— Юрий Захарович, вы свои показания подтвердите на очной ставке со Спицей?

— Я же не новичок во всех этих делах. Если я согласился пойти на признанку, то, естественно, готов свои показания подтвердить на очной ставке хоть с самим сатаной.

— Очень похвальное решение, — не удержавшись, заметил Стукало.

После окончания допроса Таракан, обращаясь к Стукало, попросил:

— Скажите вашим друзьям из уголовного розыска, чтобы они забрали из моей камеры своих крыс. Иначе к завтрашнему утру в ней будет несколько трупов. Я не исключаю, что среди них может быть и мой труп.

— Насколько я понял, у вас с сокамерниками сложились ненормальные отношения?

Посмотрев в глаза Стукало и увидев в них только любопытство, Таракан счёл за лучшее ответить на вопрос без подробностей и комментариев:

— Мягко говоря, да.

— Я узнаю, что там у вас в камере случилось, и приму меры к недопущению подобных конфликтов, — заверил его Стукало.

— Вы мою просьбу удовлетворите, а разборкой и выяснением того, что у нас случилось в камере, не занимайтесь, все равно бесполезно.

Примерно через час после того, как Таракан возвратился в камеру с допроса, дежурный офицер милиции вывел оттуда всех крыс, закрыв за собой дверь. Прильнув ухом к двери, Таракан притих, намереваясь услышать хлопанье двери камеры, куда должны были быть водворены крысы. Но он ожидаемого звука не услышал. Нетрудно было понять, что крысы вместе с дежурными покинули И ВС. Из чего напрашивался однозначный вывод: крысы были вовсе не зеками, а платными камерными агентами кума.

Конечно, допущенная расшифровка агентов являлась браком в работе сотрудника уголовного розыска, но поставленную перед ними задачу секретные сотрудники выполнили успешно.

Правда, то, что Таракан расшифровал секрет, ни агентам, ни сотруднику уголовного розыска в будущем никакими неприятностями не грозило, так как Таракан за свои «подвиги» должен был получить наказание в виде не менее пятнадцати — двадцати лет лишения свободы.

По находящимся у следователя в производстве уголовным делам он принимает самостоятельное решение. При этом должен так вести следствие, чтобы не нарушать нормы уголовного и процессуального кодексов. Никто из вышестоящих должностных лиц не имеет права навязывать ему своё мнение по его делам. Если же прокурор все же сочтёт необходимым дать ему указание по уголовному делу, то оно должно быть сделано в письменном виде.

Отлично зная свои права и обязанности, Стукало после допроса Нежданова Юрия Николаевича и Кернова Сергея Трофимовича, проведения очных ставок с Провоторовым и Таракановым задержал Нежданова и Кернова.

Чем глубже Стукало копал в расследовании уголовного Дела, чем больше задерживал и арестовывал соучастников преступлений, многие из которых не были знакомы друг с другом, тем больше он вникал в суть тонких комбинаций преступников, испытывая удовлетворение от того, что ему удаётся их распутывать и продвигаться по следу вперёд.

К Стукало впервые попало такое сложное и запутанное уголовное дело, но его расследование доставляло ему удовлетворение как профессиональному следователю. Он был доволен проделанной работой и уверен, что сможет успешно завершить расследование.

На другое утро после задержания Нежданова и Кернова, в начале рабочего дня, прокурор Голубенко позвонил по телефону Стукало и пригласил его к себе в кабинет для беседы, попросив захватить с собой уголовное дело в отношении задержанных Кернова и Нежданова.

Предложив Стукало сесть в кресло рядом со своим столом, Голубенко взял у следователя уголовное дело и стал просматривать материал, собранный за последнюю неделю.

— Значит, вчера, Алексей Михайлович, ты задержал Нежданова и Кернова?

— Задержал, — подтвердил коротко Стукало.

— А у тебя есть доказательства их вины в преступлениях, в которых ты их подозреваешь?

Стукало сообщил Голубенко, какими доказательствами вины Нежданова и Кернова он располагает.

