Прайд львов, бредущий по саванне. Львята носятся вокруг родителей. Львица шагает с гордо поднятой головой, а к ней ластится лев. Все как у людей. Настоящая супружеская пара. Или снимок с гориллами. Вожак ест, а остальные на него смотрят. Объектив Алисии выхватил печальные и мудрые глаза самок. Смотришь в них, и не верится, что это приматы. Особенно в сравнении с некоторыми людьми с пустыми взглядами и глупыми ухмылками.

Но ноутбук Алисии никак не подходит под определение «драгоценность». Что же еще? Перебираю в голове тот нехитрый скарб, который я захватила из Мюнхенского дома. Швейцарские часики известной марки. Их отец дарил Алисии на месяц знакомства. Футляр для очков в японском стиле. Черный деревянный корпус инкрустирован цветами из перламутра. Дорогая вещица. Но на драгоценность тоже не тянет. Что же тогда? Шелковый платок от Гермес, что ли?

Вздыхаю, чувствуя, как накатывает отчаяние. Даже дышать становится трудно, а в горле застревает ком. Смаргиваю слезы и уже готова разрыдаться от отчаяния, когда слышу невдалеке тоненькое поскуливание и детский плач.

Галлюцинации у меня, что ли?

Подскочив, бегу на звук. Но в последний момент заставляю себя остановиться и прислушаться. Нет, мне не показалось. Действительно, где-то рядом слышатся голоса детей и тихий собачий стон. Из-за широких листьев декоративной банановой пальмы пытаюсь разобрать, что происходит на небольшой полянке. Белобрысый худой мальчишка лет двенадцати копает яму, похожая на него девочка, скорее всего сестра, плачет и умоляет пожалеть собаку. А та лишь шумно вздыхает. Отвернула голову, смирившись с неизбежным концом.

Прислушиваюсь к говору. Дети слегка глотают звуки и используют сокращения. Наверняка выходцы из Бельгии или Швейцарии.

— Вы что тут делаете? — спрашиваю, выходя из укрытия. — Хотите собаку живьем закопать?

Мальчишка замирает как вкопанный, а девочка принимается рыдать с удвоенной силой.

— Простите, мадам, мы ее сейчас унесем.

— Что с ней? — наклоняюсь к бедному животному. Замечаю кровь на земле и понимаю, что дело плохо.

— Ее застрелили, — всхлипывает мальчик, теряя выдержку. — Папа сказал, что она все равно умрет.

— А почему он не пришел с вами?

— Так подземный ход очень узкий. Только мы можем пролезть. Даже вы застрянете, не то, что папа.

Присаживаюсь около собаки. Черный спаниель со светлыми подпалинами лежит на какой-то тряпке и уже приготовился умирать. В глазах смертельная тоска, которую ни с чем не спутаешь.

— Кому же ты помешала, моя хорошая? — бормочу на французском. И осмотрев животное, нахожу пробитую пулей заднюю лапу.

— Я вытащу пулю и спасу вашу собаку, — жестко говорю детям.

— Но у нас нет денег, мадмуазель, — качает головой мальчик. — Мы не сможем расплатиться.

— Мне не нужны деньги, — отрезаю я. — Нужно только позвонить по телефону. Номер я продиктую, и сообщить, где вы меня видели. Сможете сделать? Сами? Или родители?

— Конечно, — кивает мальчик и заявляет хвастливо. — У меня есть сотовый телефон. Для Буськи я позвоню куда угодно.

— Хорошо, — улыбаюсь я. — Дай мне трубку на одну минуту. И пойдем внутрь оперировать собаку. Иначе она истечет кровью.

— А вы никуда с моим телефоном не удерете?

— Нет, — мотаю головой. Куда я могу деться, если все ограда под напряжением? Есть еще надежда на подземный ход, через который прошли дети. Знают ли мои похитители о лазейке? Скорее всего, нет!

— Ну, давай же, — прошу мальчишку и сама не верю, что все так просто.

— Нет, — мотает он головой. — Вы сначала Буське помогите. А потом я дам позвонить…

«Какой жадный мальчик, — усмехаюсь мысленно и чуть не реву от досады. Но держусь. Ни в коем случае нельзя показать, как этот звонок важен для меня. Перебираю в уме номера родственников и неожиданно понимаю, что кроме маминого не помню ни один номер.

«Значит, придется звонить крестной», — решаю, сжав зубы, а вслух командую противному пацану.

— Тогда бери собаку и шагай за мной!

