– Повторяю вопрос, – с холодным спокойствием произнес он. – Вы знаете Ирину Рудневу?

– Рудневу не знаем! Не знаем… вот те крест! – судорожно пытался перекреститься Звон. – Не убива-ай! Грех тебе будет! Ирку Пастухову знаем, «Пастушка» ее кличка… это… ну, псевдоним ее в стриптизе… «Прекрасная пастушка»! Понимаешь, брат? Они, девки, себе прозвища придумывали… У Ирки фамилия – Пастухова. И в балете она… одежду такую надевала, наряд пастушки во… восемнадцатого века.

– Все, продал… – просипел из угла Загладин. – Сдал, сволочь.

– А ты не ругайся. Чего ругаться-то? – тарахтел Звон. – На тот свет захотел? Мне еще рано! Ты меня спросил? Посмотри на его рожу… он нам шею скрутит и пойдет себе, насвистывая. И не оглянется.

Смирнов отшвырнул тощего типа ногой и подошел к Загладину, вытащил из-за пояса короткую дубинку, сделал вид, что примеривается, куда половчее ударить.

– А-а-ааа-а! – завопил уже и бывший продюсер. – Не надо! Постой… погоди ты! Давай поговорим!

– Наговорился я с вами, ребята. Пришла пора вам с Богом разговаривать.

– Ну, требовал я у Ирки деньги, признаюсь! – закричал, закрывая голову руками, Загладин. – Пугал ее! Врал, что видеокассету, на которую мы ее «штучки» снимали, покажу ее мужу. Нет у меня никаких кассет, все во время обыска выгребли! Клянусь! Я врал! Понтовался! Она мне сначала деньги давала, а потом отказалась… наотрез. Нету, мол. Ну, я и отстал. Поорал на нее для острастки, чтобы не вздумала заявить, куда не следует, и все. Все! Мамой клянусь!

– Смотри, – поигрывая у него перед носом дубинкой, предупредил сыщик. – Еще раз в Москве появишься, пеняй на себя. А Ирину Рудневу будешь обходить за километр! Увидишь где-нибудь случайно, беги прочь. Запомнил, гнида? Она свое на тебя отработала.

– Мы ее вообще не знаем! – с готовностью пропищал Звон. – «Прекрасная пастушка» была, да сплыла. Ирина Пастухова? Понятия не имеем, кто такая! Никогда не видели, не слышали! Руднева? Тем более.

Загладин с отвращением сплюнул, отворачиваясь от дружка. Звон был и остался трусливой мразью. А Ирка-то, подлюка! Нашла себе заступничка. И ведь придется теперь совсем залечь на дно – такой дядя зря болтать не станет. Сказал – прибью, и прибьет.

Смирнов еще немного попугал «беглых преступников» и собрался восвояси.

– Эй, а деньги? – спохватился Звон.

– Что-о-о?

Хозяин дачи поник, стушевался. Понял, что гостя лучше не злить.

– Ирка не такая уж невинная овечка, – с досадой пробормотал Загладин. – Она меня отравить хотела. Подсыпала какой-то хрени в кофе… хорошо, что меня почти сразу вырвало. А то бы… поминай, как звали.

– Было такое дело! – услужливо подтвердил Звон. – После оргии! Олежка ее заставил обслужить всех по полной программе. Ну, она и взбеленилась. Подумаешь, цаца!

Сыщик прикоснулся дубинкой к подбородку Загладина.

– Я тебя предупредил. И тебя, шавка! – повернулся он к тощему. – Запомнили?

Он вышел из покосившегося домика и зашагал к спрятанной в зарослях орешника машине, чувствуя спиной взгляды «ребятишек», полные бессильной ненависти. Всеслав был доволен – хоть одно полезное дело он сделал: отвадил вымогателя от Ирины Рудневой.

Из дачного поселка Смирнов возвращался в Москву сквозь грозовой ливень. Небо прочерчивали белые молнии, стена дождя отвесно, с шумом падала вниз. Хорошо, что он успел выехать с грунтовки на асфальт. Неожиданно всплыли в памяти слова Загладина: «Она меня отравить хотела…» Если даже и так, Ирину можно понять.

В городе ливень припустил еще сильнее. На дорогах стояла вода, все терялось в дождевой мгле.

Сыщик решил по пути домой заехать к ветеринару, который лечил собаку Рудневых. Тот принял посетителя приветливо.

– А где ваш питомец?

– Я по другому поводу, – улыбнулся Всеслав. – Хочу приобрести щенка ротвейлера. Вы меня не проконсультируете?

