рассуждать логически, и принять за основу гипотезу, мою доморощенную гипотезу о том, что меня укус не изменил, а моя обыденность все равно понеслась после этого кувырком… Стало быть… укус изменил окружающую действительность, со мною связанную! Именно так. Если, конечно, я ничего не упустил в ингредиентах, послуживших основой моих рассуждений. Но что-то из накопленного багажа я утратил… наверное… или что-то запамятовал… Это как сборы в дорогу: сколько ни пыхти, ни перепроверяй – всегда забудешь какую-нибудь важную-не-важную штучку-дрючку. Но мы – я, в паре с моим вторым Я – мелочиться не будем, ибо гипотеза, принятая за основу, очень даже неплоха: укус повлиял не сколько на меня, сколько на окружающее. Почему это, чем это? А ответ-то очевиден: кровь моя выскочила наружу, пролилась на эту дурацкую полупрозрачную субстанцию – и, тем самым, связала меня с тем невидимым ранее миром! Ай да я!