– А провокаторы были?

– Да, даже и не знаю за кого этих дураков считать – чешет в затылке Кузнец – два парня, по виду из рабочих, притащили водку, начали всем предлагать выпить за день рождения ВЛКСМ. Но у нас с порядком строго, чуть что – наши дружинники сразу просят предъявить студенческий билет, а нет его – до свидания! Так что и этих они сдали милиции, пусть сами разбираются…

За дверью раздается шум голосов, как будто все люди в отделении разом заговорили. Вика выглянула за дверь, узнать что случилось, и вскоре вернулась с растерянным лицом.

– Ребята… там по радио сейчас передали – Хрущев умер.

Ну вот… Теперь уже официально.

Получив вечерний укол после ужина и отправив Вику домой отсыпаться, я долго лежу при свете настольной лампы, уставившись в потолок. Никак не могу заснуть. В голове роятся мысли. Думаю о Хрущеве, которого мне жаль, о милой Нине Петровне и об их семье. Размышляю о завтрашнем, завершающем дне Пленума – удастся ли Степану Денисовичу и его сторонникам продавить назначение Гагарина Генсеком? Еще неплохо было бы узнать, чем сегодняшнее заседание закончилось. Да, и закончилось ли оно…? Время только около десяти вечера, члены ЦК вполне еще могут быть в Кремле. Торг – дело непростое и долгое, биться за посты партийцы будут не на жизнь, а на смерть. Возможно, всю ночь.

Эх, как же не вовремя у меня пропало Слово! Прорыв в Кремле, попытка установить контакт в машине скорой помощи, а после потери сознания снова тишина. Так надо понимать, что и в «иных» сферах решающего перевеса сил пока нет. Но ведь печать-то сорвана? Пусть я не могу пока «достучаться до небес», но к своей собственной памяти расширенный доступ у меня хотя бы должен был восстановиться?!

Захваченный жизненно важной идеей, я делаю несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и прийти в уравновешенное состояние. Прикрываю глаза и настраиваюсь. Господи, как давно я не делал проколов в памяти…! Когда же это было в последний раз? Наверное, еще в Японии, после конфликта с американскими пловцами. Но сейчас начать лучше с чего-то легкого, но вот что конкретно мне поискать в памяти – может стихи, которые я знал когда-то давно…? Вот, например эти:

«Эхо любви» – Роберт Рождественский. Вспоминаю слова, тут же детали стихотворения. Когда написано? В 1973-м году. Погружение в собственные закрома памяти прошло так легко, что я сначала даже не поверил. Но… ведь я не помнил этих стихов еще недавно? И уж тем более забыл, когда они были написаны! Рукой непроизвольно коснулся носа… крови не было. Не теряя времени, схватил карандаш, оставленный Викой, и поскорее начал записывать слова прямо на газете. Пришлось писать мелким почерком по всей кромке страницы. Уместил.

Я перевел дыхание и отложил исписанную газету. Приготовился еще раз проколоть память. Теперь нужно что-то посложнее попробовать. Кем, например, можно заменить Малиновского на посту министра обороны, кто сейчас его первый зам? Начальник Генштаба маршал Бирюзов, кажется? Делаю прокол… но оказывается, он погиб совсем недавно – 19 октября, пока я был на Олимпиаде в Японии. Авиакатастрофа в Югославии. Какая горькая потеря… отличный был бы министр. Так, кто еще у нас в замах у Малиновского? Снова легкий прокол – маршал Гречко. Главнокомандующий Объединенными Вооруженными силами Варшавского договора. Ага… И организатор ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. А еще он начал призыв на срочную службу лиц с уголовным прошлым, из-за чего потом в армии расцвела пышным цветом «дедовщина». Нет уж, не надо нам таких министров… Это тот же Суслов, только в военном мундире, такой же черствый сухарь.

