— В смысле? — нахмурилась Элизабет. — Что значит — нельзя?

— Кто бы у него ни родился, мальчик или девочка, этот человек нарушит равновесие мира. Это будет тёмный маг такой мощи, что никто из нас с ним не справится. Во всяком случае, пока не родился тот, кто может справиться.

— А зачем с ним справляться? Наличие темной магии в человеке еще не говорит о том, что это будет какая-нибудь злобная дрянь, ты же сам знаешь, — усмехнулась Элизабет, которая как раз была довольно сильным темным магом-некромантом.

— Не в этом случае, — качнул головой Эрик. — Ты темная волшебница лишь по магическому дару, а у Ильфорте, каким бы светлым он ни был, если кто и родится, то это будет исключительно темный маг… Не только в плане магии, но и в помыслах.

— Но почему? — еще больше нахмурилась Элли.

— Судьба такая. От судьбы не убежишь.

— Но твои видения — это же не абсолютная точность. Ты сам говорил, что видишь только вариации дорожек будущего, и вовсе необязательно они воплощаются в реальность!

— В данном случае слишком высокая вероятность… Девяносто девять случаев из ста.

Эрик еще раз взмахнул клинком, рассекая Одинокую Тень, мгновенно растворившуюся при соприкосновении с лунной магией. Застыл на месте, напряженно прислушиваясь к своим ощущениям, но не чувствуя больше рядом нежити. Ее и в самом деле рядом не было: другие инквизиторы уже подобрались к открытому теневому порталу и как раз пытались его закрыть, отчего хищные твари лезли наружу уже не так активно.

— В общем, Ильфорте может наплодить только исключительную тьму. У него же очень темная наследственность на самом деле, сам он лишь каким-то чудом уродился светлым волшебником. Однако в случае с его гипотетическим потомством темная наследственность проявится во всей красе. А тьма разрушительна, алчна и ненасытна, сколько ни дай — всё мало будет. Ильфорте прекрасно понимает, чем может обернуться для мира его желание стать отцом. Поэтому сознательно отрекается от этого и посвящает всего себя воспитанникам академии Армариллис. Эдакий многодетный дядя, один на всех юных воспитанников, — невесело усмехнулся Эрик, поглядывая на крышу Генерального Штаба, небо над которым стало стремительно темнеть.

Элизабет закусила нижнюю губу, напряженно переваривая информацию.

— Ну и что с того? Ведь любую тьму в человеке при желании можно искоренить.

— Не любую. Чтобы было что искоренять, нужно чтобы изначально был хоть какой-то свет. А в случае с Ильфорте его гипотетический ребенок ради покорения вершин тёмной магии будет безжалостно шагать по головам.

— Насколько безжалостно?

— Настолько, что мне придётся его убить, — негромко сказал Ильфорте.

Элизабет вытаращилась на него круглыми глазами.

— И что, ты сможешь вот так просто взять и убить собственное же дитя? Да не верю!

— А меня никто не будет спрашивать, смогу или нет, захочу я или нет, — напевно произнес Ильфорте. — Просто жизнь поставит перед фактом. Мои желания вообще — ничего не значащая песчинка в этом мире, знаешь ли.

— Да за что убивать-то?!

— Ну, например, за то, что почти во всех дорожках будущего этот подросший тёмный маг захочет убрать раз и навсегда Эрика как пророка, способного просчитать многие его ходы наперед, — ровным голосом произнес Ильфорте, сощурившись глядя на притихшую Элизабет. — А потом — убрать тебя как человека, защищающего Эрика до последней капли крови. А потом — убрать Заэля с Эльзой как могущественных магов, мешающихся на пути и создающих бесконечные проблемы. Мне продолжать?

Элизабет не ответила, только сильнее, до побелевших костяшек пальцев, сжала клинок в руке.

— У этого моего гипотетического наследника хватит сил убрать всех, кого он захочет убрать. А у меня не хватит сил всех вас хоронить, — добавил Ильфорте все тем же подозрительно ровным голосом.

Лицо его при этом исказилось мукой, но он быстро взял себя в руки, и в следующий миг по его лицу уже невозможно было прочитать никакие эмоции.

