Все это было необычно и грязно, и деловито, и показалось Верити чудесным, но, возможно, только благодаря ее проводнику. Когда они бродили по двору, несколько рабочих – Заки Маддл, Нат Спраггинс, Эзра Нун – сняли перед Верити свои шляпы со свечками, потому что она познакомилась с ними в Сент-Перране. Большинство рабочих, едва увидев Джеймса, ушли с дорожки, чтобы не столкнуться с ним.

И все же один мужчина выбил Верити из колеи. Она заметила маленького, покрытого глубоко въевшейся грязью человека. Он прятался за отдельно стоящим зданием и внимательно следил за Джеймсом. Джеймс либо не обращал на него внимания, либо не замечал его, но когда он отошел поговорить со своими помощниками, маленький человечек оказался около Верити. Его глаза на черном лице были похожи на маленькие белые камешки. Он поднял палец и стал грозить Верити.

– Вам опасно здесь быть, миссис, – сказал он заговорщическим шепотом. – Везде опасно рядом с этим человеком, лордом Хартлессом. – Когда он произносил это имя, рот его скривился. – В том доме вас ждет только огонь и смерть. Огонь и смерть.

– Уйди от нее, Клегг, – сказал другой мужчина. – Иди занимайся своей смолой и не беспокой людей. Иди, иди!

Маленький человечек по-прежнему держал палец поднятым. Он еще раз погрозил Верити, потом отвернулся и исчез за одним из сараев вместе с безымянным шахтером, который его отругал.

Верити напугали слова маленького человечка. Она вздрогнула, увидев, что Джеймс опять рядом с ней. Интересно, как долго он был здесь, много ли слышал?

Джеймс знал, что его люди относятся к нему с недоверием, даже со страхом. Тем не менее, когда он встретил группу женщин в Сент-Перране, которые, заметив его, бросились врассыпную, или когда шел по службам своей шахты, где мужчины сделали то же самое, он не приложил ни малейшего усилия, чтобы изменить их отношение к себе. Лицо его всегда было хмурым, а во взгляде сверкала сталь, как будто он бросал всем вызов, подтверждая свое злодейство.

Капитан Полдреннан сказал, что Джеймс предпочитает, чтобы его считали убийцей, а не трусом. Похоже, это было что-то такое, что понять может только мужчина. Верити не была мужчиной, а потому и не понимала. Она полагала, что он позволил все хорошее в нем затенить чувством вины и стыдом.

Это была рана, которую Верити отчаянно хотелось вылечить.

Верити полезла в мешок за новой порцией соломы и продолжала мульчировать, рассчитывая закончить до дождя. Когда она почувствовала первые капли у себя на лице, мешок был пуст. Верити окинула взглядом свою работу, повернулась и заспешила в сторону буфетной. Она замедлила шаги, услышав крики со стороны кабинета управляющего.

– Придержите свой поганый язык! – Знакомый голос Джеймса заставил ее остановиться. Он, должно быть, ругался с этим отвратительным мистером Баргванатом. Громкий язвительный смех управляющего заставил ее вздрогнуть: Верити вспомнила, что он точно так же смеялся над ней.

– Я просто подумал, что ее теперь используют, так как никто больше не слышит ее криков по ночам. Наверное, учится скакать верхом по ухабистым дорогам?

Верити замерла. Боже правый, они говорили о ней! Она и в самом деле в первую неделю в Пендургане просыпалась от собственных криков. Кошмары мучили ее до тех пор, пока она не избавилась от своего ужаса перед кожаным ошейником и грохотом котелков. Но мистер Баргванат имел в виду не это.

Верити услышала звуки потасовки, но не знала, что происходит.

– Не смейте говорить о ней подобным образом, вы меня поняли? – говорил медленно, подчеркивая каждое слово звуком, как будто он что-то толкал. Или кого-то. Вслед за его словами послышалось свистящее дыхание и раздался грохот, как будто перевернули что-то из мебели. Похоже, там была драка, и, судя по звукам, затеял ее Джеймс. Защищая Верити. О Господи, нет!

После неприятно долгой паузы она услышала:

– Собирайте свои вещи, Баргванат. Вы мне надоели.

– Вы не можете меня уволить! Вы никого не найдете на мое место и знаете об этом.