– Отчего же нет? С удовольствием.

Ветеринар оказался маленьким пухлым мужчиной, чрезвычайно волосатым – повсюду, кроме головы. Черные волосы густо курчавились на груди, на руках и, вероятно, под халатом и брюками их было не меньше. Зато голову скромно окаймлял редкий венчик кудряшек.

– Понимаете, у моих приятелей, кого ни спрошу – собаки дохнут, как мухи, – приступил к делу Смирнов. – Не хочется заводить капризного, хилого пса, потому что мне совершенно некогда с ним возиться.

– Вообще-то ротвейлеры довольно выносливы и неприхотливы, по сравнению с некоторыми другими породами. Щенков необходимо вовремя прививать, правильно кормить, и тогда особых проблем не возникнет.

– Мой знакомый, господин Руднев, тоже так думал, – гнул свое сыщик. – И прививки делал, и кормил, как положено, а пес все равно издох!

– Руднев? – оживился ветеринар. – Это мой клиент… вернее, он приводил ко мне своего ротвейлера, Дика, кажется. У меня отличная память. Иногда Рудневы вызывали меня на дом. Да… печально, но их собака заразилась чумкой от дворняг, и мне не удалось ее спасти.

– А прививку от чумки Дику делали?

– Разумеется! Хотя привитые собаки тоже могут подхватить заразу, они легче переносят болезнь и чаще всего выздоравливают. А вот Дик… Минуточку!

Ветеринар встал, подошел к своему шкафу, порылся на полке, достал какой-то толстый журнал и принялся его листать.

– Да, правильно, Дику делали прививку, – сказал он, найдя соответствующую запись. – Видимо, неудачно. Такое бывает.

– Рудневы вас вызывали, когда пес заболел? – не отставал Смирнов.

– Конечно.

Ветеринар сел и подозрительно уставился на посетителя. Что за неуемное любопытство?

– Какие были симптомы? – допытывался сыщик.

– Похоже на чумку…

– А на отравление?

Ветеринар задумался, между его черными кустистыми бровями образовалась вертикальная складка.

– Ну… на определенном этапе… признаки отравления и заболевания чумкой бывают весьма схожи… Я не могу утверждать с полной уверенностью. Надо делать анализы, лабораторные исследования. Но Рудневы меня об этом не просили. А почему вас интересует именно Дик?

– Это собака моих знакомых, – выкрутился Всеслав. – Я не люблю рассуждать абстрактно. Конкретный случай куда нагляднее. Выходит, ротвейлера легко отравить? Он что, хватает на улице всякую гадость?

– Как приучите. Кстати, с чего вы взяли, будто Дика отравили? Я такого не говорил.

Смирнов еще четверть часа задавал ветеринару разные вопросы о ротвейлерах, делая вид, что пришел сюда за этим, а не из-за Дика. За окнами шумел дождь.

Когда Смирнов вышел, уже стемнело. Ливень стихал, гроза уходила на запад. Горели фонари, их голубоватый свет делал городской пейзаж похожим на старинную гравюру.

Сыщик ехал домой с мыслями о Еве. Она звонила и обещала рассказать ему что-то интересное. После Крыма Ева изменилась… слегка загорела, похудела, стала молчаливее. Она постоянно менялась: то в одном, то в другом. Всеслав не успевал привыкнуть.

За ужином он поделился с ней результатами встречи с Загладиным и его дружком.

– Ты уверен, что Рудневых запугивают не они? – спросила Ева.

– Почти. Им не до тонкостей типа «жучков» и паучков. Опустившиеся, жалкие подонки, которые скоро начнут собирать бутылки по помойкам. Как я и думал, Загладин блефовал, говоря о видеокассете. Во-первых, он «влетел» на крупную сумму, за ним гоняются кредиторы; во-вторых, малолетка, из-за которой поднялся сыр-бор, оказалась сестричкой борзого криминального авторитета. Так что на Олега охотится и «братва», и милиция. Дачу с квартирой у него отобрали за долги, а перед тем все там перевернули – что оперативники во время обыска не изъяли, растащили бандиты. Вот такая картина вырисовывается. Загладин еле ноги унес, ему не до кассет было. Страх и безнадегу пытается утопить в наркотическом и алкогольном опьянении.

– Жуть какая, – передернула плечами Ева. – Что ты намереваешься предпринять?

Смирнов развел руками. Он пока не знал.

– Понаблюдаю за домом, где живут Рудневы… может, зацепка и появится.

Ева протянула ему газету с заметкой «Нелепая смерть».