— Я не пользовалась. Член я, правда, видела. Про остальное ты не спрашивал.

С одной стороны — косяк мой, на словах подловила. А с другой… Встряхнуть бы её как следует или по заднице надавать за такие выходки.

Себе ведь хуже сделала.

— Закрывай глаза, Бэмби. Завтра разберемся.

И почему-то с этой мелкой упёртой заразой под боком меня не мучают кошмары.

Даже ни одного грёбанного паука в моём сознании.

14. Артур

— Тише, Оленёнок. Просто расслабься. Больно не будет.

Проснулся от того, что волосы лицо щекочут. Сначала понять ничего не мог — еще бы, за несколько лет привычка успела себя изжить — а после руки сами к девчонке потянулись, чтобы тело горячее и сонное к своему теснее прижать.

Лежал идиотом романтичным, гладил малышку осторожно, разбудить боялся. Пряди светлые со щеки убрал, когда она нос смешно морщить начала и зашевелилась, ягодицами своими в меня лишь сильнее вжавшись. Голову на своей руке устроил, потому что она категорически отказывалась подушку принимать — постоянно на пол спихивала, а потом вокруг шарила в поисках.

Одеяло приподнял, ягодицы, на которых отметины мои цветом налились, разглядывал и осторожно кончика пальцев кожу щекотал, под футболку забираясь постепенно. Живот впалый ладонью накрыл, выше скользнул, моментально затвердевших сосков коснувшись.

Она простонала.

Совсем тихо.

Едва нотки наливающегося удовольствия поймать удалось.

За секунду пах прострелило.

Твёрдым стал от одной мысли о девочке нежной подо мной.

Пальцы сами между её бёдер нырнули: гладили, сжимали слегка внутреннюю сторону бедра, смазку выступившую по коже растирали.

Завелась малышка. Глаза открыть не успела, а уже мокрая.

Глаза закрыты, а сама попкой на меня толкается — ёрзает, теснее к пальцам прижимается, чтобы давление на чувствительный комок нервов увеличить.

— Тсс, маленькая. Я не собираюсь тебя трахать. Просто сделаю приятно. Лежи и получай удовольствие, — шёпотом на ухо успокаиваю, когда она от дымки своей очнулась. Зубами мочку оттягиваю, ладонь к плоти пульсирующей прижимаю, пальцы свободные на шею её ложатся. — Тише, Оленёнок. Просто расслабься. Больно не будет.

Вчера ещё заметил, что девочка кайф ловит от руки на горле. Когда сжимаешь — несильно, но уверенно — на месте удерживая.

— Нравится, Бэмби? — руку на грудь увожу, а сам в шею утыкаюсь. Языком метки зализываю, прикусываю слегка, когда пальцы по клитору скользят.

Она мурлычет что-то в ответ, одеяло ладошками сжимает от удовольствия, пока я узоры мурашек на плече, с которого моя футболка соскользнула, разглядываю.

Надавливаю немного ниже, пальцем одни внутрь скольжу, но девчонка моментом каменеет. Всхлипывает, отстраниться пытается, коготками в предплечье предупреждающе впивается с такой силой, что поначалу реально больно на пару секунд.

— Всё-всё, тихо. Не буду, — затихает вроде после слов моих, расслабляется, дав возможность прежнему состоянию окутать со всех сторон.

Рано ещё. Пусть заживёт для начала.

Продолжаю малышку между ног ласкать, поцелуями шею осыпаю и каждый новый стон впитываю, который с чуть приоткрытых губ бесконтрольно срывается.

Перевернуть бы её сейчас на спину, ноги пошире развести и толкнуться так глубоко, чтобы каждый сантиметр твёрдой длины её узость влажная сдавила.

Сдерживать желания приходится. Душ холодный после такого пробуждения точно лишним не будет.

Ледяной.

Малышка губы кусать начинает. Коготками матрас царапает и поясницу сильнее выгибает, то и дело срываясь на протяжные сладкие стоны, от которых я сам навстречу подаюсь.

— Я тоже хочу… Хочу тебя трогать… — я лишь ухмыляюсь на это и ладонь её ловлю, на короткий миг ласки прервав.

За спину завожу, к члену подталкиваю, чтобы она пальцы на твердости сразу посильнее сжала.

Всё, что захочет дама.

