А я опять все на бога валю, не допустит, спасет и сохранит. Охрана-то она охрана, но шпики будут постоянно со мной шататься и обо всем наверх докладывать – где был, что делал, с кем говорил… А у меня планов много, и такие есть, о которых никому знать не надо. Отбоярился кое-как, пришлось даже комедию ломать – поклоны бить перед иконкой, что на комоде у него стояла.

Вогнал он меня в пот и чувствую, в моей воображаемой анкете много виртуальных плюсиков и минусиков наставил. Непременно будет проверять и подходы искать тоже будет. Дело он, похоже, знает, на дурака по протекции на место севшего не похож, хоть и увешан аксельбантами.

Закончил я разговор в раздрае, взбудораженный весь. И времени еще сколько ушло, а в городе люди и дела ждут! Подполковник вежливо так проводил меня до двери, я уж думал, тут и раскланяемся, но нет, повел дальше.

И в очередном зале навстречу как раз дурак по протекции, прямой как палка великий князь Николай Николаевич Младший, первый жених на Царском селе, будущий муж Станы. Со свитой. Вот уж точно «у него наград не счесть: весь обвешанный, как елка, на спине – и то их шесть!» Мазнул по мне взглядом и на Герарди перевел, а тот, краем глаза вижу, головой отрицательно крутит, почти незаметно. Ага, Борис Андреевич, ясно, чья вы креатура, буду иметь в виду.

Ник Ник же после жеста подполковника на меня рыкнул, типа прочь с дороги, клоун. Я тут самый главный иду, расступись, или по стенкам размажу.

И уперся в меня глазами уже серьезно, задавить желает, сломать, показать, кто тут альфа. И вариантов никаких не предусматривается, тут целый командующий гвардией, генерал и великий князь. Да еще и роста у него под два метра, смотрит сверху вниз, по определению все людишки черви перед ним.

Ну что же, Григорий Ефимович, твой выход! Отведешь глаза сейчас – считай, пропал, сожрут с потрохами. А не отведешь – дерзость запредельная. Максимум позволенного – вид лихой и придурковатый, а мужику перед такой фигурой только шапку ломать можно, кланяться да в землю смотреть.

Но я-то не мужик, я Распутин-Тобольский, человек божий! А фигура… велика фигура, да дура, как говорится. Остановился, оперся на посох.

Собрал волю в кулак, сжал зубы и принялся накручивать себя, плюща его взглядом. Ах ты говно великокняжеское, полковник по рождению, стратег недоделанный! Думаешь, все вокруг стелются от масштаба личности? Хрен! Не ты такой, обстановка такая!

Навесили на тебя в первый же день жизни ленту Андрея Первозванного, чинов да званий надавали, а ты лишь вешалка для всего этого. Сорви этикеточку «великий князь» и чего ты стоить будешь? Думаешь, все под тебя и так прогибаться должны? Шалишь, я – человек божий! И ты не со мной, ты с богом взглядом бодаешься! Понял, чмо?

И – сработало.

Моргнул он раз, другой, да и отвел взгляд. Молча обошел, двинул дальше. За ним потопала свита.

Я же только тяжело вздохнул. Но, боюсь, теперь у меня во дворце враг до гроба. Как же-с, мужик перед великим князем не склонился!

По дороге домой я размышлял о сложившемся положении. Ник Ник не отстанет, ему конкуренты за влияние на царя даром не сдались. Филиппа Низье ославили по всей столице как только у него смертельно заболела дочь и он не захотел, а точнее, не смог ее исцелить. Оккультиста Папюса так и вовсе выдавили из России сразу как он начал вызывать Николаю дух его крутого батюшки – Александра III и через этот спиритизм влиять на императорскую семью (в основном, в сторону набивания карманов деньгами).

Стоило начать свою игру, слегка наступить на ногу всякое мелочевке – фармацевтам, да аптекарям – как пошли предупреждения уже мне. Сначала «черногорки», потом Феофан с Антонием. Тогда я смог отбазариться, и вот «заговорили большие пушки» – начальник дворцовой полиции.

Вон в поезде до Питера аж три агента меня сопровождают – даже не скрываются.