– Я не нуждаюсь ни в вас, ни в ком-либо другом, кто отказывается проявлять должное уважение по отношению к миссис Озборн.

Верити вздрогнула, услышав свое имя, но продолжала стоять тихо, словно статуя. Дождь разошелся вовсю и теперь капал на поля ее капора, затекал сзади за воротник.

– Должное? А чего заслуживает купленная и оплаченная смазливая шлюшка, как она?

Опять раздался грохот, за ним звук падающего тела.

– Вон! Вон немедленно! И если я услышу, что твоя нога ступила на землю Пендургана, клянусь, я убью тебя. Вон отсюда!

Джеймс прокричал эти слова с такой силой, что Верити наконец сдвинулась с места. Она подобрала свои мокрые юбки и вбежала в буфетную.

Она прислонилась к старой каменной стене, чтобы перевести дыхание. Некоторое время спустя она сняла и стряхнула промокший капор. Потом провела рукой по лицу, вытирая с него влагу. Это была не только дождевая вода.

Верити не знала, что ее напугало больше: грубые оскорбления мистера Баргваната или вызванные ими неистовые действия Джеймса. В уголке своего сердца Верити ощутила радость, потому что он защищал ее. Но так яростно! Последнюю неделю, и даже немного дольше, она рисовала себе его как доброго и терпимого человека. Верити забыла или хотела забыть, что в характере Джеймса была и темная сторона. Она отбросила мысли о его грубом обхождении той ночью в библиотеке, о резком, почти жестоком тоне, которым он говорил с Агнес, когда та слишком далеко заходила, обвиняя его в непонятных пожарах, вспыхнувших в округе.

Но он защищал Верити. Никогда раньше никто не делал ради нее ничего подобного. Значит, он испытывает к ней какие-то чувства, хотя бы просто дружеские. Крохотная радость в сердце начала расти. Верити всегда было тревожно, что Джеймс может неожиданно взорваться. Но она не могла поверить, что в момент помрачения сознания, или бог знает что такое с ним случалось, он может причинить ей вред, что Джеймс действительно сумасшедший. И тем не менее, зная все это, она все-таки позволила себе невероятное. Она в него влюбилась.

От взрыва под ним задрожала земля. Вокруг бушует пламя, поджигая кусты, полы и рукава мундиров его людей. Пронзительные крики боли и ужаса раздирают воздух, а Джеймс беспомощно смотрит, как горят несколько человек из его роты. В воздухе висит запах паленого мяса, настолько густой, что почти невозможно дышать.

Его люди умирают, а он не может сдвинуться с места. Он не может шевельнуться.

Вдруг впереди показалось какое-то строение. Сарай. Гумно. Его гумно в Пендургане. Двое из горящих мужчин скрываются в сарае. Нет, не мужчины. Мальчики. Маленькие мальчики. Два охваченных пламенем крохотных тельца вбегают в сарай, который тоже уже горит.

Ровена в ужасе смотрит на него. Она хочет, чтобы он бежал за мальчиками, но он не может сдвинуться с места. Он не может пошевельнуться.

– Трус! – кричит она и устремляется в горящий сарай. Когда она туда вбегает, ее юбки загораются.

Еще кто-то бежит в сторону гумна. Едва различимая фигура. Женщина. Это Верити. Боже милостивый, это Верити! Он должен остановить ее, иначе и она погибнет. Он должен остановить ее, но он не может сдвинуться с места. Он снова и снова выкрикивает ее имя, а она идет к нему, вытянув перед собой руки, но, кажется, никогда не дойдет.

– Я здесь, – сказала она, двигаясь и в то же время не двигаясь. – Все хорошо. Все хорошо.

Кто-то тряс его за плечи. Кто-то освобождал его.

– Я здесь. – Это голос Верити. Джеймс хочет подойти к ней, предостеречь ее, но, к его отчаянию, она все время недосягаема.

– Верити!

– Я здесь! – Кто-то продолжает трясти его за плечи. – Я здесь, Джеймс. – Трясет и трясет. – Джеймс! – Трясет сильнее и сильнее. – Джеймс, очнись! Очнись!

Голова у него закружилась, и он обмяк.

Верити стояла на коленях рядом с его обвисшим телом, положив руку ему на затылок и нежно поглаживая его густые черные волосы.