Замечаю, что среди гостей сегодня много военных в парадных кителях, увешанных орденами и медалями. Мезенцев молодец – не только добился их поддержки, сделав своими союзниками, но и возвращает военным заслуженную любовь народа. Журналисты и телевизионщики с камерами вьются вокруг прославленных военачальников и генералов. Вижу в толпе седой ежик маршала Жукова.

Судя по разговорам вокруг, Георгий Константинович впервые за долгое время был приглашен руководством страны на сегодняшний парад, и гордо стоял вместе с остальными маршалами на трибуне рядом с мавзолеем. Вот давно бы так… Может еще и парад Победы вернут? Ведь почти двадцать лет не отмечала страна 9-е мая так, как должно.

Я протискиваюсь дальше и замечаю у колонны группу знакомых спортсменов – олимпийцев. Их легко заметить по одинаковой парадной форме нашей сборной. На прием сегодня позвали не только руководство делегации, но и всех медалистов. Здесь сейчас вся гордость советского спорта. Лариса Латынина заразительно смеется над чьей-то шуткой, рядом улыбается смущенная Галя Прозуменщикова. Для молодой девчонки все в диковинку, она то и дело таращится на известных людей, проходящих мимо. А знаменитостей здесь сегодня действительно хватает – и артисты, и писатели, и космонавты. Надо бы подойти, поздороваться с девчонками… Направляюсь в их сторону, но дорогу мне преграждает молодой, коротко стриженый парень с типичной для девятки внешностью.

– Алексей Русин? Пройдемте со мной, вас ждут.

Направляемся не в тот закрытый зал для руководства, где меня знакомили с Хрущевым, а идем к эскалатору, чтобы подняться в большой банкетный зал на четвертом этаже. Сегодня все происходит более демократично и это не может не радовать! Народа здесь тоже немало, но ощущения толпы нет – банкетный зал огромный, все гости небольшими группами равномерно расположились за многочисленными столами. Звучит ненавязчивая музыка, слышен звон хрусталя и столовых приборов. И вокруг тоже улыбающиеся лица людей. Встречаются, конечно, и хмурые физиономии, но их совсем немного. Ловлю себя на том, что и сам начинаю улыбаться, заряжаясь общим приподнятым настроением. Мне почему-то приходит на ум фраза «съезд победителей». Да, вот именно так сегодня и ощущается удивительная атмосфера в Кремле.

Меня ведут в ту часть зала, где повышенное количество охранников явно указывает на присутствие руководства страны.

– А вот и наша героическая молодежь! – громко говорит Фурцева, первой заметившая меня – Если кто еще не знаком, представляю вам молодого талантливого поэта и прозаика Алексея Русина.

Я коротко киваю присутствующим. Всего за столом сидят человек пятнадцать, не больше, но знаю я здесь далеко не всех.

Вижу Гагарина, Степана Денисовича, Косыгина, даже Аджубея… А вот насчет двух незнакомых мне маршалов могу только догадываться – видимо это новый министр обороны Крылов и начальник Генштаба Захаров. За столом присутствует и Микоян – сидит, радостно улыбается – непотопляемый, ты наш…

– … А еще он заместитель редактора нового молодежного журнала «Студенческий мир» – добавляет Аджубей – Уже вышел из печати первый номер. Прошу любить и жаловать!

Присутствующие улыбаются и смотрят на меня с узнаванием. Если кто раньше и не знал меня в лицо, то после моего феерического появления на Пленуме, хрен теперь забудешь Алексея Русина!

Аджубей на правах моего шефа приглашающее хлопает по стулу рядом с собой, и мне ничего не остается делать, как подсесть к нему. Еще и полгода не прошло, как я вот так же подсаживался к Хрущеву и Брежневу на Сессии Верховного Совета, а сколько событий произошло с того времени. Иных уж нет, а те далече… И нынешняя кампания за столом, если честно, поприятнее прежней будет. Хотя кто их знает… Но хотя бы никто из них не лебезит перед Гагариным.

– Алексей Иванович, как Нина Петровна себя чувствует, как Рада Никитична? Передайте, пожалуйста, всей вашей большой семье мои искренние соболезнования. Я ведь в больнице лежал, не смог прийти на похороны Никиты Сергеевича.

– Спасибо. Передам. Женщины наши стараются держаться, но сам понимаешь…

Аджубей подзывает официанта, обращается ко мне:

– Алексей, ты что пить будешь?

