Он вздрагивает и хмурит брови.

— Но это больше не имеет значения, верно? Ты получил то, что хотел, а мне остается страдать… как всегда.

— Я не хотел, чтобы это случилось. Не этого я хотел для тебя… или для Эмили.

— Мы можем помочь тебе вернуть ее, — вмешивается Моника.

Я и забыл, что она здесь. Я поворачиваюсь к ней. Ее решительно, и немного испуганно, надутые губы почти смехотворны. Она милая. Глупая, но милая.

— Чем ты можешь помочь мне? Ты всего лишь ребенок.

Она расправляет плечи.

— Мне девятнадцать… скоро исполнится двадцать.

Я закатываю глаза. Она недостаточно взрослая, чтобы купить пиво, но хочет помочь мне вести войну? Это не гребаный Xbox.

— О, это все меняет. — Я прищуриваюсь. — Почему бы тебе не пойти и не раскрасить книжку-раскраску, а это оставить взрослым.

Она хмурит свои тонкие брови и открывает рот.

— Ник, — вмешивается Джоэл. — Не сейчас.

Моника сжимает губы и отворачивается от нас. Джоэл пользуется возможностью, что я отвлекаюсь, препираясь с его девушкой, и выхватывает автомат из моих рук. Он направляет оружие на меня, его палец застывает на спусковом крючке.

— Ты собираешься подстрелить меня?

— Если это остановит тебя от самоубийства.

Я облизываю губы, перемещая вес тела на правую ногу.

— Джоэл, не делай этого. Я не могу уехать отсюда без нее.

— Тэд умирает. Ему нужен доктор. Сначала мы должны разобраться с этим, а потом перегруппироваться.

Я качаю головой, почти умоляя. Знал, что это произойдет. В глубине души я уже все знал. Старик у бара буквально предупредил меня, но я не послушал.

Мы были так обеспокоены тем, что я не вернусь, и даже не рассматривали возможность того, что именно Эмили не будет тут, когда я вернусь.

Я должен хоть что-то сделать.

Не могу оставить ее там.

— Мы перегруппируемся, — говорит Джоэл низким неубедительным тоном. — Я обещаю.

Я опускаю голову, подбородком почти касаясь груди.

Я так старался… как я мог подвести ее?

Китти-Кэт

Эмили

Шершавые пальцы касаются моего лица и скользят по шее, а после стучат по моей груди. Я вздыхаю, прижимаясь к прикосновению. Почему я так ужасно себя чувствую? Почему такое чувство, будто мой мозг распух? Приоткрыв глаза, я вижу пелену тумана, затмевающую мой взор, поэтому закрываю их снова.

— Кто ударил ее?

Этот австралийский акцент. Я невольно вздрагиваю от странно знакомого голоса.

Бам!

Я подпрыгиваю, когда раздается выстрел, и какая-то жидкость брызжет на мои босые ноги. Я моргаю, поскольку реальность начинает возвращаться. Я трясу запястьями и слышу, как скрежещет металл. Они висят у меня над головой. Со стоном я поднимаю голову и моргаю еще раз. Яркий прожектор надо мной обжигает глаза, поэтому я крепко зажмуриваюсь.

Чужие пальцы вновь ласкают меня, переходя от нетерпеливых постукиваний и толчков к поглаживаниям с предельной нежностью. Любопытно. Я моргаю несколько раз, убирая с глаз пелену, которая мешает моему взору. Сначала я вижу его руку... татуированные кости и неразборчивые буквы. Мое сердце становится твердым, словно камень.

Камень. Джай?

Быстро поднимаю голову и бросаюсь вперед, только чтобы быть пойманной цепями. Нет.

Нет, Боже. Пожалуйста. Нет.

Я трясу головой, прогоняя остатки сна. Татуированный рот и зубы изгибаются в дьявольской ухмылке.

— Проснись и пой.

Я качаю головой, ощущая, как на меня накатывает печаль, и бесстыдно всхлипываю. Слезы капают из моих глаз и падают на голые бедра, оставляя чистые круги на грязном. А почему я голая?

Череп проводит своей большой, гладкой рукой от брови до моей щеки, и я тут же закрываю глаза. Но он хватает меня за подбородок и тянет мое лицо вперед. Удерживает меня так несколько дней — может быть, несколько месяцев. По крайней мере, так мне кажется. Когда я открываю глаза, меня охватывает озноб, а страх парализует.

Татуировка черепа. Она такая же ужасающая, как я помню — теперь даже ужаснее после того, что я сделала ему.

Я — покойница.

Череп усмехается, его улыбка растягивается до самых глаз.

— Ты же не думала, что сможешь убегать от меня вечно, правда, Китти-Кэт?