— Весь твой, малышка, — тёплая ладонь так охуенно ощущается. Возвращаюсь к её влажным складочкам, быстрее начинаю по клитору скользить, пока девчонка меня дразнит плавными движениями. — Резче, Оленёнок. Я не сахарный, не бойся.

Будто в ад проваливаюсь. В личные покои, где специально для меня подготовили дьяволицу грешную: нимб нацепили, глаза кукольные нарисовали, нежность раствором по венам её пустили. Но я-то знаю, что, на самом деле, этот «ангелочек» по порочности шлюху прожженную превзойти может.

Только у неё это иначе.

Не грязно. Не под тем углом, после которого помыться хочется, а девку с деньгами в зубах выкинуть от себя.

Та самая, мать её, идеальность, у которой под покровом желания в глазах искры яркие плещутся самым грандиозным на свете фейерверком.

Один раз увидишь — от остального подделками нести начнёт. Суррогатом жалким: потянет, но полное удовлетворение ты сможешь получить лишь от своего личного урагана со светлыми волосами.

15. Артур

В душ Оленёнка приходится относить на руках.

Я совсем не против совместных водных процедур, но в этой ванне едва нормально помещается хрупкая женская фигурка — вдвоем мы просто к чёртовой матери разрушим здесь всё и затопим соседей внизу.

Мне каждый раз приходится заворачиваться в три слоя, чтобы умудриться принять душ без серьёзных потерь интерьера и лужи под ногами на полу.

— Стоишь? — девчонка кивает головой, но руки от моих плеч оторвать не может. Самому приходится. Запястья обхватываю ладонью и вверх заставляю поднять, чтобы футболку собственную стащить с её тела.

Подвисаю ненадолго, когда прямо перед глазами небольшие упругие полушария с напряженными вершинками оказываются. Костяшками под грудью скольжу, ладонью одну накрываю и сжимаю, поймав взгляд всё ещё затуманенных оргазмом глаз.

Пару минут назад девчонка кончила под моими пальцами с громким вскриком и довела меня до финала, позволив на бедро спустить, а мне снова хочется стоны её вытягивать и поцелуями глушить особенно яркие.

— Развлекайся, Оленёнок. Полотенце на стиралке, футболку я тебе новую закину туда же. Завтрака киношного не обещаю, но пара яиц в холодильнике найдётся, — руки успела на груди скрестить, так что приходится осторожно в стороны их развести, последний раз за утро на грудь облизнувшись. — Красивая. Ты вся очень красивая, малышка, — расцветает, будто я ей корону королевскую вручил вместе с призовым фондом.

На плите закипает вторая порция кофе, когда Тася на кухне появляется. Волосы мокрые вперед перекинула — с них дорожки мокрые стекают по моей футболке, обрисовав очертания сосков на ткани.

Заставляю себя взгляд выше поднять и смущение бархатное на щеках ловлю.

Совершенное утро.

Самое лучшее в моей жизни.

Даже с Кариной в те времена, когда думал, что люблю её, не было настолько кристально безупречных ощущений.

— Какие планы на день?

— У Сашки соревнования сегодня в пять. За час уже в зале нужно быть. Приведу себя в порядок, заберу его от подруги и поедем, — шипит, когда горячий кофе обжигает, и кончик языка высовывает, ладонью холодный воздух нагоняя.

Забавная такая. Домашняя. Не лепит из себя черти кого. Хочет — ногами болтает, хочет — пальцами кусок омлета в рот отправляет, потому что я приборы забыл положить рядом с её тарелкой.

— Что за соревнования?

— Пустяки. Не серьёзно всё — тренер малышню решил простимулировать. В частном порядке будут пытаться друг друга на лопатки уложить перед родителями. Он у меня на дзюдо ходит.

— Это для тебя пустяки, женщина. А у пацана серьёзное событие в жизни сегодня, — улыбкой со мной соглашается и очередной кусок вилкой накалывает, чтобы следом осторожно губами снять.

Расспрашиваю Оленёнка про брата, потому что мне нравится блеск в её глазах, когда она про мелкого вещает. Какие-то совершенно бессмысленные факты, смешные истории, но это всё с таким восторгом…

Мне бы хотелось вызывать в ней такие же эмоции.

— Ты завтра работаешь?