Молчание в трубке меня бесит и доводит до отчаяния. Хоть головой бейся!

— Сеня, — прошу чуть тише. — Неужели я о многом прошу…

— Где ты сейчас? — резко обрывает мои мольбы брат. Неумолимый и бессердечный. Как будто он сам не гнал по Северному тракту до Москвы за своей Светкой.

— В «Нейроне», — бросаю коротко. — Мне тут кусок металла в шею прилетел.

— Ничего важного не задето? — с издевкой интересуется Арсений. — Все органы жизнеобеспечения работают нормально?

— Виленский оперировал. Значит все нормально, — усмехаюсь печально. Тон брата напрягает. Хочется нахамить или послать куда подальше. — Если так беспокоишься о моем здоровье, позвони ему лично…

В палату заглядывает медсестра.

— Всеволод Юрьевич, капельницу нужно поставить…

— Одну минуту, Валентина Ивановна.

— Подожди! — рявкает брат. — Ты действительно в больнице? Какого хрена ты там делаешь? И где Тая?

— Не переворачивай с больной головы на здоровую, — морщусь раздраженно. Ложусь на кровать, закатываю рукав пижамы. — Мне сейчас какую-то хрень поставят, я усну. Поговори, пожалуйста, с Таей. Мне очень нужно ее видеть…

— Сева, — рычит в трубку Арсений. — Если ты сейчас не придуриваешься… Поклянись! Матерью поклянись…

— Клянусь, — огрызаюсь я и в этот момент догадываюсь, что мне хочет сказать старший брат.

«Только не это, Господи! — поднимаю глаза к потолку. Потом перевожу взгляд на медсестру, устанавливающую флаконы лекарств на стойку.

— Минутку, — бросаю ей и сам замираю на месте.

— Она уехала к тебе, Сева. Наплела что-то про ранение. Оделась в кислотные тряпки сестры и вышла из дома. Витины младшие дочки потом сознались… Рассказали всякие байки, что Тае якобы звонил сам Кирсанов…

— А он и звонил, — сажусь на кровати. — И где она теперь?! — ору, не сдерживаясь. — Вы выкрали ее у меня и сами прое… прозевали то есть! И что теперь? Где мне ее искать, Сеня? Ты хоть понимаешь, что это значит, дурья твоя башка? Вы ее просто сдали врагу!

— Да какие враги, Сева, — печально вздыхает брат. — Ты же все придумал, признайся!

— Да ты оху… обалдел то есть, — осекаюсь я, заметив строгий взгляд медсестры. — Ты думаешь, я такой идиот, что ради шутки способен спалить Витин Астон? Ты хоть осознаешь, во сколько такая шутка сможет выльется… Кстати, а где этот замечательный отец?

— Он в больнице, Сева. И к нему не пускают. Света с матерью созваниваются с ним иногда.

— Молчи… Все из-за этих сумасшедших. Живешь там. Одним воздухом дышишь и сам в урода превратился, — растерянно роняю я. Тру лицо стараясь успокоиться. Резко поднимаюсь с кровати, давая понять медсестре, что никаких капельниц мне не надо.

— Напиши мне в Телегу отчет, — приказываю я брату. — Кто видел в последний раз. Где и когда? Если она с сестрами вышла на улицу, то куда делась потом? Где они расстались? И почему с ними не пошла охрана. Все, что сможешь накопать, Арсений. Понял меня?

В глазах темнеет, но я не собираюсь сдаваться. Делаю шаг, затем другой. Хватаюсь руками за шаткий столик и вместе с ним валюсь на пол.

— Всеволод Юрьевич, — слышу будто издалека голос медсестры. И ее заполошный крик. — Сюда! Кто-нибудь! Быстро!

Я отключаюсь. Погружаюсь в темную вязкую пустоту, где нет места любви и радости.

Прихожу в себя снова в реанимации.

— Что-то вы прыткий, Всеволод Юрьевич, — пеняет мне профессор Виленский. — Какая такая важная новость заставила вас подпрыгнуть? Вы бы еще отжиматься начали… Как мальчик, честное слово! Я вашему Беку уже выговор влепил. Ну, это надо же… Телефон принес! Детский сад «Стальные яйца».

Виленский хмурится, а мне становится смешно. Представляю, как маленький щуплый старичок отчитывает Бека. Кирсанов, конечно, голову склонив, выслушал. Но остался при своем мнении…

«Какая важная новость заставила вас подпрыгнуть? — бьется рефреном в башке. — Какая?» — силюсь припомнить и дергаюсь, как от удара током.