Набор хирургических инструментов и кетгутовые нитки я нахожу в кабинете врача. Там же лежат шприцы. Не одноразовые, а стеклянные, в металлической оправе. Подбираю к ним иглы и ищу обезболивающее. Хоть какое-то подобие анальгина.

— На втором этаже стоят бутыли с водой. Тащи их сюда, а заодно и простыни из любого номера, — велю я мальчишке. Перетягиваю жгутом лапу и шепчу спаниэлихе. — Потерпи, Буська. Ты мой лотерейный билет. Мальчишка приносит воду и белую ткань. Если бы пришлось оперировать человека, я бы опасалась пользоваться нестерильными принадлежностями. Но у собак процесс регенерации протекает гораздо быстрее.

Кладу в допотопный стерилизатор инструменты, шприцы и иглы. Напряженно наблюдаю, как загорается маленькая красная лампочка на борту и с удивлением замечаю протянутую руку со стареньким Алкателем.

— Вот, — краснеет мальчишка. — Можешь позвонить. Я думал, ты нас надурить хочешь.

— Большое спасибо, — киваю я и, взяв в руки сотовый, оглядываюсь по сторонам. Камер наблюдения тут вроде нет. Отхожу чуть в сторону и, быстро набрав номер крестной, тараторю, стоит ей только ответить.

— Мама, это Тая. Меня держат в «Роял редженси». Помнишь, Марго нам о нем рассказывала…

— Доченька моя, — всхлипывает мама. — Сейчас мы за тобой приедем. Не клади трубку…

— Тайка, — хрипло рычит Сева. — Я еду за тобой.

— Будь осторожен, — вздыхаю, силясь не разреветься. — И денег на этот номер положите! — справившись со слезами, даю указание.

— Сейчас теще скажу, — коротко бросает мой любимый и снова басит мне в ухо. — Держись, Тайка, слышишь?!

Всхлипываю, как маленькая. Утираю нос рукавом куртки и, сняв ее, обматываю вокруг талии простыню. Ну, чем не доктор девятнадцатого века?

— Простыни порвите на узкие полосы, — прошу я мальчишку и девочку. Они завороженно смотрят на меня.

— Лапу вашей Буське перебинтуем, — поясняю я, наливая воду в ковшик и, добавив щепотку марганца, промываю рану. Делаю изнывающей от боли собаке инъекцию.

— Пуля прошла навылет, но кость не задета, — объявляю я детям. — Скоро ваша Буська будет бегать как новенькая.

Осторожно сшиваю ткани. Собираю воедино разорванные мышцы и сухожилия. И запрещаю себе реветь.

— Потерпи немножко, — прошу собаку. И забинтовав конечность, глажу ее по голове. — Ну, вот и все, детки. Можете забирать.

— Спасибо вам, — улыбаются они. Мы с парнишкой заворачиваем Буську в простыню и осторожно несем к выходу. Дохожу вместе с ними до невысокого полуразвалившегося грота. И с тоской наблюдаю, как мои новые знакомые осторожно опускаются в узкий развал. Я там точно не пролезу.

— Как вас зовут? — спрашиваю напоследок.

— Мишель и Грета, — смеется мальчик, машет рукой. — А вас?

— Таис, — отвечаю я и неожиданно замечаю, как у ребенка расширяются от страха глаза. Резко поворачиваюсь, но не успеваю отскочить в сторону, когда на меня обрушивается страшный удар. Теряя сознание, слышу испуганные крики детей.

В последний момент успеваю подумать, что Грета и Мишель в безопасности. Взрослый человек не сможет спуститься в грот. А если рискнет — похоронит себя заживо.

Сева

Заброшки Франции — та еще тема. Мы прошерстили почти все. Но так и не смогли найти Тайку.

— Приезжай, нужно встретиться, — бурчит в трубку брат. — Арман хочет тебя видеть. И Виктор Николаевич тоже…

— Хорошо, — цежу, морщась. Сейчас Тайку искать нужно, проверять оставшиеся отели на побережье, а не обмениваться любезностью с аристократами.

Но мне выбирать не приходится. Вся поисковая операция строится на словах Медеи.

Ну, я и ищу заброшенный отель с целебными водами. Вот только пока никаких результатов. Вместе с Асисяем шерстим окрестности, но даже зацепки найти не удается. Никакой, твою мать!

«Тая, где ты? Даже если ты под землю провалилась, я туда спущусь и тебя достану. Только дай мне намек! Подскажи, малышка, пожалуйста!»