Что радует – и этот прокол дался мне легко и бескровно. Я даже вздохнул от облегчения. Мой доступ к глубинам собственной памяти точно восстановился. И за то спасибо. Иначе с писательской деятельностью пришлось бы завязывать, и долго потом объяснять Федину, куда пропал мой «талант». Ладно… значит еще поборемся. Продолжу теперь завтра, а на сегодня хватит.

С этой мыслью я тушу свет и, окончательно успокоившись, закрываю глаза.

Утром Москва просыпается в трауре. По радио передают биографию Хрущева, дикторы рассказывают о его достижениях на посту главы государства. «Верный сын партии и народа». Газеты тоже вышли с некрологами и портретами на полстраницы. Даже в нашей больнице в холле выставлен траурный портрет Хрущева перед которым стоят цветы. Врачи Никиту Сергеевича жалеют. Новочеркасск, звезда Нассеру, ядерные ракеты на Кубе, кукуруза – не, не слышали… Все его грехи разом забыты. Вот такой у нас сердобольный народ. Теперь все только и говорят о том, какой он был простой, веселый и человечный. И конечно люди очень переживают, что же теперь будет со страной? Теряются в догадках, кто станет новым Первым Секретарем. Слухи ходят самые невероятные.

Все это мне пересказывает Вика, придя утром в больницу. А у нас в отделении в каждой палате на полную громкость работает радио – все ждут новостей и боятся пропустить сообщение об итогах Пленума. Лица и у пациентов, и у медперсонала встревоженные. Я и сам в раздрае, хочется уже какой-то определенности. Асе что ли позвонить, может она уже что-то знает? Но по телефону ведь о многом не спросишь.

Отвлекшись от своих мыслей, замечаю, что моя красавица снова чем-то смущена – то и дело нервно поправляет прядь, выбившуюся из-под шапочки. Наконец, она решается:

– Леш, вчера мама до меня дозвонилась… Они с отцом и сестрой хотят на ноябрьские праздники приехать в Москву, чтобы познакомиться с тобой. Мы же вроде собирались сами в Воронеж, но куда ж теперь тебе ехать.

– Хорошо. Познакомимся, наконец, с будущими родственниками.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро, но на самом деле никакого оптимизма я не испытываю. Знакомство с родственниками будущей жены – то еще испытание для любого нормального мужика. Не то чтобы я их заранее не люблю, но как пожившего человека меня напрягает сам факт, что рядом существуют люди, искренне считающие, что имеют моральное право вмешиваться в мою семейную жизнь. Одна радость – живет Викина семья далеко, а значит, видеться мы будем нечасто. Надеюсь.

– Я зря согласилась? – расстроено спрашивает Вика – ты еще… не готов?

– Ну, что ты! – спешу я ее успокоить, заключая в объятья – Просто немного не ко времени, сама знаешь, что сейчас творится в Москве.

– Два выходных дня на эти ноябрьские праздники получилось, вот они и решили сейчас выбраться. До Нового года у них вряд ли получится.

– Прекрасно! Очень разумное решение. Теперь главное чтобы меня выписали к празднику, а то как-то неудобно будет принимать их в больнице.

Целую Вику в висок, и она вроде успокаивается. Вздохнув, кладет голову мне на плечо.

Ладно, ради любимой невесты я готов многое вытерпеть, даже ее родственников. Конечно, правильнее было бы съездить самим в Воронеж, но сейчас мне точно не до этого.

– А где они остановятся?

– У отца фронтовой друг в Москве живет. Ну, на Таганке их троих даже положить некуда.

Некуда. Да, честно говоря, и неправильно это – приглашать пожить Викиных родственников в служебную комитетовскую квартиру. Может, Степан Денисович и промолчит, но…

– Нет, Вик. Это нехорошо. Зачем им стеснять чужих людей? Давай, лучше забронируем им номер в гостинице и оплатим его. Так будет правильнее.

– Ой, Леш, это же дорого! – распахивает глаза моя бережливая невеста.