— Мне было это нетрудно. Кроме того, я должна вам один ланч.

— Вы ничего мне не должны.

Она проследовала за ним на кухню.

— Не спорьте со мной. Я за независимость в таких вопросах.

Пока Доминик разгружал пакеты и укладывал их содержимое в холодильник, Франческа окинула его быстрым взглядом: рубашка без рукавов, обтягивающие джинсы и кроссовки.

Он оглянулся. Одна бровь его приподнялась.

— Что вы ожидали? Классическую блузу художника? — Сверкнув глазами, он провел рукой по подбородку, стараясь скрыть легкое замешательство. Пойдем?

Он провел ее через стеклянный переход, соединяющий дом с большой студией над гаражом.

Эта студия была и в самом деле мечтой художника. С огромными зеркалами во всю стену, раздвижными дверями шкафов, скрывающих на своих полках уйму всякого инвентаря. Даже на крыше помещались зеркальные панели, позволяющие ловить каждый луч света.

Франческа заметила огромное количество каких-то баночек, тюбиков масляных красок, три мольберта, холсты, рамы, аккуратно размещенные вдоль стен.

На простом деревянном полу виднелись следы краски, говорящие о том, что в этой комнате работают.

— Вам нужна тишина для работы? Или шум вам не мешает?

— Зависит от настроения и от музы-вдохновительницы, — ответил Доминик, глядя на нее в упор. Это было его святилище, комната, которая говорила о нем больше, чем ему бы хотелось. Поэтому он не часто допускал сюда своих знакомых.

— Скажите мне, где я должна сидеть или стоять, пока вы будете рисовать.

— Вы не хотите осмотреться?

— Думаю, вы сами знаете, что надо мне показать.

— Садитесь вот сюда, а я пока сотворю цветную абстракцию, которую предполагаю выставить на аукционе благотворительного общества на следующей неделе.

Она наблюдала, как чистый холст превращался в произведение искусства. Сначала общий фон, создаваемый смелыми ударами кисти и резко прочерченными полосами. Это казалось так просто. Его движения были такими же уверенными и через час, и через два часа. Она сидела, завороженная чудесной метаморфозой девственного холста. И совершенно не имело значения, что она плохо разбиралась в ремесле художника. Ее захватил сам процесс творчества.

Доминик целиком погрузился в работу, и ей очень хотелось увидеть его картину законченной. Как хорошо было бы посмотреть что-нибудь из того, что хранится у него на полках!

Художник наконец отступил, довольный собой.

— На сегодня хватит. — Он проворно уложил кисти, стер краску с рук, затем подошел к раковине и вымыл их. — Пойдем.

Доминик снова провел ее в кухню.

— Я приму душ и переоденусь, а вы тем временем уложите еду в переносной холодильник.

Через десять минут он появился, переодетый в брюки и рубашку поло.

Направившись на север, они добрались до уединенной бухточки.

— Проголодались? — спросил Доминик, расстилая скатерть на берегу, с которого открывался вид на песчаный полумесяц.

Был уже полдень.

— Умираю с голоду.

Франческа начала вынимать еду из холодильника, в то время как он раскрыл большой пляжный зонтик и воткнул в землю, защищая их от солнца.

Она расставила тарелки, разложила свежий хлеб, нарезанную ветчину, цыпленка, салаты, сыр и фрукты.

— Газировку будете?

— Пожалуй, — откликнулась она, открывая бутылку и жадно глотая ледяную жидкость.

Доминик сделал несколько бутербродов и протянул ей один из них.

— Нормально?

Франческа попробовала и усмехнулась.

— Замечательно. — Она чувствовала себя совершенно свободно, несмотря на интимность обстановки. Такого чувства она не испытывала уже давно.

В глубине души Франческа понимала, что должна опасаться перемены в их отношениях.

А эта перемена неизбежно происходит. Но сегодня она позволит себе повеселиться с легким сердцем, а попутно узнать, что за человек скрывается под маской, которую надевает на себя Доминик Андреа.

— Расскажите мне о себе.

Продолжая делать бутерброды, он проницательно посмотрел на нее:

— Что вы хотите знать?