Он отвернулся от крайне озадаченной Элизабет и тоже посмотрел в сторону крыши Генерального Штаба. Отсюда было плохо видно человека, стоящего на крыше, зато хорошо было видно, как с его рук в воздух взлетали шаровые молнии, и с небом начинало твориться что-то странное. Сначала облака будто бы ускорили свой бег, потом и вовсе помчались с сумасшедшей скоростью вместе с внезапно заходящим за горизонт солнцем. А затем небо начало стремительно темнеть, и стали видны первые звезды.

— Отлично, — довольно сощурился Ильфорте. — Как раз вовремя. Я в тебе не сомневался, Фьюри.

Едва договорил, как на горизонте появилась большая круглая луна. И рядовые инквизиторы из числа магов-стихийников тут же приняли удобные позиции, согласно полученному раннее распоряжению руководства. Стихийники занялись концентрацией лунного света и направлением его прямиком в раскрытые теневые воронки и в еще закрытые трещины, сверкающие пугающей фиолетовой пульсацией в темноте. Ладони магов-стихийников искрились перламутровым лунным светом. А Одинокие Тени, почуяв неладное, пытались скрыться от сверкающего лунного сияния, но далеко не успевали убежать и медленно развоплощались на глазах. Не так быстро, как от специальной лунной сети из тысяч мелких жемчужных пульсаров, но все же.

— Дело не только в моих видениях, — продолжил Эрик. — Видения-то мои все относительно недавние, а Ильфорте давно в курсе своей проблемы. Он "прожил" на себе каждый из этих ста вариаций дорожек его будущего. Поэтому он очень хорошо осознает масштаб бедствия, скажем так.

— В каком смысле? — не поняла Элли. — Как это — прожил?

— Я погружался при помощи некоторых верховных сумрачных странников в такой особый магический сон, который позволяет за несколько часов прожить несколько своих жизней, — тихим голосом пояснил Ильфорте. — Просмотреть вариации будущего, наиболее вероятные, если исходить именно из данной точки времени. Просмотреть, как в ускоренной съемке, — не всё, а конкретно интересующие меня эпизоды. Это сложная, тонкая, энергозатратная магия, и обычному обывателю нет смысла изучать свое будущее так глубоко. Но на мне лежит слишком большая ответственность, поэтому я изучал этот вопрос детально. И насмотрелся в этом сне таких вещей, от которых до сих пор подташнивает от самого себя. Так что… Считай, что своё дитя мне в самом деле пришлось уничтожить — девяносто девять раз. И я очень хорошо помню весь спектр эмоций, который при этом испытывал во сне. Так себе удовольствие, если честно, — он горько усмехнулся. — Не хочу воплощать это в реальность.

— А Сиринити? — шепотом спросила Элизабет. — Твоя жена знает об этом?

— Знает. И готова нести это бремя вместе со мной столько, сколько потребуется, до тех пор, пока не проклюнутся светлые дорожки будущего. Мне повезло, что она слишком мудрая и понимающая. А ей не повезло быть моей избранницей, — криво усмехнулся Ильфорте.

— Прости, я не думала, что за твоим принципом отказа от родительства скрывается что-то, кроме эгоизма и зазнайства, — вздохнула Элизабет. — Как-то всё это несправедливо…

— А жизнь вообще редко бывает справедлива, — мягко улыбнулся Ильфорте. — Но это не повод унывать. К тому же, может, когда-нибудь все же появится на свете человек, способный остановить такую тьму, и мне не придётся мучиться муками выбора.

— Все равно… Теперь чувствую себя неловко…

— Ай, брось, Элли, я ж не обидчивый. Ну чего ты такая серьезная? — фыркнул Ильфорте. — К любому трындецу по жизни надо подходить с чувством юмора, тогда есть шанс сохранить рассудок и выйти сухим из воды. Защитная реакция организма, знаешь? Ну вот. Вселенная любит позитивных идиотов вроде меня!.. Думаю, если бы у меня был сын, я бы даже назвал его как-нибудь соответствующе, чтобы и мне было весело, и окружающие сразу понимали, с кем имеют дело. Например… — Ильфорте на миг задумался, закусил губу, а потом хмыкнул и выпалил: — Кали́псо! Отличное имя для всадника апокалипсиса, как ты думаешь?

Сказал и заржал в голос, не обращая внимания на хмурых коллег.