— Благодаря крови Андерсонов, что течет в его жилах, — заметила Сара Эмбервилл, бабушка Тоби. — Он настоящий протестант по своему отношению к труду.

Лили, находившаяся на седьмом месяце беременности, весело рассмеялась:

— Но, Сара, он же еще совсем ничего не делает по дому.

— Да ты только погляди, с какой серьезностью и упорством он копается в саду. Можно подумать, что ему платят за каждый совок земли! За все время, что я у вас гощу, он ни разу не заплакал. Вовремя идет спать, не капризничает. И няня тоже говорит, что с ним никаких хлопот. Ест все положенные ему овощи, а ведь даже Зэкари в детстве этого не делал. Надеюсь, второй ребенок будет таким же.

— Мы решили, что второй ребенок должен составить Тобиасу компанию. Самому же ребенку плохо, если в семье он единственный, поэтому-то я так и спешила. А так бы с удовольствием ограничилась одним сыном. Сидела бы и смотрела, как он подрастает.

Сара Эмбервилл ничего не ответила. Она до сих пор не привыкла к невестке, и вряд ли ей когда-нибудь это удастся. Вообще-то Сара даже побаивалась Лили. Она знала: стоит ей не угодить невестке — и не видать ей не только внука, но и сына. Минни уже несколько месяцев как отказали от дома после того, как она имела неосторожность заметить, что поскольку в Америке детская одежда ничем не уступает европейской, вряд ли имеет смысл привозить ее из Лондона, тем более что Тоби так быстро вырастал из нее.

— Смотри, он уже идет обратно. Наверное, проголодался, — заметила свекровь.

— Посмотрим еще, что скажет завтра садовник, — усмехнулась Лили.

— А что, он удивится?

— Тоби выкопал тюльпаны. Все до одного. А они на следующей неделе должны были уже распуститься. Осенью садовник посадил четыреста штук.

— Боже мой, — в ужасе пробормотала свекровь.

Ей и в голову не приходило, что Лили с самого начала прекрасно знала, какие тюльпаны «собирает» ее сын. Вот уже два часа Сара из всех сил старалась сидеть спокойно, плотно сжимая губы, чтобы, не дай бог, не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Что ж, наверное, найти хорошего садовника на Манхэттене не проблема. А у них в Андовере такой проблемы и вообще не возникало. Она с сожалением убеждалась, что быть бабушкой совсем не такое удовольствие, как ей ыечталось. Ну а во всем остальном разве не так?

Более некрасивого ребенка, чем Мэксим Эмма Эмбервилл, на взгляд Лили, невозможно было себе представить. Появившись на свет, она напоминала общипанного цыпленка: безволосая голова, кривые ножки и сыпь с самого первого дня. Ее мучили колики, она кричала и когда бывала голодна, и когда сыта. Из всех новорожденных, как поделилась с Лили врач детского отделения роддома, она самый трудный ребенок.

— Надеюсь, ты послала эту врачиху куда подальше? — взорвался Зэкари, когда жена передала ему эти слова.

— Зэкари! Как ты можешь такое говорить? Да бедная женщина ума не могла приложить, как успокоить малышку. Я ее тут же обрадовала, сказав, что мы завтра же поедем домой. Что меня действительно тревожит, так это наша няня. Она так привязана к Тоби. Что, если она не выдержит и уйдет от нас?

— По-моему, она чересчур мало занята, учитывая, сколько мы ей платим.

— Пока что я позвонила в агентство, чтобы они прислали вторую няню. Мне предложили мисс Хеммингс, у нее отличные рекомендации. И как раз специализируется по трудным детям. Завтра, когда мы приедем, она уже должна появиться. И сразу же приступит к работе. К счастью, комната Мэкси далеко от спальни Тоби, так что он сможет спокойно спать.

— Господи, Лили, у ребенка обычные колики, а не проказа! Думаю, у нее чертовский упрямый характер — вот и все. И ее внешность мне нравится. Будь я проклят, если она не похожа на меня.

— Глупый! Ты же знаешь, что дьявольски красив!

— О, ты не видела моих детских фото, — ухмыльнулся Зэкари.

— Наверное, со временем она похорошеет. Дурнеть ей, во всяком случае, явно некуда, — пробормотала Лили.