Тая!

Проворонила тебя императорская служба безопасности. Не уберегли влиятельные родственники. Как и где мне тебя теперь искать? Одно ясно, разлеживаться тут некогда.

— Выпишите меня, пожалуйста, поскорее, — прошу Виленского. — У меня невеста пропала. Похитили ее. Выручать нужно. Пока жива…

Последняя фраза сама срывается с губ.

Пока жива… Мать вашу!

Подхватиться бы сейчас и бежать, но даже рукой пошевелить не могу.

— Как же она пропала? — улыбается Виленский. — Среди белого дня исчезла? В Москве везде камеры натыканы… Если родственники в полицию заявили, отыщут по горячим следам. А ваше дело — поправляться, Всеволод Юрьевич…

Не верит мне, падла… Или реакции так проверяет. Может, думает, что у меня кукуха уехала. Ищу несуществующую невесту. А что… бывает…

— Она в Париже пропала, — сипло бросаю я. — За ней охотились. А родня не смогла уберечь…

— А сам-то ты ее чувствуешь, Сева? — наклоняется ко мне профессор. Смотрит внимательно, как на лабораторную мышь. Только говорящую.

Прислушиваюсь к себе. Что ощущаю? Страх за любимую? Некий ступор от временной безысходности. Дикую ярость от собственной беспомощности. Но только не пустоту. Я знаю, каково это — терять близких. Мама… однополчане… Но только не Тайка!

— Она жива, — шепчу Виленскому. — Напичкайте меня транквилизаторами и отпустите. И лишняя койка освободится, — шепчу, как заклинание.

По морщинистому лицу профессора пробегает легкая тень. Точно не отпустит, старый олень. Тогда сбегу!

Но, к моему удивлению, Виленский косится на дверь, затем на меня, будто на что-то решается. Потом быстро шагает к двери и захлопывает ее перед носом сестрички.

— Надя, чуть позже, — шипит раздраженно.

А вернувшись ко мне, смотрит задумчиво.

— У меня есть для вас предложение, Всеволод Юрьевич, — говорит медленно. Будто пробует на зуб каждое слово. — Можно попробовать гипноз. Мы ваш случай в основу диссертации моего ученика положим. А вы сможете узнать, где ваша девушка прячется…

— А последствия? — настороженно осведомляюсь я. — Потом в колоду не превращусь? У меня невеста молодая. Я ей здоровый нужен. Диссертация, конечно, дело хорошее, но мне руки-ноги самому пригодятся.

— Что вы? Что вы? — пугается Виленский. — У нас все с одобрения официальной медицины. Вы сможете понять, что повлияло на ситуацию. Пазлы в голове быстрее сложатся…

— Я подумаю, — бурчу упрямо. — Приставить писю к носу я и без гипноза могу. Аналитическими способностями боженька не обидел… Мне бы только на ноги встать, профессор.

Смотрю на него страдальчески.

— Ладно, — отмахивается он. — Все равно ведь сбежишь… Я вас как облупленных знаю. Назначим более интенсивную терапию. Но не вздумай даже рыпнуться к двери, Сева…

— А сколько времени вам надо? — наглею я. — Ее грохнуть могут в любой момент. (21a10)

Говорю, а у самого дыхание сбивается от отчаяния. Оторвал бы все умные головы и обратно бы задом наперед поставил. Не уберегли мою Таечку…

— До завтра еще в реанимации полежишь, а там посмотрим… Если абсцесс начнется, то сыграешь в ящик или овощем останешься, — обрывает мои расспросы Виленский и стремительно выходит из палаты. А я упираюсь взглядом в потолок и молю бога об одном.

Только бы успеть!

— Там тебя уже все заждались, — бубнит медсестричка Танечка и бодрым шагом катит каталку по коридору. — Это ж надо такое удумать! Не клиника, а сумасшедший дом. Все ходят, как у себя дома. Да еще нашему заведующему указания дают…

— Это ты кого имеешь в виду? — интересуюсь, повернувшись вполоборота.

— Да начальник твой притащился. И с ним еще гоп-компания…

— Кирсанов, что ли? — уточняю, улыбаясь.

— Ну а кто? Кого сюда еще впускают… Уже бы в штат оформили. Как на работу приходит… Разве это правильно?

— Конечно, — растягиваю губы в улыбке. — Ты нам чайку организуй, ладно?

— Так тебе нельзя, Сева, — мотает она головой. — Ни чай, ни кофе. Там танин. Тебя и так еле-еле из овощей в люди вывели…