В этом году она пошла в школу, и мы, конечно, стали меньше времени проводить вместе. Ещё и два-три раза в неделю у дочери бассейн, поэтому у нас есть несколько часов по вечерам. А сейчас Тимофей с этим проектом неизвестно когда будет появляться. А ведь у него ещё есть и другие, пусть не такие крупные, но каждому надо уделить внимание.

– Пожарим зефирки? – в магазине Дарина останавливается у стеллажа с маршмеллоу.

– Конечно, – соглашается Тим и бросает в тележку несколько упаковок. – Тебе куриные бедра, как обычно? – смотрит на меня. – И шампиньоны.

– А тебе свиную шею и баклажаны, – киваю я.

Простой и, казалось бы, ничего не значащий разговор в магазине, как скрепляющий состав, начинает латать трещину в нашей семейной жизни. Тимофей всегда был внимателен к мелочам, все запоминал: от любимых цветов до вкусовых предпочтений. Он никогда не лгал мне, делился своими планами и успехами, мы даже вместе смеялись, когда Тим рассказывал, как ему некоторые клиентки строили глазки. И после всего, через что мы прошли, он пошел налево? Не верю, что он так легко все перечеркнул.

Да, есть для мужа одна тема, где он немногословен. Его родители… И у меня до сих пор в ушах звенят слова Маринки, что, возможно, причиной разлада стала я. Мне-то казалось, что Тимофей не говорит о родителях, потому что это слишком болезненно для него. Но если это не так? Если он не хотел просто меня расстраивать? В любом случае родители и возможная измена, в которой я всё больше сомневаюсь, никак не взаимосвязаны.

По дороге Дарина рассказывает нам о занятиях в бассейне, о школе, о том, какой фильм они вчера смотрели с Мариной. Все же нам не хватает общения. Я смотрю на пожелтевшие и местами уже голые деревья, потемневшие обочины. Странное время года – осень.

Смотришь на улицу – и что-то такое щемящее появляется в груди. Будто нечто, чему мы не придавали значения, уходит безвозвратно. И осознание потери приходит только сейчас, когда оно ускользает сквозь пальцы с лёгкой утренней дымкой, с каждым опавшим листком, со ставшим ниже небом.

В городе это не так остро ощущается. А вот за городом… Выйдя из машины, вдыхаю полной грудью и понимаю, несмотря на, скорее всего, последние теплые дни: осень берет свои права.

– Как красиво! – Дарина с восхищением осматривается и подбрасывает ворох разноцветных листьев.

– Это мы ещё на озеро не ходили, – подмигивает Тимофей, закрывая багажник. – Сейчас замаринуем мясо и пойдем.

Дом для нас подготовили: террасу от листьев расчистили, котел отопления включили, камин чист, рядом с ним дрова и пакет угля для мангала.

Мы с Дариной осматривает домик, пока Тим возится на кухне. Шашлык всегда делает он – это незыблемое правило. После мы идём на озеро, которое мне запомнилось не таким. Сейчас оно выглядит не таким гостеприимным и ласковым, как летом, но эта холодная красота тоже привлекательна.

Что-то меня сегодня на природную философию потянуло, однако при этом мне дышится легче, настроение с нотками ностальгии, но хорошее.

Позже при свете фонаря я сижу на террасе с кружкой чая и наблюдаю, как Тим и Дарина возятся возле мангала. Смотрю на них, и улыбка не сходит с моего лица. В последнее время меня не покидала мысль, что мы сохранили только иллюзию семьи, но сейчас я чувствую, что мы и есть настоящая семья.

Набегавшись на свежем воздухе и плотно поужинав, Дарина рано начинает зевать. Она себе уже застолбила кровать в треугольной мансарде с большим окном в изголовье, поэтому из последних сил крепится, чтобы не уснуть внизу на диване.

– Малыш, иди спать, – глажу ее по голове, которую она всё больше склоняет к моему плечу. – Мы с папой тоже скоро пойдем.

– А я видел в кладовке удочки, – подхватывает Тимофей, – так что рыбалке утром быть, но придется рано подниматься.

– И уху сварим на костре? – сонно уточняет дочка.

– Сварим, – обещаю я.

Клюнув в щеку сначала меня, потом Тима, она уходит наверх, а мы в тишине продолжаем сидеть напротив камина.

– Или сюда, – муж приподнимает руку.