Чтобы успокоится, я от вокзала доехал до Невского на извозчике, побродил по магазинам. Купил себе хорошую бобровую шубу, лисью шапку с хвостом. Закинул лишнее тому же извозчику, велел везти в оружейный магазин. Тот насоветовал Чижова, не иначе, рассчитывает копейку с приказчиков стрясти за то, что денежного покупателя привез. Пока трюхали по Симеоновской на Литейный, велел остановиться у церкви, отдал армяк нищему на паперти. Расстался можно сказать с последней вещью из жизни настоящего Распутина.

У Чижова магазин оказался невелик, так, лавочка на первом этаже доходного дома, и я уж было решил ехать в другое место, но приказчик мгновенно пресек мою нерешительность.

– Не извольте беспокоится, ваше степенство, магазин наш при складе, две тысячи ружей, до трех тысяч пистолетов-с, – ворковал он, заводя меня внутрь. – Торгуем по каталогу-с, чего нет на витринах мигом доставим, прошу-с.

Усадил, приволок каталоги, да они, в общем, и не к чему. Я точно знал, что нужно, порасспросил Дрюню и капитана. Сейчас самый толковый пистолет это Браунинг, автоматический, плоский, в двух ипостасях – номер один и два.

Я взял оба, первый маленький такой, как раз в рукав пойдет – прикреплю сбруей на резинке, сам в ладонь прыгать будет. А второй побольше и размером, и калибром, на ТТ похож, основное оружие будет.

Бумага от Филиппова свое дело сделала и пришла пора расставаться с деньгами. Номер первый восемнадцать рублей, номер второй тридцать, две коробки по сотне патронов за шесть и восемь рублей, запасные магазины рубль штука… Приказчик нахваливал «кобуру шагреневой кожи», но мне она ни к чему, надо сыскать мастера по коже, сшить плечевую, чтоб не видно было подмышкой. И бронежилет не забыть! Ведь читал где-то, что как раз в это время некий изобретатель сделал жилет из ндцати слоев шелка и ничего, пулю держал.

Облегчили меня на шестьдесят пять рублей с учетом скидки, упаковали железки, и со всем почетом проводили до пролетки.

А там шпики стоят, в наглую, извозчик с ними язык чешет.

Ладно, они хотят войны? Они ее получат. В распахнутой шубе, нацепив очки, я добрался до Обводного, зашел во двор дома.

Народ остолбенел. Даже кобели перестали лаять, завиляли хвостами. Чуют хозяина.

– Григорий Ефимович, ты ли это? – пораженный капитан почти слово в слово повторил слова царя.

– Азм есмь – пошутил я, прошел в дом. И тут меня ждало два больших приятных сюрприза.

Во-первых, приехали мои односельчанине. Шурин Николай Распопов – вертлявый, низкий мужичок лет тридцати с хитрыми глазами и шрамом через всю щеку. И сосед – Илья Аронов. Этот был полной противоположностью Распопову – массивный, словно медведь, медлительный. Глаза на выкате смотрят строго, даже сурово. Борода такая густая – что ее даже поди сбрить не получится.

Оба подивились моему внешнему виду, принялись обстоятельно рассказывать о делах в Покровском. Все было слава Богу, все живы, здоровы. Передали письмо от жены, которая благодарила за деньги, звала домой «ну колик можно странствовать по свету?».

Из разговора я понял, что Илья был заядлым охотником, ходил и на вепря, и на медведя. Отлично обращался с двустволкой.

Николай же был явно с криминальным прошлым, обмолвился, что был «взят за приставы» по некоему темному делу.

Оба хотели знать, зачем я дернул их в столицу.

– Погулять по Питеру – дело приятное – покивал Распопов – Но ты же не просто так нас вызвал.

– При царе я нынче – тихо, под дружное «ох» я выдал свой главный секрет – Врагов у меня много стало. А вот друзей мало.

– Дык мы за тебя горой, Ефимыч! – засуетился шурин – Только скажи кого придавить – придавим.

Аронов лишь мрачно кивнул.

– Позжее поговорим – идите обустраивайтесь, наш боцман Акинфыч определит вам комнатку, да отведет поснидать.

Второй сюрприз тоже был приятным и неожиданным. В спальне меня ждала Лохтина. Ольга сидела с ногами на кровати – что-то вышивала. Как только я вошел, она вскочила, бросилась на грудь:

– Гриша! Не могу жить без тебя! Ушла, ушла я от мужа постылого!