– Сегодня здесь такая праздничная приподнятая атмосфера, даже не хочется ее портить спиртным – улыбаюсь я главному редактору Известий – да, и врачи мне пока запретили.

– Пф-ф! – насмешливо фыркает он – Мне тоже запретили! Ну, и что? Они постоянно всем что-то запрещают. Тебе коньяк или…

– Тогда лучше красного вина.

Пока официант наполняет мой бокал, я осматриваюсь. И тут же натыкаюсь на внимательный взгляд Косыгина. Одариваю его широкой искренней улыбкой – ну, хоть что-то здесь осталось неизменным. Давайте, тезка, не подведите теперь страну, мы на вас так надеемся!

Беру в руки фужер с вином, понимаю, что надо бы сказать тост, поскольку все смотрят в мою сторону. И я обращаюсь к Гагарину.

– Юрий Алексеевич! Я хочу поздравить вас с избранием на этот высокий пост и пожелать вам… – делаю вид, что задумался – адского терпения и выдержки! Легко вам точно не будет. Но мы, студенческая молодежь, как и весь советский народ, с огромной надеждой смотрим на вас и на вновь избранное Политбюро. Вы всегда можете рассчитывать на нашу поддержку. За вас! И за всех вас, товарищи!

Все присутствующие начинают чокаться, Гагарин улыбается персонально для меня:

– Спасибо, Алексей, за добрые слова! Постараюсь оправдать надежды и не подвести всех.

А мне почему-то его улыбка в этот момент кажется немного грустной. И чудится за ней несказанный упрек: «И ты, Брут…?».

Виновато опускаю глаза. Сочувствую Юре, но ничем помочь не могу. Каждый порядочный человек должен внести свой посильный вклад в спасение страны, и каждому придется нести персональный «крест». А потом: Гагарин ведь даже не догадывается сейчас, что я спасаю ему жизнь. Да, он рвется летать. Но разве не отступил бы сам, зная, что погибнет в 68-м? Неужели променял бы семью и возможность видеть, как растут его дочери, на очередной полет?

– Хотел поблагодарить тебя за митинг и за Гагарина – тихо говорит Аджубей, отвлекая меня от процесса самобичевания – Это ведь ты его вызвал к Кутафьей башне?

– Нет, это заслуга моих друзей – мотаю головой я – и с митингом вообще-то тоже они придумали, когда узнали, что Захаров меня арестовал. Я всего лишь присмотрел, чтобы они сгоряча дел не натворили.

– Молодцы. Если бы вы шум не подняли, все эти «микояны» нас бы точно сожрали. И с красными шарфами у вас красиво получилось. А вот ходят слухи, что это ты предложил Мезенцеву идею с Гагариным? Это правда?

Аджубей внимательно на меня смотрит. Я тяжело вздыхаю, утыкаюсь в тарелку с салатом Столичный.

– Правда. Но это было скорее от отчаянья, просто не знал, кого еще можно Микояну противопоставить.

Главный редактор Известий понимающе кивает головой. А в наш тихий разговор включается Фурцева, пересаживаясь поближе.

– Мужчины, вы о чем тут секретничаете?

– Да, вот – вспоминаем недавний Пленум…

– Ох, Алексей, ты меня так напугал! Я когда тебя в окровавленной рубашке увидела, подумала, что в тебя кто-то выстрелил.

– Ваш крик – это последнее, что я услышал – сознаюсь я и спешу переменить тему, пока Фурцева про мою странную рану и кровь не начала расспрашивать – Екатерина Алексеевна, а я ведь собрался к вам в министерство ехать. У нас возникла идея устроить публичную презентацию первого номера журнала. Но нам нужен большой зал – слишком много желающих прийти на нее. Наш университетский ДК на Герцена точно маловат. Что скажете?

– А насколько большой зал нужен?

– Ну, … зал кинотеатра Россия нам бы вполне подошел.

– Алексей, ты от скромности не умрешь! – смеется министр культуры – этот зал на две с половиной тысячи мест, куда тебе столько?!

– Студентов в Москве раз в сто больше. Так что в самый раз будет. И если вы не против, ВИА «Машина времени» тоже у нас выступит.

– Это уже не презентация – морщится Фурцева – Кстати, что за дурацкое западное слово?