Между нами расстояние – место, где сидела дочь. Я, улыбнувшись, придвигаюсь к Тиму и кладу голову на его плечо, а он меня обнимает и перебивает волосы.

Уютно, надёжно, тепло – все эти ощущения вернулись. Так хорошо мне было только с ним. Родительской ласки я не почувствовала, в детском доме для сантиментов не место, а с Тимофеем я нашла свою гавань.

– Тим, мы же всегда были откровенны друг с другом? – начинаю аккуратно разговор, но от простого вопроса грудь мужа под моей рукой напрягается.

– Были – это глагол прошедшего времени, – отвечает неопределенно, но тут же добавляет: – Я и сейчас с тобой откровенен, Милена.

Чуть приподнимаю голову, чтобы смотреть на его лицо. Тимофей смотрит на камин, он кажется расслабленным, но я слишком хорошо его знаю. Даже больше – я его чувствую.

– Твоя ссора с родителями была как-то связана со мной? – даже не дышу в ожидании ответа.

– Я тебе говорил, что много чего было, – наконец вздыхает Тим. – Но причина сводилась к одному: я не хотел жить так, как мне диктовали. Где работать, на ком жениться…

– Значит, все же я не подходила в качестве твоей жены твоим родителям, – делаю вывод.

– Ты подходишь мне, – уже с небольшим раздражением говорит муж. – Я тебя люблю. И мы будем жить так, как посчитаем правильным мы, – делает акцент на последнем слове, – а не кто-то другой. Поверь, ты сама была бы не рада, если бы мы общались с моими родителями. Отец бы уже давно распланировал и жизнь Дарины. А я этого не хочу, потому что она должна сама выбрать профессию, хобби, мужа.

– А тебе отец жену подбирал? – спрашиваю, раз уж Тим разоткровенничался.

– Даже подобрал и поставил меня перед фактом, – усмехается он. – Из семьи одного известного политика. Слава богу, она оказалась вполне адекватной. Я ей даже помог уехать в Стамбул, где она построила успешную карьеру модели. Сейчас уже по подиуму не ходит, обучением молодых девчонок занимается. А я женился на любимой девушке, у нас родилась дочь, и моему безграничному счастью нет предела. Эй, Милена, – Тим словно тоже меня чувствует, – ты ни в чем не виновата, не накручивай себя. Поверь, я далеко не первым понял, что мой отец тот ещё тиран.

Разговаривать после этих слов муж больше не намерен. Он перемещает руку с моих волос на затылок, а второй мягко касается подбородка и целует. Сразу едва касается губ, будто спрашивает разрешения, но, получив его, становится более настойчивым. Тим тянет меня на себя, я перебрасываю ногу, и мы оказываемся лицом к лицо.

– Как хорошо, что мы сюда приехали, – шепчу мужу в губы. – Я больше не буду в тебе сомневаться и никому не поверю, только собственным глазам и ощущениям.

– Спасибо, родная, – отвечает Тимофей, поднимаясь вместе со мной и направляясь к комнате. – Мне было так больно оттого, чтобы ты во мне сомневалась.

– Прости, – зарываюсь пальцами в его волосы.

Извинялась я долго и со вкусом. Мы соскучились друг по другу и полночи будто заново узнавали друг друга. Каждое прикосновение мужа вызывало мурашки и сладостное тянущее ощущение. Каждый поцелуй – глоток воздуха, которого хотелось захватить побольше, как будто я только выплыла на поверхность.

Я не могу надышаться своим мужем, как и он мной. Все его движения, касания наполнены любовью и страстью.

И, засыпая на груди Тима в абсолютном блаженстве, я понимаю, что этот мужчина на самом деле меня любит, что он не изменит своему выбору, потому что это не в его характере.

Я же его знаю… И как могла в нем сомневаться?

Утром рассматриваю обитый вагонкой потолок, на которой есть небольшие трещинки, сделанные специально, вроде как под старину. Как хорошо, что мои все заделаны. Улыбаюсь этой мысли и вспоминаю, что утром муж с дочкой собирались на рыбалку.

Я даже не слышала, как они уходили. И не спросила, во сколько собираются возвращаться. Рыба, если не ошибаюсь, клюет до определенного времени. В любом случае завтрак готовить надо, хотя уверена, что Тим взял что-то с собой. Бутерброды, например.