— Что-нибудь о вашей семье, где вы родились.

— В Афинах. Мои родители эмигрировали в Австралию, когда мне было семь. У меня две младших сестры, одна живет в Америке, другая — в Санторини. Моя мать уехала туда к ней пять лет назад, после смерти отца от сердечного приступа.

— Вы не часто видитесь?

В его улыбке была укоризна.

— Каждый год.

Почему-то она представляла его одиночкой, самодостаточным человеком.

— Я так понимаю, у вас есть племянники, племянницы?

— По двое у каждой из сестер, от трех месяцев до шести лет.

Было трудно представить Доминика, поднимающего визжащего ребенка себе на плечи или играющего с ним в мяч. Почему он не женился, не создал собственную семью?

— А как насчет вас?

Это был справедливый вопрос, на который полагалось бы ответить также обстоятельно.

— Родилась в Сиднее, тут же и училась.

Сводные брат и сестра со стороны отца. Несколько — от бесчисленных замужеств матери.

Ей не хотелось сообщать ему больше того, что он уже знал.

— Пойдем прогуляемся по пляжу.

Она поднялась одним грациозным движением и, взглянув на часы, увидела, что уже четыре.

— Во сколько мы поедем назад?

— Нет никакой необходимости особенно спешить. — Он собрал остатки еды в холодильник и положил его вместе с зонтиком и скатертью в багажник.

Они пересекли поросший травой косогор, спустились к песку и пошли вдоль кромки воды. Слабый ветерок играл прядями волос Франчески.

Бухточка была небольшой, кое-где из воды выступали камни. Доминик взял ее руку, и она не отняла ее и не сопротивлялась, когда продолжили свой путь вдоль воды.

Они рассказывали друг другу анекдоты, смеялись, Франческа ощущала растущее расположение к этому человеку, которое было совершенно отлично от темной, внушающей ей ужас сексуальной тяги, так внезапно возникшей между ними.

Сейчас она затаилась в глубине души. В другой ситуации Франческа прислушивалась бы к каждому своему вздоху, каждому удару сердца. Но теперь ей хотелось расслабиться, отпустить на волю эмоции — и черт с ними, с последствиями. И все же логика вмешалась и заставила ее действовать осторожно.

Было почти пять, когда они вернулись к машине. Доминик выключил сигнализацию, повернул ключ в двери со стороны пассажира.

Франческа потянулась, чтобы открыть дверцу, и дыхание ее перехватило, когда он словно поймал ее в ловушку, поставив руки по обе стороны от нее.

Она взглянула в темные глубины его глаз в ту секунду, когда он наклонялся к ней, затем его губы властно и требовательно коснулись ее губ.

Язык скользнул между зубов до того, как у нее была возможность о чем-то подумать.

Доминик был терпелив, хотя все, чего ему хотелось, — это обладать. Мягко, стараясь не испугать… Упрашивая, убеждая, ожидая ее ответа.

Тело Франчески предательски откликнулось, сердце забилось чаще, легкая дрожь охватила ее. Желание все нарастало, обжигая ее, а когда она почувствовала, что сгорает, поцеловала сама, купаясь в наслаждении, даваемом прикосновениями его языка к своему.

Ей хотелось прижаться к нему сильнее, ее руки поднялись, чтобы обхватить его шею, и она сама приникла к нему.

Франческа ощущала силу его возбуждения и едва не задохнулась, когда его рука скользнула вниз, накрыв ее грудь.

Потом Доминик начал двигаться, медленно, создавая едва ощутимое трение, но эти движения были настолько проникнуты желанием, что барьеры одежды стали просто невыносимы.

Рука ласкала ее грудь, очерчивая ее форму, затем, отодвинув блузку, оказалась под кружевным бюстгальтером, ощупывая чувствительный сосок.

Слабый стон Франчески был сейчас всем, что ему нужно, его губы стали тверже, все более властно овладевая ее ртом.

Никто до сих пор не целовал ее с такой страстью. Они уже не контролировали себя.

Время и пространство застыли, осталось лишь полное погружение друг в друга.

Внезапно прозвучавший рядом детский голос, высокий и пронзительный, заставил их вернуться к реальности.