Выслушав Стукало, Голубенко после некоторого раздумья заметил:

— Доказательства их вины у тебя сейчас существенны и весомы. Но ты уверен в том, что Провоторов и Тараканов в суде не откажутся от данных тебе показаний? Или хуже того: доживут ли они до суда? Ведь их может постичь участь Загорулько.

— Загорулько до суда я не задерживал и не арестовывал, она была на свободе, а эти парни до суда уже арестованы.

— Разница в их положении, конечно, существенная, но ты помни и знай, что у Кернова очень большие связи в преступном мире и он может сделать заказ в СИЗО, чтобы торпеды убили твоих важных свидетелей.

— Я о наших с вами опасениях сообщу Коцареву. Его оперативники постараются не допустить в камере расправы ни над Провоторовым, ни над Таракановым, тем более что они и сами за себя могут постоять.

— Когда ты намерен предъявлять обвинение Нежданову и Кернову?

— Сегодня, — сказал Стукало.

— Какую меру пресечения до суда будешь им избирать?

— Арест.

— Когда ты мне их на санкцию приведёшь?

— Завтра!

— А может быть, ты их до суда отпустишь домой под денежный залог?

— Таких крупных китов нельзя до суда не арестовывать. Находясь на свободе, они могут и будут мешать мне в работе.

— Понятно, — завершая беседу со Стукало, задумчиво произнёс Голубенко.

Смотря вслед Стукало, покидающему кабинет, Голубенко сожалел, что у него с подчинённым не получилось откровенного разговора.

Он был чиновником старой закалки, ещё доперестроечного периода, когда телефонное право фактически было узаконено; когда у «четвёртой власти» глаза, уши и рот были закрыты; когда журналисты могли говорить только то, что устраивало коммунистов; когда можно было не бояться собственных злоупотреблений. И знал, что за оказанную услугу сильные мира сего его одного в беде не оставят, выручат.

В настоящее время телефонное право продолжает жить, но чиновники боятся огласки своих незаконных действий, так как это автоматически приведёт или к привлечению к уголовной ответственности, или к потере занимаемой должности.

Вчера ночью ему домой позвонил друг, работающий в областной прокуратуре, которому он был обязан своим продвижением по службе. Друг попросил его не только не арестовывать до суда Нежданова и Кернова, но и постараться вообще прекратить уголовное дело в их отношении.

Просьба была изложена в наивной форме, как будто речь шла о людях, совершивших мелкое хулиганство, которых следовало простить. Говорить другу, что тот злоупотребляет своим положением и просит пойти на преступление ради выполнения его просьбы, было бесполезной тратой времени, поэтому Голубенко пообещал принять все возможные и невозможные меры, но попытаться просьбу исполнить.

В беседе со Стукало прокурор понял, что тот не согласится ни отпускать Кернова и Нежданова до суда домой, ни тем более прекращать их уголовное дело. Значит, придётся все делать не по правилам и бесчеловечно жестоко. Правда, ему часто приходилось в корыстных целях, и притом yже длительное время, попирать закон. К этому он привык. Теперь он думал, как практически приступить к выполнению своего обещания. Друг заверил его, что, как только окажутся на свободе, Нежданов и Кернов сразу же сумеют их обоих отблагодарить. Голубенко себя перестал бы уважать, если бы не смог придумать плана своих будущих грязных действий.

К концу рабочего дня он вновь пригласил к себе в кабинет Стукало. Разрешив ему присесть, он, показав на два исписанных листа бумаги, лежавших у него на столе, сообщил следователю:

— Адвокаты Нежданова и Кернова представили мне заявления своих подзащитных. Они настаивают на привлечении тебя к уголовной ответственности за получение от каждого из них взятки по десять тысяч рублей.

— Интересная новость! А они в своих заявлениях не сообщили, за что я получил у них взятки?

— Обещал не привлекать их к уголовной ответственности, а сам не только привлёк, но и задержал.