И колики, и сыпь исчезли одновременно. За полгода Мэксим набрала вес, ее кривые ножки выпрямились, на них даже появились ямочки. Как только у нее на голове стали расти черные волосы, выяснилось, что они прямые и густые и, к великому удовольствию Зэкари, который был буквально на седьмом небе от счастья, в них пробивалась белая прядь — как раз в том месте, где и у него самого. Что же касается ее духа, то он оказался сильнее, чем у хваленого специалиста по трудным детям. Мисс Хеммингс, продержавшись менее двух лет, чуть не плача, пришла к Лили.

— Мадам, — обратилась она к хозяйке, — у меня каких только детей не перебывало. Крикливые и такие тихие, что не знаешь даже, живые они или умерли, непоседы, которые всюду суются, особенно когда увидят шоколадные конфеты, или лазят по деревьям раньше, чем научатся ходить. Были у меня и такие, когда за четыре года я так и не смогла обучить ребенка пользоваться туалетом. Всякие бывали, всякие. Но таких, как Мэкси… Я больше не могу, мне надо отдохнуть, мадам, а то, боюсь, может наступить нервный срыв.

— Прошу вас, не делайте этого, мисс Хэммингс, — взмолилась Лили. — Не уходите!

— Но я должна отдохнуть. Я люблю вашего ребенка, она восхитительна, но абсолютно неуправляема. Наказывать Мэкси у меня не хватает духа, а для ребенка, поверьте, нет ничего хуже этого.

— Я полагала, что вы как раз и занимаетесь решением такого рода проблем, — заметила Лили уже довольно холодно, понимая, что переубедить няню явно не удается. — Мне кажется, вы ее совершенно испортили. Она требует того, что ей хочется и когда хочется. Как раз с этим-то и надо было бороться.

— Я пыталась, мадам, но…

— Не сумели? Так и надо признать. Честно и прямо.

— Что ж, если вы так ставите вопрос, то да, вы правы, — согласилась мисс Хэммингс.

Ее тон явно свидетельствовал, что она не намерена откровенно делиться с Лили своими мыслями.

— Лично я считаю вас целиком ответственной за недисциплинированность Мэкси, мисс Хэммингс. Поэтому, боюсь, не смогу дать вам хорошей рекомендации.

— Ваше право, мадам. Только вряд ли другая няня сможет хоть что-нибудь исправить в характере Мэкси.

— Ну это мы еще посмотрим! Я уверена, что новый человек прекрасно со всем справится! — Лили теперь по-настоящему рассвирепела.

Мисс Хэммингс не смогла стерпеть подобного унижения своей профессиональной гордости.

— Обычно, — изрекла она, — я не склонна винить родителей. Но одной, без их помощи, няне с ребенком не справиться. А сейчас, мадам, с вашего позволения, я хотела бы…

— Погодите, погодите! — перебила ее Лили. — Что вы, собственно, хотели сказать этим своим замечанием насчет родителей, мисс Хэммингс?

— Ничего, кроме того, что девочка испорчена потому, что ее отец позволяет ей все, а вы все свое свободное время уделяете Тоби. Мэкси изо всех сил старается обратить на себя ваше внимание. Вы сами просили меня высказаться: так вот, для девочки отец стал заменой матери!

И, прежде чем Лили нашлась, что ответить, мисс Хэммингс вышла из комнаты и направилась к себе наверх собрать вещи. За все долгие годы безупречной службы она ни разу столь определенно не высказывала своего мнения, как теперь. И хотя ей жаль было уходить от Мэкси, мисс Хэммингс была по-настоящему довольна собой.

Миссис Браун, английская няня Тоби, была не столь чувствительна, как мисс Хэммингс. Без особых церемоний взялась она за воспитание «этой двухлетки» (в самих этих словах уже сказывался весь ее педагогический подход). Со своей стороны, Лили, уязвленная замечанием мисс Хэммингс, почти каждый вечер что-нибудь читала Мэкси перед ужином, умирая от скуки. Она также позволяла девочке играть своими драгоценностями по воскресеньям: утром, пока Лили была еще в постели, Мэкси, сняв башмачки, восседала там в обрамлении старинных кружев, похожая на фигурку, украшающую свадебный пирог.

«Во всяком случае, — думала молодая мать, — меня теперь никто не сможет упрекнуть».